Утяев, немного помолчав, сказал:
- Не могу понять, Ефрем Иванович, э-э-э… что был за самолет? Тот, на котором мы сюда прилетели, сломался. Так ведь? И вот… э-э-э… покуда мы странствовали по степи… отсюда взлетал другой самолет. А, Ефрем Иванович? Как говорится, загадка…
- Загадок много, директор. И все надо разгадать, - сказал Ефрем снова, чуть помолчав. - У этого самолета тоже вынужденная посадка. Соображаешь? Что за место проклятое! Объясни. - Утяев промолчал. - То-то и оно… Ася где? Как в сказке… Того и гляди, волшебники появятся.
- Может, чтоб нас задерживать? - вздохнула Людмила Петровна. - Ума не приложу… Всё время девочка при мне была.
- Я понял, - вскочил на ноги Утяев. - Это… это случилось в те минуты, когда Ефрем Иванович коридор в лозе прорубал для прохода. Вот когда! Э-э-э… вот!
Ефрем молчал.
Людмила Петровна подошла, чтоб присесть рядом, и только в эту минуту увидела наконец, что в волосах у Ефрема запеклась кровь. И бороду свело, то ли грязь в ней засохшая, то ли тоже кровь.
- Ефремушка! - всплеснула она руками. - Сослепу-то не разглядела: кровь у тебя! Вот напасть! Смыть надо.
- Ничего, обойдется, Петровна. Ты рассказывай.
- Зря повязку снял, Ефремушка, - продолжала Людмила Петровна. - Ветер-то вон какой.
- Насчет повязки, пожалуй, верно. - И он скомандовал Маратику: - Ну-ка, малыш, притащи бинты. Видишь, вон куда их самолетом отогнало, за кусты зацепились.
Маратик быстро принес повязку. Людмила Петровна и Утяев стали разматывать бинты, чтоб снова можно было перевязать голову…
Ефрем потрогал руками повязку, встал. Достал из кармана записку, перечитал, - на этот раз про себя.
"Что делать?" - думал он. Все вроде ему теперь ясно, кроме главного. Сколько чудес всяких в дикой степи - и ни одного волшебника пока не повстречалось. И откуда взяться чудесам?
Надо было вспомнить, как все началось, как они встретились.
- Послушай, директор, - сказал Ефрем Утяеву, - где вы впервой встретились с Асей? А ну-ка вспомни.
- Э-э-э… сейчас, сейчас, - не удивился вопросу Утяев. - Да где же. На аэродроме, конечно. Где и ты, Ефрем Иванович. Как говорится, вместе.
- Все вместе повстречались, Ефремушка, - подтвердила Людмила Петровна, - в один день и час. А почему ты об этом спрашиваешь?
Ефрем вздохнул в ответ, ничего не сказав. Он не умел кривить душой, а признаться, что подозревает Асю в обмане, не хотелось.
Но вроде бы так оно и есть. Когда он появился в аэропорту, вспоминал Ефрем, и выяснил, что билетов на брянский рейс нету, то пошел искать начальника, чтобы пожаловаться, что вот-де, отпуск кончился, ждут дома дела. Ему сказали, что начальник в зале ожидания. Там-то Ефрем рядом с начальником аэропорта и увидел впервые Асю. Потом за Асей появился Утяев, директор с бабьим лицом, что рассмешило, помнится, Ефрема. Вслед за Утяевым подошла Людмила Петровна с Маратиком. Оказалось, тетка с пятилетним племянником тоже брянские, они отдыхали на юге, им пришла пора возвращаться. И Асю привезли из Брянска на юг, в детский санаторий лечить легкие. Она сирота, детдомовская девочка, учится в музыкальной школе. Впоследствии выяснилось, и тут-то закавыка! - думал Ефрем, что девочка сбежала из санатория и попросила незнакомого ей начальника аэропорта отвезти ее на самолете домой…
- Вот тут-то и закавыка! - повторил вслух Ефрем и хотел было поделиться своими мыслями с Утяевым и Людмилой Петровной, как вдруг в глаза ударил яркий пучок света, прошелестела трава, словно бы кто пробежал мимо, и послышался голос. Сначала от страха и шума Ефрем слов не мог разбирать. Но потом, когда свет погас, шелест прекратился и Ефрем сам малость успокоился, речь Невидимки стала понятной:
- …Слушай и запоминай. Асю мы вам вернем, если вы снова появитесь в наших владениях… За лозой вас ждет подвода. Доедете на ней до шалаша, а дальше - пешком. У шалаша вас будет ждать Ася. И еще найдете там рюкзаки с едой. Ты все понял?
- Понял, чай, не дурак.
- Ты принимаешь наши условия или отрекаешься от Аси?
- В жизнь не отрекусь! Ишь чего захотел.
- Тогда прощай. Мы все сказали.
Мелькнул луч света, прошуршала трава, и все стихло.
К Ефрему подбежала Людмила Петровна.
- Ефремушка! С кем ты разговаривал?
- Нешто слыхала?
- Вот напасть-то! Жар у тебя.
- Слыхали голос?
- Какой голос?
- Директор, - повернулся Ефрем к Утяеву, - слыхал голос?
- Нет, Ефрем Иванович… э-э-э… не слыхал.
- А ты, Маратик, слыхал голос?.
- Чей голос, дядя Ефрем? Ничего не слыхал.
- Чудно, - протянул в задумчивости Ефрем. Но все же он не сомневался, что голос был. - Ладно, - сказал он. - Встали и пошли!.. Все айда за мной!
* * *
И вот они едут на телеге. Второй день. Без еды и без питья. Воды, правда, добыли немного - от лошади осталась, в ведре, с полстакана, не больше. Ефрем глазам не поверил, когда ведро увидел. Дело было так. На привале, чуть воронье под вечер угомонилось, все легли спать. До этого Ефрем распряг кобылу, стреножил и пустил пастись по худой пожухлой траве. Утром с первой вороной проснулся, видит - лошадь запряжена, и ведро рядом, а воды в ведре - на донышке. Конечно, понял, что вновь таинственные чьи-то проделки. Почему бы и людям воды не оставить? Так нет, пожалели…
К концу третьего дня, когда дорога перевалила за холмы, путники увидели наконец впереди шалаш. Здесь Ефрем и его друзья провели последнюю ночь вместе. Возле шалаша стояла Ася. Ее сразу все узнали по косичкам и клетчатому платьицу. Маратик первый спрыгнул с телеги и побежал к шалашу.
- Ася! Ася!.. Наша Ася нашлась!..
Радости было и, конечно, слез столько, что хоть отбавляй.
Когда же после, объятий и расспросов они оглянулись, то увидели, что ни лошади, ни телеги на дороге уже нет. Это заставило Ефрема вспомнить про голос. Таинственные люди держат свое слово. Он пошел искать рюкзаки. Они обнаружились поблизости от шалаша за кустами.
Рюкзаки Ефрема не обрадовали. Это значит, что самое трудное еще впереди.
Он вернулся к шалашу, подошел к Асе и долго смотрел на ее помягчевшие, упавшие за плечи косички, бледненькое личико и в ее глаза, голубые-голубые, как море в тихий яркий день, на берегу которого Ефрем недавно отдыхал. Понял он, что не Ася виновата в том, что они здесь очутились, хотя и в девочке есть какая-то сила особая, непонятная ему, грубому человеку, забарскому хлеборобу-трактористу. Так думал он иногда про свою землю и вот сейчас подумал про Асю…
Оставив Людмилу Петровну с детьми у шалаша, Ефрем и Утяев пошли в разведку.
Дорогой Ефрему все казалось, что вот-вот конец степи. В воздухе он уловил родные запахи, а потом и вовсе подул влажный речной ветерок, сладко пахнущий пойменной травой. Вскоре, однако, впереди ясно обозначились горы.
В небе закружилась стая белохвостых ворон. Погалдели и дальше. Но, пролетев еще немного, с полкилометра, часть ворон вдруг, сложив крылья, камнем попадала вниз.
- Стоп! - скомандовал Ефрем.
Утяев вздохнул:
- Как говорится, швах дело… Горы есть горы. Не одолеть их нам, Ефрем Иванович.
Ефрем заскреб пальцами бороду. Глаза его вдруг заблестели по ястребиному.
- Смотри, директор! Видишь? Воронье проклятое разлетается в три стороны. По трем, как бы сказать, дорогам… А?
Утяев махнул рукой:
- А куда ж им… э-э-э… еще лететь?
- Нет, погоди. Тут дело, видно, особое. Все тут особое… Значит, слушай. Летят одни прямо и камнем падают, вот как мы видели. А еще часть полетела вправо от горы и влево. Понял?
- Нет, не понял.
- Плохо кумекаешь, директор. Это что значит? А вот что. Падалью воронье питается. Иначе чего ему тут летать! А падаль где?..
- Да какая же в пустыне падаль? - испуганно проговорил Утяев. - Животных нет. Как говорится, э-э-э… пусто.
Утяев облизал пересохшие от испуга губы.
- Значит, они нас… того, как говорится, э-э-э… стерегут?
- Стерегут точно. Но ты не трусь, директор. Я куда речь-то клоню? Опять не понял?
- Теперь понял, - вздохнул Утяев. - Есть, значит, еще две дороги…
- Факт!
Утяев оглянулся вокруг, словно бы поискал глазами эти дороги.
- Ну и куда же мы? Вправо или влево?
- Как надумаем. Какая нам разница?.. Хотя, конечно, - Ефрем опять заскреб пальцами бороду. - Вправо - оно как бы понадежнее, влево - порискованней. Так уж повелось. Так что махнем вправо.
- А своим-то как объяснить? Отчего сразу, э-э-э… не пошли?
- Оттого, что одну дорогу знали, а те две не знали. Ясно? - Утяев промолчал. - Понял, спрашиваю, что сказать? - Утяев кивнул головой. - И еще вот тебе какой приказ, директор: про падаль молчок! Женщины и дети народ слабый, сам знаешь. - Утяев вздохнул, будто и он был женщиной. - Ну вот и точка, - заключил Ефрем, - договорились.
Ася неожиданно воспротивилась решению Ефрема идти новой дорогой.
- Нельзя туда! - сказала она.
- Это почему? - удивился Ефрем. - Ты была уже там?
- Нет, не была. Но знаю, что нельзя!
Ефрем долго сверлил Асю своим ястребиным взглядом. Она молчала.
- Ну вот что, - сказал наконец Ефрем, - кто здесь пока что старший? Я?
- Вы, Ефремушка, вы! - залепетала Людмила Петровна, протирая платком раскрасневшиеся от ветра и слез глаза.
- А раз я, значит, никаких мне возражений. Ясно? - Он дернул Асю за косичку. - Ясно тебе, курносая?
- Она не курносая, - заступился за Асю Маратик.