У крыльца Ринальдо остановился, не решаясь встать на ступеньку. Когда-то ступени скрипели, и Ринальдо любил их скрип, оттого что это приходила Айрис. Ринальдо сорвал лист - резной, узорчатый, пахучий. Размял в пальцах. На коже остались терпкие, комковатые пятна. Ринальдо улыбнулся. Вот Земля, подумал он и сел на ступеньку. Ступенька молчала. Конечно, подумал Ринальдо. Как деревья выросли... А вон там, на полянке, я оставил орнитоптер, теперь там цветы. Как они называются, интересно, удивительно красивые... Опять хотелось плакать. До чего здесь спокойно...
Потом он увидел девушку, скользившую, что-то мурлыча, сквозь кустарник. На ней не было ничего, кроме набедренной повязки из цветастого полотенца. Он узнал ее сразу, хоть до этого момента никогда не видел иначе как на стереофото, и немощно встал, хватаясь за резные колонны крыльца.
Она увидела его и остановилась, слегка смутившись; съёжилась, сложила руки на груди, неловко закрываясь.
- Здравствуй, Чари, - произнес он.
- Здравствуйте, а я вас не знаю, - ответила она. - Вы к маме?
- Разумеется, - ответил Ринальдо и улыбнулся своей половинчатой улыбкой. - И не стесняйся ты. Я уже старый.
Девушка порозовела и, презрительно фыркнув, встала по-гусарски свободно, отставив одну ногу и уперев кулак в слабенькое, мальчишечье еще бедро.
- Вот еще! - сказала она решительно. - Я только никак не ожидала, что здесь кто-то есть. А что вы в дом не идете? Мама там, я знаю.
- Сидел и смотрел. Я только что пришел, а здесь у вас замечательно. Вы вдвоем живете?
Она кивнула, и волосы влажным клином свесились на ее лоб - черные, смолянистые, непослушные. Она сердито отшвырнула их к затылку.
- Да... Дахр ведь теперь улетел. Ой, я так завидую ему, мне-то еще два года до очереди... Но он клянчил, а я никогда не умею... Тоже хотела попросить отца, но... - она безнадежно шевельнула рукой. - А вы кто?
Ринальдо подумал, кто же он.
- Да так, знаешь... старый знакомый. А что это за цветы?
- Где? - она обернулась. - А... Орхидеи... специальные, для этих широт. Мама сама выводила, вы разве не слышали? Об этом писали...
Ринальдо виновато развел руками.
- Не довелось как-то... Знаешь, за всем не уследишь. Ты не замерзла?
- Вот еще! - возмутилась она и надула губы. - Я зимой купаюсь! С Дахром вместе. Это брат мой, - вдруг спохватилась она, - он руководит Союзом молодежи.
- Это я слышал, - ответил Ринальдо. - Хотя меня трудно заподозрить в принадлежности к Союзу молодежи...
Она чуть сердито еще улыбнулась, на упругих щеках, опушенных, словно бутоны северных орхидей, заиграли ребячьи ямочки.
- Без Дахра здесь совсем стало скучно, - призналась она. - Тихо... Мама тоскует, вы знаете...
- Знаю. Как твоя мама любит и умеет тосковать, это я знаю... Она чуть удивленно качнула головой.
- Ну вот, знаете... Когда же хоть на Терру...
- Не торопи время. Чари.
- Да я не тороплю, просто... Ой, а сколько времени сейчас?
- Начало девятого.
- Ух ты, мама уж, наверно, и ужин без меня сьела... И третий корабль улетел, да? - жадно спросила она.
- Улетел, - тихо ответил Ринальдо.
В кармане его, рядом с первыми двумя, лежала третья шифровка из центра. Она жгла кожу груди, Ринальдо постоянно чувствовал ее, ни на миг не в силах забыть.
- Счастливые... - вздохнула Чари. Встрепенулась. - Вы с нами поужинаете?
- Разумеется... Если не стесню. Приплясывая, Чари двинулась к крыльцу.
- Этакий домина на двоих... Каждый гость на вес... я уж даже не знаю чего. Горючего для гиперсветовых кораблей, вот чего. Маме-то никто не нужен, а я... она так хочет, чтобы я всегда при ней была. Наверно, и есть без меня не стала. А вы со мной разделите трапезу, а? - важно сказала она. - Окажете честь бедной девушке, живущей в сладком для ее матери уединении... а? - Она просительно взглянула на Ринальдо сквозь длинную, вороньи блестящую челку, опять свесившуюся на глаза. Глаза, огромные, черные, яркие, как сливины, - отцовские глаза...
- Окажу, - сказал Ринальдо, а потом спохватился: - Почту за счастье.
Она легко, как рысь, вспрыгнула на крыльцо, минуя все четыре ступеньки, и чуть влажное плечо ее пронеслось мимо лица Ринальдо - круглое и коричневое, с выпирающими ключицами, блестящее от влаги. Ринальдо улыбнулся половиной рта и на миг прикрыл глаза. Плечи от матери.
- Ма-ам! - звонко крикнула Чари и ударом ноги распахнула дощатую дверь. Изнутри густо пахнуло дачей - сеном и стряпней. - Ма-ам! Тут к тебе! Ужинать пришли!
Ринальдо осторожно двинулся вслед за девушкой. Она залихватски раскачивала бедрами, стараясь казаться взрослее. Она отдыхала, она развлекалась.
- Не споткнитесь, тут доска из пола оттопырилась, - предупредила Чари, и тут же Ринальдо споткнулся и затопал как слон, стараясь сохранить равновесие. Чари небрежно поддержала его.
- Я же предупреждала! - укоризненно сказала она.
Рука ее была прохладной, тонкой, но крепкой и жилистой. Отцовская рука. Она открыла еще какую-то дверь - на этот раз на себя, изящно потянув мизинцем и безымянным, - и стало светло.
- Я уже изголодалась тут без тебя, - сказала Айрис, поднимая голову. И подняла. И перестала говорить, и провела ладонью по задрожавшим губам.
- Здравствуй, - сказал Ринальдо и поспешно подал ей руку - он очень боялся, что она захочет чмокнуть его в щеку. Раньше она со всеми здоровалась и прощалась так. Она секунду помедлила, а потом ответила на рукопожатие и произнесла:
- Здравствуй, Ринальдо... - глотнула. - Ты давно здесь не был. Садись.
- Давно. Всё, знаешь ли, недосуг...
- Вас можно поздравить? - спросила она. - Чари, девочка, закажи нам что-нибудь на свой вкус...
Она сильно изменилась, подумал Ринальдо, садясь. Нервы расслабились в глуши. Раньше она ни за что не обнаружила бы волнения... Да раньше она и не стала бы волноваться. Подумаешь...
- С чем поздравить? - спросил Ринальдо, жадно рассматривая ее лицо. Она настолько изменилась, что смутилась, отвела взгляд, оправила воротник, подняла его, чтобы не видны были плечи. Чари стояла сзади и наблюдала, не дыша.
- Ну как же, - произнесла Айрис. - Дело запущено. Третий корабль пошел.
- А, - сказал Ринальдо, - ты об этом... - На стене висело стереофото молодого Чанаргвана, времен Школы. Ослепительная улыбка, блестящий комбинезон в обтяжку, в руках - охапка полевых цветов, на заднем плане - небо с кучевыми облачками. - Да, мы не зря потрудились. Теперь можем позволить себе ежедневные старты, а в будущем - до трех-четырех стартов в день.
- Я поздравляю, - сказала Айрис. - Чан тебе здорово мешает?
- Нет, что ты... Я привык.
- Чари, я же просила сделать нам ужин.
- А... А что вы любите? - нерешительно спросила Чари из-за спины Ринальдо. Ринальдо всем корпусом повернулся к ней.
- Я всеядный.
- А больше-больше всего?
- Да как сказать... - он покосился на Айрис. Он забыл, что он любит. Ему некогда было колдовать над меню. Как правило, он что-то доказывал кому-то и во время ужинов, и во время обедов, и во время завтраков тоже...
- Ты не помнишь, что я любил больше-больше всего? - спросил он.
Айрис пожала плечами. Вот эти плечи... Он попытался вспомнить, но не смог-только здоровенные коричневые пальцы Чанаргвана померещились ни с того ни с сего на белой, слегка украшенной веснушками коже.
- В такую жару ты даже на ужин запросил бы окрошку или свекольник, бокал грейпфрутого сока и кусок буженины. Не знаю, как теперь, у тебя всегда были странные вкусы, и они так часто менялись...
- Ты так считаешь? - искренно удивился Ринальдо. - Мне казалось, что у меня вовсе не было вкусов, а уж если бы и нашелся один-два, так на века.
- Тебе только казалось. На самом деле ты был очень привередлив, - она улыбнулась. Ее губы уже перестали дрожать.
Вот эти губы...
- Я поняла, - сказала Чари робко. - Я пошла, да? Так оставите?
- Разумеется, - ответил Ринальдо, снова повернувшись к Айрис. Айрис тщательно изучала платье у себя на коленях. Принялась разглаживать его ладонью. Чари вышла.
- Ты зачем приехал? - спросила Айрис, не поднимая глаз.
- Просто так, - ответил Ринальдо и половинчато улыбнулся. - Захотел увидеться, а теперь есть свободное время...
Это была неправда. Он приехал не просто так. Третий корабль погиб, несмотря на ночную проверку, взорвался, как и первые два, и на нем были убиты еще сто тысяч человек, тщательно отобранных переселенцев. Он приехал сюда, оттого что у него не было больше ни грамма сил. Он приехал вспомнить. Воскресить. И вновь полюбить, и вновь возненавидеть. Он давно уже не любил и не ненавидел, а только спасал. И теперь спасать, не любя, не хватало сил.
Она чувствовала его взгляд, но вскинула глаза, чтобы удостовериться, и опять сразу же опустила. Вот эти глаза...
- Как ты смотришь...
- Как? - спросил он.
- Сама не знаю... Ты ведь так и остался один?
- Это не совсем верно. Просто я даже не помню, как там кого звали. Это было давно, в первые годы после госпиталей.
Она медленно покивала.
- И то слава богу... Детей нет?
- Нет.
- Потому ты и украл у нас Дахра?
- Я никогда ничего не крал, Ай... даже безделушек. Тем более того, что мне было дорого.
-Что?
- Ну... я говорю, украсть то. что любишь, куда труднее, чем то, что безразлично... ты так не считаешь?
Она покачала головой. Волосы ее мягко заколебались, вьясь вокруг головы, ластясь к маленьким тугим ушам - вот эти уши...
- Что за вздор! Я просто не могу понять твоих истин, Ринальдо. Сколько же мы не виделись?