- Что такое?… Недовольство?… Жрецы забываются. Они берут на себя слишком много. Они хотят управлять от моего вмени. Я не могу потерпеть ограничения моей власти!… На заседаниях Верховного Совета жрецы стараются подавить мои авторитет авторитетом своих знаний. А если я настаиваю на своем, они призывают авторитет божества. Воля богов для меня священна, но так ли интересуются боги нашими земными делами, как это представляют жрецы? Довольно! Я слишком долго терпел их своеволие! Отныне в Совете вместо семи Верховных жрецов будет только три. Четыре места я отдаю военачальникам и лицам царствующего дома Посейдонисов. Заготовь приказ!
Шишен-Итца вытер ладонью выступивший на лбу холодный пот.
- Великий царь…
- Довольно слов! Я хочу быть великим на деле…
- Пусть гнев твой обрушится на меня, но это невозможно…
- Ну, теперь они не скоро кончат, - шепнула Сель, и, дернув няньку за одежду, она побежала по крутой малахитовой лестнице.
Нянька ковыляла вслед за нею, тряся старой головой.
- Быть беде… быть беде… Не может быть здорово тело, когда руки ссорятся с головой…
- Что ты ворчишь там?
- Нельзя обижать жрецов! Гнев богов страшнее царского гнева!
АДИШИРНА-ГУАНЧ
Сель подошла к высокой золотой стене, ограждавшей Золотые Сады. У стены была низкая дверь. Вынув из-под плаща бронзовый ключ, Сель открыла замок, пружина которого издала мелодичный звон. Тяжелая дверь подалась с трудом.
- Идем!
Ца тяжко вдыхала и колебалась.
- Ну, оставайся здесь, если боишься. Я одна пойду! - решительно сказала Сель и проскользнула в полуоткрытую дверь.
Сгорбившись, кряхтя и мотая головой, старуха последовала за нею.
В проходе она зацепилась платьем за острый край золотого листа и изорвала платье.
- Не к добру это… не к добру, - ворчала она.
А Сель уже стояла на высокой площадке и смотрела, как зачарованная, на волшебную картину, расстилавшуюся перед нею.
Золотые Сады спускались широкими террасами. Каждая терраса сверкала в лунных лучах своими золотыми деревьями, листьями, плодами, феерическими цветами. Все это было вычеканено из золота и серебра. На цветах сидели бабочки, раскрыв свои крылья, на ветках - птицы: свернутые ужи, громадные ящерицы и улитки виднелись в золотой траве. Целые поля маиса были вычеканены из золота и серебра с волшебным искусством. По обе стороны дорожки, усыпанной золотым песком, дремали громадные золотые львы.
Самый сильный ветер не мог поколебать ни одной ветки, ни одного листа в этом необычайном саду.
Сель долго не могла оторваться от этой картины…
Даже старуха Ца, забыв о своем неповиновении царскому слову, в восторге хлопнула кривыми, костлявыми пальцами по коленям и воскликнула:
- Вот так внук!
- Какой внук?! - с недоумением спросила Сель
- Адиширна, внук он мне…
- Я и не знала!… Отчего же ты не говорила мне об этом?
- Мы люди маленькие, кому интересно наше родство. А только нельзя не похвалиться. Ведь этакие способности дали ему боги!… Не всякому и жрецу впорусделать такое… А так рабом и умрет… Что делать!… Одному на роду написано царствовать, а другому быть рабом. Каждому свое…
- Я и не знала, - сказала еще раз в задумчивости Сель. - Да… Одному царствовать, а другому быть рабом. Но боги или люди создали это разделение?…
Ца взмахнула руками.
Не дав ей ответить, Сель быстро заговорила:
- Слушай, Ца, ты ведь меня любишь? Ну конечно! Я знаю. Не целуй край моего плаща… Так слушай, Ца: сиди вот здесь, на этом золотом льве, - не бойся, он не проснется и не тронет тебя. Сиди смирно и дожидайся меня. Я скоро вернусь… Я одна!…
Прежде чем Ца успела открыть рот, Сель уже бежала вниз по золотистой дорожке.
На второй террасе были видны люди в коротких одеждах рабов. Некоторые из них имели только повязку у бедер. Они возились около фонтанов.
Около группы склоненных рабов стоял стройный юноша в черной короткой рубахе, перетянутой широким кожаным поясом. Руки выше локтей и широкая грудь его были открыты. Густые вьющиеся волосы стянуты узким ремешком. Несмотря на этот простой костюм, юноша был прекрасен, как молодой бог.
Это был раб Адиширна-Гуанч, гениальный художник, скульптор и ювелир.
Сель подбежала к нему сзади и в смущении остановилась.
Рабы прервали работу и подняли голову, Адиширна повернулся и замер от удивления…
- Ты?!
- Я пришла посмотреть на работы, - сказала она. - Что ты тут делаешь?…
Чтобы скрыть смущение и радость, художник с жаром принялся объяснять:
- А вот посмотри. Струи фонтанов сделаны из бриллиантов. Мы сейчас оживим их!
Наклонившись к колодцу в земле, он крикнул на берберском наречии:
- Ширан, дай свет!
Фонтан осветился лучом света, идущим из-под земли. Свет переливался цветами радуги, скользил внутри бриллиантовых струй фонтана, и эго создавать иллюзию струящейся воды.
Сель была по-детски восхищена.
- Да ты колдун, - сказала она, смеясь, и поправила красную розу на своей груди.
- Покажи, что здесь есть еще интересного.
- Вот там пруд…
- Идем! - повелительно сказала она.
Сель и Адиширна отделились от рабов и подошли к уединенному пруду.
- Вода в нем сделана из горного хрусталя! Адиширна наклонился к земле, повернул скрытый рычаг, и пруд осветился голубым светом.
Еще один поворот рычага, и в хрустальной глубине медленно поплыли золотые рыбки, шевеля плавниками и хвостиками.
- Колдун, колдун! - И, по-детски восхищенная, Сель хлопала в ладоши.
- Здесь нет колдовства, - сказал художник, и румянец удовольствия покрыл его смуглые щеки - Законы механики, не больше! Все эти птицы, - и он махнул рукою по направлению веток с сидящими птицами, - могут петь и махать крыльями. Желаешь посмотреть?
- Нет, не надо… - сказала Сель и задумалась.
- Скажи мне, Адиширна, как пришла тебе в голову мысль создать этот волшебный сад?
- Как пришла мне в голову эта мысль? - медленно проговорил художник, опуская голову.
Он что-то обдумывал и, казалось, колебался. Потом, решительным движением вскинув голову, он взглянул прямо в глаза Сель.
- Вот как… Для меня этот сад - символ.
- Что же он означает? - спросила Сель, несколько смущенная пристальным взглядом художника, но не опуская глаз.
- Посмотри на этот сад! - с воодушевлением начал художник. - Ты видишь в нем роскошные плоды, но не можешь насладиться их вкусом. Ты видишь диковинные цветы, но не можешь сорвать их. А если захочешь сделать это, они только больно уколют руки.
- Здесь все чарует глаза, и ничего не доступно для обладания… Жизнь - это тот же золотой сад…
Вздохнув, художник опустил голову и замолчал. Молчала и Сель.
Потом, подойдя к нему ближе, она спросила взволнованным, тихим голосом:
- Ты… ты хотел бы обладать всеми цветами мира?
- Только одним! - воскликнул художник, вновь окинув ее горячим взглядом.
- Каким же? - спросила Сель.
- Этот цветок - ты! - страстно воскликнул юноша.
- Но ты забыл, что сад, в котором растет этот цветок, для тебя запретный, - лукаво смеясь, возразила Сель и, повернувшись, побежала к ждущей ее Ца.
Жрецы решили устранить неугодного им царя. Происходит праздник Солнца, на котором внезапно появившийся старик, пророк и прорицатель, предсказывает гибель Атлантиды. Акса-Гуам - сын одного из жрецов - любит рабыню Ату, которую за непокорность сослали работать на рудники. Акса-Гуам мечтает поднять восстание рабов. Жрецы же хотят использовать это восстание в своих целях и одновременно пытаются убедить брата царя - слабовольного и нерешительного - захватить власть. Отец Акса-Гуама пытается донести царю о заговоре, но по дороге его убивают. Акса-Гуам окончательно решает возглавить восстание.
В СТАРЫХ ШАХТАХ
Адиришна вмешался в толпу рабов.
Акса-Гуам кончил речь.
Он говорил о тяжких страданиях рабов, об их жизни, похожей на вечную каторгу, и призывал их восстать, сбросить цепи, убить царя, захватить власть в свои руки и стать свободными, - какими они и были когда-то.
Яркие лучи луны обливали людской муравейник. Полуголые рабы заполняли громадную котловину заброшенных старых шахт. Рабы облепили своими телами кучи щебня, сидели на утесах, деревьях, камнях…
Адиширна внимательно оглядел толпу и сразу почувствовал: в ней нет единства.
Одни из рабов жадно слушали Акса-Гуама, полуоткрыв рот и кивая утвердительно головами, другие стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и враждебно.
- Смерть или свобода!… - крикнул Акса-Гуам и сошел с утеса.
Его место занял раб по прозванию "Злой". Он имел светлую окраску кожи. Светлые глаза его смотрели насмешливо. Злая улыбка кривила рот.
- Акса-Гуам, жреческий сынок, говорил нам о наших страданиях. Спасибо ему, что он просветил нас, - без него мы и не знали бы об этом!
В толпе послышался смех.