Это было важное открытие, и я сделал его совершенно самостоятельно. Но оно ни на шаг не приблизило меня к ответу на занимавший меня вопрос; что здесь делают немцы? Как химик, я знал свойства кремния и его соединений. Я мысленно перебирал в своей памяти многие из них, и они, как я был почти уверен, не могли представлять большой интерес. Соединения кремния - это песок, это различные твёрдые минералы - кварцы, граниты, шпаты, это стекло, жидкое и твёрдое, это материалы для режущих инструментов вроде карборунда. Кремний - это различные силикатные изделия - кирпич, фарфор, фаянс… Все это давным-давно известные вещи. Стоило ли забираться в пустыню, чтобы тайком от всего мира исследовать соединения кремния?
В конце концов я решил поговорить об этом вначале с Пуассоном, а после со Шварцем.
Разговор с Пуассоном просто не состоялся. На вопрос, почему в его анализах почти всегда присутствует кремний, он вдруг нахмурил брови, затем, как бы боясь, что его могут подслушать, шёпотом сказал:
- Взгляните вокруг. Всюду песок. Песчаная пыль легко может попасть в препарат. А известно, что даже ничтожные следы кремния обнаруживаются без труда.
Это было сказано с таким видом и так выразительно, что почти означало: "Не будьте идиотом и не задавайте неуместных вопросов".
Я его об этом больше спрашивать не стал, так как понял, что он врёт. В его препаратах кремния было очень много. Не сыпал же он в пробирки песок специально!
Разговор с доктором Шварцем оказался более интересным. Как-то я принёс ему стопку анализов. Когда он стал рассматривать один из них, я сказал:
- В отношении этого я не совсем уверен.
- Почему? - поднял он на меня свои светло-голубые глаза:
Он всегда имел привычку, рассматривая что-нибудь, жевать кончик спички. Это он делал и сейчас. Но после моего замечания мне показалось, что его лицо, всегда спокойное и самоуверенное, вдруг стало насторожённым.
- Здесь я не обнаружил кремния, - ответил я, не спуская с него глаз.
- Кремния? А почему вы думаете, что он обязательно здесь должен присутствовать?
- Я его нахожу, как правило, во всех препаратах, которые вы мне передаёте. Мы ведь работаем с соединениями кремния?
Последний вопрос я задал, стараясь казаться как можно более безразличным и спокойным, хотя по совершенно непонятной причине сердце у меня сильно стучало. Какое-то сверхчутье подсказало мне, что сейчас я коснулся чего-то такого, что является страшной тайной.
Вдруг Шварц громко расхохотался:
- Боже, какой же я идиот! И все это время я заставил вас мучиться над вопросом, с какими соединениями мы имеем дело? А ведь мне нужно было об этом вам сказать с самого начала. Ваша работа приобрела бы совершенно иной смысл. - Насмеявшись вдоволь, он вытер платком слезящиеся глаза и спокойно, но весело произнёс: - Ну конечно, конечно, мы занимаемся изучением и синтезом кремнийорганических соединений. Мы занимаемся органическими соединениями кремния. Вот и все. Вот в этом и вся наша работа.
Я продолжал смотреть на него удивлёнными глазами, как бы спрашивая: "А почему именно здесь, в пустыне?"
Однако он ответил и на этот невысказанный вопрос:
- Знаете ли, кремнийорганические соединения очень мало изучены. Те, которые до сих пор были синтезированы, пока не имеют никакого практического значения. Однако им, по-видимому, принадлежит будущее.
Доктор Шварц встал и подошёл к большому книжному шкафу. Он извлёк немецкий химический журнал и передал мне.
- Вот, возьмите и прочтите здесь статью доктора Грабера о кремнийорганических соединениях. Этими соединениями профессор занимался ещё до войны. Сейчас он продолжает свои исследования в том же направлении. Почему здесь, а не в Германии? Это совершенно ясно: истинная наука требует уединения.
4. УРАГАН
Через полгода моя жизнь вошла в монотонную колею. Наступила зима. Теперь после захода солнца становилось так холодно, что выходить на дозволенную вечернюю прогулку совершенно не хотелось. Электрическая печь не согревала моей комнаты, и поэтому с наступлением темноты я сразу же забирался под одеяло и читал.
Как раз в этот период я заметил, что в южной лаборатории закипела работа. Из труб барака круглые сутки валил дым, окна светились ночи напролёт. И вот однажды, когда мой рабочий день окончился, в лабораторию вдруг вбежал высокий белокурый человек в роговых очках, с фарфоровой банкой в руках. На мгновение он остановился в двери как вкопанный.
- Простите меня, пожалуйста, мне необходимо видеть господина Шварца, - наконец пролепетал он по-немецки, растерянно улыбаясь.
- Господин Шварц куда-то ушёл. Наверно, в свою лабораторию, - тоже по-немецки ответил я.
- Увы, его там нет. Я там был. А это так срочно, так срочно…
- Может быть, я смогу вам помочь? - спросил я.
- Не знаю, не знаю… - Он прижал банку к груди. - Меня послал доктор Грабер… Нужно немедленно произвести полный анализ вот этого.
- Это как раз по моей части, - сказал я и протянул к нему руку.
Немец отскочил от меня и попятился к двери.
- А вы допущены к работам "Изольда-два"? - прошептал он, прикрывая ладонями свою драгоценную банку.
- Конечно! - нагло соврал я, решив, что сейчас мне представляется исключительный случай узнать нечто очень важное. - Конечно. Я допущен к работам "Изольда-два", "Зигфрид-ноль", "Свобода", "Лореляй", вообще ко всем работам цикла "Глиняный бог".
На меня нашло какое-то безрассудное вдохновение, и я придумывал шифры неизвестных мне работ с быстротой молнии. Он заколебался и робко спросил:
- А вы немец?
- Господи, конечно! Разве может иностранец быть допущен к этим исследованиям? Я родом из Саара, - продолжал я лгать, а мозг сверлила лишь одна мысль: "Скорее, скорее же давай твою проклятую банку, иначе будет поздно, иначе придёт Шварц".
- Тогда берите. Только я должен здесь присутствовать. Так мне приказали…
- Хорошо. Я-то ведь порядок знаю! Он протянул мне белую фарфоровую банку, закрытую крышкой.
- Что нужно определить? - спросил я.
- Концентрацию водородных ионов, количество кремния, натрия и железа.
- И все? - спросил я весело.
- Все. Только, пожалуйста, скорее…
В моей лаборатории под потолком горела яркая электрическая лампа. Кроме неё, ещё одна, без абажура, стояла на рабочем столе. Я подошёл к ней и открыл крышку.
Меня поразил запах находившейся там жидкости. Я слегка качнул банку и застыл, потрясённый, глядя, как по белоснежным стенкам стекает густая красная масса.
Это была кровь.
- Боже мой, что вы так медлите? Это же образец семнадцать-сорок два… От вчерашнего он отличается только концентрацией водородных ионов… Если анализ не сделать быстро, кровь скоагулирует!
Я поднял на немца вытаращенные глаза, продолжая сжимать банку. Я вдруг почувствовал, что она тёплая, более тёплая, чем её можно было нагреть в руках.
- А вы уверены… что она свернётся? - проговорил я наконец хриплым голосом, медленно подходя к немцу.
Он попятился, уставившись на меня своими огромными голубыми глазами. Так мы шли, очень медленно, он - пятясь к двери, а в двух шагах от него - я, судорожно сжимая фарфоровую банку.
- А теперь вы мне скажите, - проговорил я сквозь стиснутые зубы, - чья это кровь?
- Вы сумасшедший! - завизжал он. - Вы разве забыли? Серия "Изольда-два" - это кролики, крысы и голуби! Скорее же, вы…
И я захохотал. Я не знаю, почему я так испугался этой крови, почему она произвела на меня такое страшное впечатление. Кроличья кровь! Ха-ха-ха! Вот чудо! А я-то думал…
- Ах да, конечно! - воскликнул я, смеясь, и сильно ударил себя по лбу ладонью. - А я-то думал, что это по серии…
- А разве есть серия, в которой… - вдруг прервал меня немец и в свою очередь пошёл на меня… Его лицо исказили ненависть и презрение. Симпатичное и молодое лицо мгновенно стало страшным…
Трудно представить, чем бы кончилась эта неожиданная встреча, если бы в лабораторию не ворвался доктор Шварц. Он влетел как вихрь, разъярённый и взбешённый. Таким я его никогда не видел. Все его добродушие, любезность и обходительность исчезли. Ещё на пороге он не своим голосом заорал:
- Вон! Вон отсюда! Как ты смел лезть сюда без разрешения?!
Я думал, что все это относится ко мне, и уже приготовился ответить, как вдруг доктор Шварц подбежал к немцу и ударил его кулаком по лицу. Тот, закрыв рукой глаза, отскочил к окну, а Шварц догнал его и ударил ещё раз.
- Проклятая свинья, где препарат?!
Немец не ответил. Лицо его блестело от пота.
- Где препарат, я спрашиваю тебя, подлец!
- Он у меня, господин доктор, - негромко произнёс я по-немецки, протягивая фарфоровую банку Шварцу.
Шварц круто повернулся ко мне. До этого, казалось, он не замечал моего присутствия, но тут уставился на меня вытаращенными глазами:
- Какое право ты имел брать этот препарат? - заревел он. - Ах ты, французская свинья…
Он замахнулся, но я успел прикрыться рукой, и удар пришёлся прямо по фарфоровой банке. Удар был сильный, банка вылетела у меня из руки, ударилась о стену над моим рабочим столом и разлетелась вдребезги. На стене расплылось огромное красное пятно, тёмные струйки, быстро набухая побежали вниз. Кровь забрызгала весь стол, все мои бумаги.
Несколько капель попало на электрическую лампочку, и алые брызги пузырились на раскалённом стекле.
На мгновение водворилась мёртвая тишина. Наши глаза были прикованы к пятну на стене. Первым оправился я:
- Простите, что я взялся за это дело, но анализ, как заявил этот господин, был очень срочным…
- Срочным? - произнёс Шварц, как бы проснувшись. - Ах, да, срочным…