- И даже не знали, сумеем ли доехать, - жизнерадостно сообщила она. - Папа с друзьями смастерили этот грузовик. Поставили отличные шины и специальную подвеску, а мотор работает почти на чем угодно. Но мостам нынче доверять нельзя. И даже если встретишь людей, нет гарантии, что добудешь у них горючего.
- Люди вам просто так давали спирт? - скептически вопросил Феррис.
- Мы его меняли на что-нибудь, - пояснила она. - Обменивали на новости и вещи из других мест. Когда мы выехали, у нас на крыше были фрукты и запас вяленой рыбы, а все кладовочки в трейлере полны какими-нибудь маленькими сокровищами.
И еще они крали горючее. Я не видел в них воров, но невозможно проехать такой путь и не взять то, с чем расставаться не желают.
Отец Мэй стоял возле бабули. Ему пришлось податься вперед, чтобы выглянуть из-за нее и спросить меня:
- Вы не будете возражать? Нам с мамой хотелось бы взглянуть на наш старый дом.
Пересечь половину континента, чтобы осмотреть одно здание. Это могло бы стать самой невероятной историей из всех мной услышанных. Тем не менее мэр не стал возражать:
- Это мой дом, и я приглашаю вас стать моими гостями.
Но бабуля оказалась не в настроении. Выдернув руку, когда сын потянул за нее, она бросила:
- Не хочу быть здесь. Хочу прилечь.
Сын, похоже, не принадлежал к людям терпеливым.
- Мама, - с недовольством произнес он, - прошу тебя, не начинай.
Но женщина снова начала падать, словно вплавляясь в красные кирпичи под ногами. К ней подскочила Мэй:
- В том доме есть хорошая кровать, бабушка.
- Что?
- Прекрасное место, где можно поспать. И там тепло.
Наверное, женщина передумала. Но вероятнее - уже забыла, что собиралась упасть.
- Пойдем, бабушка. Покажи, в какой комнате ты жила.
Вот так мы и направились к дому. Мэй держалась возле медленно вышагивающей бабушки, а я семенил мелкими шажками, чтобы оставаться рядом с ней. Нынешний мэр - уже седой сын второго мэра, старого союзника моей матери. Обычно он не может взглянуть на меня без презрения. Но в исключительных случаях ухитряется даже улыбаться мне, демонстрируя миру дружелюбие.
- У нас самый большой спиртзавод на двести миль вокруг, - похвалялся он. - И вы, конечно, можете взять столько горючего, сколько сможете увезти.
Мэй посмотрела на меня и сказала:
- Спасибо.
Можно подумать, это я проявил такую любезность. Я улыбнулся в ответ и словно воспарил. Когда в последний раз молодая женщина одаряла меня подобным незаслуженным вниманием? Конечно, это была Лола, и меня начало терзать легкое чувство вины.
- Разумеется, если не захотите остаться здесь, в Спасении, - продолжил мэр. - Мы всегда рады хорошим соседям.
Кажется, девушка была готова услышать такое предложение. Вряд ли оно ее взволновало, и у меня возникло ощущение, что она охотнее поговорила бы на сотню других тем. Мэй кивнула. Сделала вид, будто обдумывает предложение. Затем вежливо, но отработанным тоном ответила:
- Мы можем задержаться, только ненадолго.
- Мы едем на север, - добавил ее братец. - И хотим попасть туда до весны.
Любопытство сменило направление. Люди постарше стали называть вероятные места.
- Еще дальше на север, - не согласился Уинстон. Потом, уловив что-то во взгляде отца, добавил: - Кому какое дело, куда мы едем? Эти люди так и останутся здесь.
Мэй нежно подергала бабушку за руку.
- А куда вы едете? - тихо спросил я.
Отвечать ей не хотелось. Но молчание лишь усугубляло ситуацию. Не очень тихо и не совсем мне она ответила:
- В Канаду.
- Там нет никого, кроме лосей, - предупредил я.
Достигнув практически стопроцентной вакцинации, Канада обезлюдела. Немногие уцелевшие были слишком рассеяны, чтобы выжить и уж тем более создать общины. Во всяком случае, так утверждалось.
Но мое беспокойство на нее не повлияло. У меня в голове уже вертелось несколько вопросов. И тут она искусно сменила тему:
- Где твой дом, Ной?
Мэр неодобрительно хмыкнул.
Я ткнул пальцем в горизонт:
- Там, но отсюда его не увидеть.
- Ты отшельник?
Я ощутил неловкость. Мне хотелось скрыть свою жизнь, но сделать этого я не мог. И я признался:
- Я живу там с женой.
Я ожидал, что от признания мне полегчает, но не дождался. Мэр подслушал наш разговор:
- Мы видим Ноя от силы четыре раза в год.
Мэй посмотрела на меня, держа руку бабушки обеими своими. Это странное на вид шествие приблизилось к самому большому и величественному зданию в городе. Оно напоминало башню с окнами, выходящими на юг, со старыми черными солнечными панелями и пятью ветрогенераторами на крыше. Четыре из них вращались, и минимум одному из них требовались или новые подшипники, или свежая смазка, потому что он испускал раздражающий скрежещущий звук, который заставлял меня нервничать еще больше.
Но я все же остался рядом с девушкой.
- Мне вот что любопытно, - сказала она мэру. - Мы спрашивали разных людей о вас. В смысле - о вашем городе. Нам говорили, что вы христиане и что вы процветаете.
Услышав похвалу, мэр зарделся.
Не знаю, что я услышал в ее голосе. По-моему, больше подозрения, чем одобрения.
- Все наши жители - истинно верующие, - пояснил мэр. Как будто быть христианами - это недостаточно хорошо. - Наши отцы и деды знали, что Господь нас спасет. Поэтому мы и пережили "трясучку".
Всегда презирал этот неадекватный термин.
- "Трясучку"…
Мэй посмотрела на мэра, затем на меня. Уверен, она хотела спросить о моих религиозных взглядах, и я даже был готов сказать ей все, что она захотела бы услышать. Но я решил, что лучшей тактикой будет сменить тему.
- Но почему Канада? - спросил я.
Она не ответила. Ее рука скользнула за спину, достала из заднего кармана небольшую, но пухлую записную книжку, потом сунула ее обратно. Из кармана рядом с книжкой торчали две старинные авторучки.
- Мы почти пришли, бабушка. Видишь переднюю дверь?
В жизни никогда так медленно не ходил.
Мой вопрос услышал Уинстон. Протолкавшись ближе ко мне, он сказал:
- Во Флориде сейчас сущий кошмар.
Мне не хотелось разговаривать с этим существом.
- Из-за африканцев, - добавил он. - Они сейчас приплывают на кораблях. Сотнями и тысячами.
- Уинстон! - с упреком воскликнула Мэй.
- Что? - прорычал он в ответ.
- Мы не из-за этого уехали.
- Но все равно это веская причина, - возразил он и продолжил: - В Африке миллионы людей. Климат у них становится все жарче и суше. Кое-кто направился было в Европу, но там опустевшие города заняли турки и русские. Новых иммигрантов там отстреливают. Поэтому беженцы платят алмазами или золотом, чтобы попасть на корабли, все еще способные пересечь Атлантику. Сотни мужчин, женщин и детей набиваются в них как селедки в бочку, и они ни хрена не знают об Америке, кроме того, что она была богатой.
Он явно рассказывал это неоднократно, но все еще эмоционально. И гневно продолжил:
- Мы хорошо жили во Флориде. Но потом грузовые корабли начали сбрасывать живой груз на наши берега. Эти люди ожидали найти у нас дома, где можно сразу поселиться. Хотели машин и продуктовых магазинов. А им солгали, и они из-за этого злились. Но не успевали они пожаловаться, как корабль разворачивался и отправлялся за новым грузом идиотов.
Услышав пронзительный голос Уинстона, мэр, похоже, начал сомневаться в своих гостях. Но обещание есть обещание. Он слабо улыбнулся и повернул ручку на двери своего дома, приглашая гостей в большое пространство, наполненное теплым воздухом и маленькими детьми.
- Отряд, у нас гости! - сообщил он.
Войдя в залитую солнцем гостиную, отец Мэй проговорил:
- Так-так, я помню эту комнату.
Может быть, причина в моем возрасте или в моей нынешней жизни. Какой бы она ни была, я разозлился меньше, чем ожидал. Когда я последний раз был под этой крышей, мои соседи пришли на собрание и мать проголосовала вместе со всей толпой за изгнание Лолы и ее семьи.
- Помнишь эту комнату, бабушка?
Мэй, как милый ангел, легко подвела старушку к высоким окнам, смотрящим на юг. Из них открывается вид на коричневые утесы и светлое зимнее небо. Я иду вместе с ними. Мэй отпускает руку бабушки, достает записную книжку и ручку и что-то быстро записывает. Потом снова терпеливо спрашивает:
- Ты помнишь что-нибудь из этого, бабушка?
Верхние окна оригинальные, но брошенные мячи и чья-то беспечная неуклюжесть погубили все нижние стекла. Вставленные на замену стекла уже не столь качественные, и сквозь щели просачивается холодный воздух. Может быть, этот сквознячок бабуля сейчас и ощущает. Ее рука поднимается, кончики пальцев скользят по стеклу, и она как бы наклоняется навстречу солнечному свету, готовясь снова упасть. Но не падает. Ей удается выпрямиться. Большие близорукие глаза смотрят на утесы.
- Что случилось с теми деревьями, дорогая?
- Какими деревьями, бабушка?
- На том холме. Они погибли?
- Нет, бабушка. - Девушка наклоняется ближе и поясняет ровным учительским тоном: - Сейчас зима, бабушка. Деревья спят.
- Зима? - изумленно переспрашивает старушка.
- Не похоже на Флориду, верно? - спрашивает Мэй.
И тут бабуля хихикает - другим словом этот жизнерадостный девичий смех не назовешь. Она хихикает и поворачивается к внучке со словами:
- Подумать только! Зима? В самом деле?
- В самом деле.
- Значит, у нас получилось? - восторженно спрашивает бабуля. - Зима пришла. Мы спасли мир!