- Довольно! крикнул Павел Андреевич, потирая темя.
- С одним глазом трудно, не вижу ничего! Нет ли у вас веревки, спускайте по ней!
Веревки не нашлось, но Михаил Степанович снял с себя пояс и, привязав к нему еще другой ремень, принялся переправлять добычу в руки жадно подхватившего ее палеонтолога.
Приблизительно через четверть часа беспечно отдыхавший Свирид Онуфриевич решил наконец узнать, куда запропали его спутники. Он появился из-за скалы и нашел Павла Андреевича сидящим на земле у груды черепов. Палеонтолог прикладывал к ним то какую-то ленту, то блестящий инструмент и тщательно отмечал потом результаты измерений в записной книжке.
- Вот так фрукты!.. - произнес охотник, остановившись и расставив ноги; в зубах у него торчала трубка, руки были глубоко засунуты в карманы. - Где это вы столько их раздобыли?
Павел Андреевич, не отрываясь от поглотившего его занятия, кивнул головой на скалу. Свирид Онуфриевич поднял глаза и увидал пещеру.
- О-го! - протянул он. - Чисто леток в улье. Обалделые-то туда забрались?
- Гей, господа ученые! - не дождавшись ответа, во все горло крикнул охотник. - Обедать пора! - и, поднеся кулак ко рту, он весьма похоже трижды протрубил охотничий сигнал для сбора собак.
Через каких-нибудь полчаса вся компания шумно и весело шагала по песчаному берегу реки, направляясь к плоту. Оживленным разговорам не было конца. Иван Яковлевич совсем забыл под влиянием находки о недоразумении со Свиридом Онуфриевичем и шутил и смеялся с ним. Тяжело приходилось только Павлу Андреевичу: он забрал с собой целую связку черепов и, увязая в песке, тащился позади всех.
VI
- Господа, слышите? вдруг произнес Иван Яковлевич.
Все остановились, глядя на растрескавшийся бурый утес, закрывавшей излучину реки, где находился плот.
- Как будто Антон кричит! - вслушавшись, сказал Михаил Степанович.
- Он! - подтвердил Иван Яковлевич, явственно различив голос старого лакея. - Отчаянно кричит! Не напали ли на него'?
Компания пустилась бегом, сопровождаемая, как щелканьем кастаньет, стуком черепов на плече Павла Андреевича.
За выступом берега глазам представилась странная картина: Антон с двумя огромными рыбами в широко разведенных руках стоял на берегу, как бы загораживая проход к плоту трем одетым в темные картузы и синие рубахи людям. Неизвестные имели весьма мирный вид и что-то говорили Антону, указывая на рыб.
Навстречу ученым с кручи берега на помощь Антону бежал по тропке Василий и вожатый-татарин. Позади них не спеша переваливался огромный детина в смушковой серой шапке, белых широчайших малороссийских шароварах и рубахе, подпоясанной красным кушаком, - человек Свирида Онуфриевича. Шествие замыкали, согнувшиеся в дугу под тяжестью торб и корзин, двое местных жителей.
- Что случилось? - запыхавшись, спросил Михаил Степанович, первый подбегая к Антону.
- Каторжные-с!.. Грабители!.. - прерывающимся голосом ответил Антон. - Ограбить хотели!..
Проводник-татарин заговорил с неизвестными, и те быстро стали отвечать ему на том же гортанном языке.
- Скрутить их надо да в волость предоставить! - возбужденно продолжал Антон. - Стал я тут по берегу ходить, вижу: на ем норы, а там рыбины набились… вот-с… Он указал на бывших в руках у него. - Да чудеса-то какие еще: мерзлые! только я вынул две штуки, несу сюда, эти откуда ни возьмись - за мной да за рыб хватают! Рожи-то какие!! Беглые-с…
- Ай нет! - улыбаясь, перебил проводник. - Никакой не рожа: совсем добрый человек, рыбаки. Они рыба ловил, они рыба клал, а твой рыба взял. Они говорил: зачем брал?
Дружный смех раздался вокруг недоумело озиравшегося Антона.
- Как это клал? В землю-то?
Татарин закивал головой.
- А, да, да! Сейчас поймал, - куда девал? Домой нести - жарко; наш в ямы кладет, в яме лед.
- Что он городит? - вмешался Свирид Онуфриевич.
- Какие ямы и какой к бесу теперь лед может быть в них?
- Есть такие! - подтвердил Михаил Степанович.
- Где же ямы, покажите-ка!..
Татары, с просиявшими лицами, а за ними и остальные направились вверх по реке. Только Антон остался на месте и, не выпуская из рук рыб, глядел вслед ушедшим.
Берег в той стороне был завален осыпью каких-то горных пород.
Рыбаки остановились и приподняли плоский камень: под ним между кусками скал оказалась небольшая пустота, наполненная рыбой. На путешественников дохнуло холодом; к общему удивлению, не только боковые поверхности камней, образовывавших пещерку, но и низ закрывавшего ее камня оказались обросшими ледяными сосульками. По берегу шел целый ряд таких же пустот.
Татары что-то говорили, улыбались и кивали головами, видимо, радуясь, что их поняли и довольные впечатлением, произведенным их природными погребами на приезжих.
- Удивительно! - воскликнул наконец Иван Яковлевич, с любопытством рассматривавший пустоты. - Но какая же причина такой низкой температуры в этих норах?
Ответа ему не было; тот, кто мог бы ответить - Павел Андреевич - увлекся разглядываньем каких-то камней и, забыв о пустотах со льдом, остался далеко позади компании.
Все вернулись к плоту. Михаил Степанович щедро уплатил за рыб, оставшихся во владении Антона, и татары удалились с низкими поклонами.
На берегу запылал костер. Проголодавшиеся путешественники уселись отдыхать на песке и поглядывали на котел, в котором уже начинала закипать ароматная уха.
Безоблачное небо, между тем, понемногу хмурилось; Енисей почернел и притих, как бы притаился и напряженно выжидал чего-то; ласковые всплески о берег умолкли.
- А ведь быть дождю… - заметил Свирид Онуфриевич.
Проводник давно уже озабоченно посматривал на восток, откуда, словно черное крыло огромной зловещей птицы, выставилась черно-синяя туча.
- Буря идет, - сказал татарин. - Ай, большой волна будет.
Словно капли расплавленного серебра мелькнули в воздухе и тяжело врезались в песок.
Ученые повскакали с мест.
- Дождь! - воскликнул Михаил Степанович. - Господа, на плот скорее!
Не успел он договорить, как хлынул ливень, прямые полосы дождя с силой захлестали кругом; поверхность реки вспенилась и засинела. Медлить нельзя было ни секунды. Михаил Степанович первый бросился в воду и, то проваливаясь по колени, то попадая на более мелкие места, добрался до плота и вбежал под спасительный навес шалаша. Разбрасывая воду как слон, пустился бежать Павел Андреевич; впереди его прыгал Свирид Онуфриевич. Старый ученый, приготовившийся бежать за другими в воду, вдруг почувствовал, что чьи-то руки обхватили его сзади поперек тела и подняли на воз- дух.
- Что, что такое? - забормотал он, силясь вырваться и болтая руками и ногами.
- Нельзя-с… Ножки промочите! - произнес Антон, не выпуская барина, и, шатаясь под тяжестью ноши, добрел с ним, как с ребенком, по колени в воде.
- Эх, уха-то наша пропала, - с сожалением заметил Василий, влетев с татарином в задний шалаш и похлопывая себя по прилипшей к плечам рубахе. - И дождь же Господь послал!
Татарин схватил широкий отрезок доски, намереваясь закрыть им котел, и бросился обратно.
- Легче! - произнес снаружи ленивый голос человека Свирида Онуфриевича. - С виселицы сорвался, что ли?
У входа появилась фигура промокшего до нитки хохла; в руках у него находился котел с ухой. Дальше виделся Антон, походивший больше на вешалку, на которой повесили платье с утопленника.
- Ай да обжора наш! - воскликнул, всплеснув руками, Василий. - Молодчина! Да ведь горячий он, руки сжег небось?
- А камни на що? - невозмутимо сказал хохол, поставив котел на стол и разжимая обе ладони: в них оказались два порядочных камня, которыми сметливый Филипп сжал стенки котла. - Голова! - добавил он затем, хлопнув с самодовольным видом себя по лбу.
Василий принялся за приготовления к обеду для господ. Антон, ворча что-то, отыскал платье Ивана Яковлевича и понес его в господский шалаш. Филипп, не заботясь о барине, вытащил из кармана огромную деревянную ложку и, постукивая ею по столу, с оживившимися глазами, нетерпеливо ждал минуты, когда можно будет приняться за истребление остатков ухи и рыбы.
В переднем шалаше смеялись и разговаривали. Больше всех от дождя пострадал Иван Яковлевич, слишком медленно совершивший переход к плоту. Вода с него лила ручьями.
- Но зато я с сухими ногами, господа! - улыбаясь, воскликнул он. - Удивительный мудрец у меня Антон! И воображает, что дело сделал!
Все принялись переодеваться и, разрумяненные, оживленные, как после хорошего душа, уселись за стол.
Обед не замедлил появиться. Василий и Антон спустили циновку, закрывавшую вход, и зажгли лампу. Стало темно и даже уютно.
Путешественники с аппетитом набросились на уху.
- Дождь-то, кажется, перестал, - сказал Свирид Онуф-риевич, заметив, что частая дробь, выбивавшаяся без умолку на крыше шалаша, вдруг прекратилась.
Василий выглянул наружу.
- Темень! - заявил он. - Гроза во всей форме будет!
Как бы подтверждая слова его, издалека донесся глухой гул. Через несколько секунд он повторился ближе и явственней; грянул первый, тяжкий удар грома. В узком отверстии между циновкой и стенками шалаша блеснул ярко-синий свет молнии. Плот слегка покачнулся.
- Енисей пробудился, - сказал Михаил Степанович.
- Не снесло бы нас? - с некоторой тревогой заметил палеонтолог. - Шутки плохие выйдут…
Василий побежал звать татарина и Филиппа, чтоб надежнее укрепить плот причалами. Обед кончился под зловещее высвистывание ветра и раскаты грома.
- Дай-ка, милый человек, сюда вон ту связочку из угла! - сказал Павел Андреевич Антону, убиравшему тарелки.