Потом я выиграл чемпионат страны, мира и наконец Олимпийские игры. Стал единственным чемпионом, не имевшим поражений. Насладившись славой чемпиона чемпионов в боксе, я повторил свой успех в борьбе, в фехтовании, в беге на короткие и длинные дистанции, в плавании, в большом и настольном теннисе, даже в стрельбе из пистолета.
Мой феномен изучали медики всего мира и никак не могли понять, в чем дело: по своим физиологическим параметрам я не мог так двигаться, как майский жук, например, по своим параметрам не может летать. А я и двигался, и побеждал.
В общем, жизнь пошла именно такая, о которой я когда-то мечтал по ночам, дрожа от страха, обид и побоев. Никто теперь не бьет меня по морде. И я даже стал забывать, что такое боль от побоев и унижений.
Одно мне непонятно: почему в этом нашем гуманном мире слабому человеку, чтобы жить без унижений и не с битой мордой, приходится надеяться на какое – то чудо, а не на людское сочувствие и понимание?
Если это так на самом деле, то браслет мне не нужен. Меня, при всем моем нынешнем прекрасном положении, мучает совесть: а вдруг этот браслет какому-то другому бедняге был нужнее, чем мне. Может, его били и сейчас бьют в тысячу раз больше и больнее, чем меня. Может, он мучается от унижений и оскорблений еще тяжелее, чем мучился я.
Узнать бы, где он есть, этот бедолага.
Где ты?
Отзовись, брат!
Я готов отдать тебе твой браслет.
В гостях у Чингизхана
Рано утром мне позвонили домой из Центральной библиотеки и сообщили, что к ним поступила старая рукопись начала XII века – что-то там о Чингисхане, и попросили еще до работы заехать к ним, чтобы посмотреть и определить подлинность.
Я быстро перекусил и, не беспокоя жену и дочь, выскочил на улицу. До библиотеки было две остановки на трамвае. Можно было бы и дойти, но показался трамвай, грохоча и трезвоня, и я решил доехать на нем.
И тут сзади кто-то громко меня окликнул:
– Глеб!
От неожиданности я вздрогнул и резко обернулся – никого, только легкая дымка.
Повертел головой туда-сюда, но так никого и не разглядел. Даже трамвай куда-то исчез, а вместо трамвайной остановки передо мной расстилалась бескрайняя степь.
Я закрыл глаза, потряс головой: не галлюцинации ли? Но картина не изменилась: все та же степь, простиравшаяся на сколько хватает глаз, с колышущимся ковылем.
Воздух был свеж и легок и настолько чист, что я даже закашлялся.
Откашлявшись, я сделал первый шаг и, приложив руку ко лбу, стал внимательно осматривать горизонт.
Слева от меня показалась маленькая прыгающая точка. Она стремительно приближалась ко мне. Наконец я разглядел, что это был всадник. Он мчался прямо на меня. И когда до меня оставалось несколько метровая подумал, что он проскачет мимо.
Но он, не останавливаясь, вдруг выбросил лассо, и я оказался на земле с веревкой на шее. Хорошо, что успел среагировать и поймать веревку руками, а то бы меня придушило сразу на месте.
А всадник как скакал, так и продолжал скакать, волоча меня за собой, как чурбан на веревочке.
Наконец мы въехали, как я понял, в какое-то стойбище, но всадник, не останавливаясь, мчался сквозь него, мимо костров и юрт. Только теперь я волочился не по мягкому ковылю, а по потухшим кострищам и конскому навозу.
И когда мне показалось, что жизнь моя заканчивается, веревка вдруг ослабла. И я понял, что мы все же куда-то приехали.
Я снял с шеи петлю, сел и огляделся. Около меня стоял маленький человек с маленькой лошадкой. Я даже удивился, как такая лошадка могла тащить меня столько времени.
Моментально собралась толпа таких же, как и мой пленитель, маленьких, цокающих языками, людей.
Кто-то ткнул меня копьем.
Я подскочил.
Человечки дружно засмеялись.
– Чужак, пошли за мной, – заявил, мне ткнувший меня копьем.
Все остальные коротышки тут же разошлись.
Меня привели к огромному шатру. У входа стояли воины, на голову выше моего сопровождающего, но на голову ниже меня.
– Когда войдешь в шатер, поклонись и не поднимайся, пока Великий не разрешит встать. Пошевелишься – отрубят то, чем пошевелил. Поднимешь голову – отрубят голову. Понял?
– Понял, – ответил я и ввалился в шатер.
На этот раз лежать было приятно: под лицом была не коровья или лошадиная лепешка, а мягкий ворсистый ковер.
Наконец кто-то пнул меня в зад. Я понял это как разрешение к подъему.
Встал.
Огляделся.
Напротив входа на возвышении, заваленном коврами, сидел человек с рыжими волосами и красной бородой. Он что-то хлебал из пиалы.
– Кто ты и откуда? – спросил он меня в перерыве между хлебками.
– Я – Глеб, филолог.
– "Глеб" – это имя, звание или чин?
– Имя.
– Хорошо. А филолог – это что?
– Это профессия. А вы, извините, кто?
– Я? Я – Чингисхан. Может, слышал? – спросил, улыбаясь, рыжеволосый.
– Не может быть! – невольно вырвалось у меня.
– Почему же не может? – спросил, удовлетворенный произведенным эффектом, Чингисхан.
– Так ты же давно умер.
Тот с прищуром посмотрел на меня и сказал:
– Десять кнутов.
После кнутов я решил больше не напоминать Великому о его смерти.
– Ну, как твои ощущения от кнутов мертвого?
– Не слабо, – ответил я, почесывая спину через располосованный пиджак.
– Ну, раз не слабо, чужеземец, говори, кто ты и откуда, пока я тебя своими скакунами не разорвал пополам.
"Боже мой, какие дикие нравы", – подумал я про себя.
– Понимаете, пан, – почему-то назвал я великого монгола по-польски, – я, как бы сказать, попал к вам случайно, из будущего.
– Из будущего? – повторил за мной Великий.
По его вопросу я понял, что он мне поверил. Наверное, на него произвели впечатление мои брюки из чистого лавсана. Они, несмотря на мои катания по степи и навозному шатровому городу войска Великого, были как будто из-под утюга.
– И чем сможешь доказать, что ты из будущего?
Одновременно с этим вопросом он пригласил меня присесть к нему в ноги.
Я присел.
– Доказать просто! – весело воскликнул я.
А сам размышлял: "Так, говорить, что он умер, думаю, не надо. И то, что империя его со временем распадется, тоже. Лучше подброшу ему что-нибудь из нашего научно-технического прогресса. Например, научу воевать танками".
– У нас в будущем основная ударная сила в войсках – танки.
– Что это такое? – заинтересовался Великий.
Я попросил принести лист ватмана. Но оказалось, что великие монголы не знают, что такое ватман. И взамен мне принесли выбеленную шкуру мерина и кусок угля.
Я взял уголь, как мог изобразил контур танка и объяснил Великому, где гусеницы, где пушка, для чего и то, и другое.
С трудом, но великий полководец понял, что это большая телега, обшитая тяжелыми железными листами. Он был восхищен столь гениальной идеей потомков. Но у него сразу же возникло несколько принципиальных вопросов.
Во-первых, кто будет везти такую тяжелую телегу? Их лошадок, пусть даже сверхвыносливых, понадобится огромное количество. Из-за этого железная телега станет неуклюжей и очень хорошей мишенью для противника.
Во-вторых, каким образом эти железные болванки будут вылетать из трубы, расположенной наверху телеги, и почему они, эти болванки, будут разрываться.
– О, – усмехнулся я, – это очень просто. Внутрь телеги мы поставим дизельный двигатель, а железные болванки начиним порохом, и они у нас полетят как миленькие и взрываться будут как сладенькие.
Видя мой зажигательный энтузиазм, Великий и сам заразился им: у него загорелись глаза, и он, от нетерпения получить в свое войско танк, то и дело потирал вспотевшие руки.
– Давай скорее свой дизель и порох.
Я опешил. До меня только дошло, что в империи Чингисхана, пусть даже и Великого, нет ни одного, даже самого завалящего, дизеля и, конечно, ни грамма пороха.
– А у меня нет, – честно сознался я.
– А у тебя разве нет?
– Откуда? Это же вы там, в будущем, изобрели.
Я скис.
Но не скис Чингисхан.
– Не расстраивайся, пришелец. Ведь ты же тоже прибыл из будущего и, как представитель этого великого будущего, скажешь мне, из чего сделать эти удивительные вещи – дизель и порох. И мои умельцы, согнанные со всего света, сделают нам это.
Он хлопнул в ладоши и велел привести к нему десять самых понятливых умельцев.
Когда их привели, Великий приказал мне:
– Говори.
Я встал перед умельцами и радостно открыл рот. Постояв с открытым ртом минуту, я закрыл его. Потом опять открыл и сказал:
– Двигатель дизельный, он сделан из железа… – и замолчал.
Потом, припомнив что-то из урока школьной физики, добавил:
– Там есть колесики и поршни, кажется… – и снова закрыл свой рот, с ужасом обнаружив, что на этом мои познания в устройстве двигателя внутреннего сгорания исчерпаны. Я вспотел, вспомнив о кнутах Чингисхана.
"Вот и представитель будущего, – с упреком подумал я о себе. – Не знаю того, чем пользуюсь в своем времени каждый день".
Но надо было как-то выходить из ситуации, и я решил объяснить ремесленникам и Великому, который тоже слушал мою речь, действие пороха.
– Вы знаете, господа кочевники, – продолжил я свою лекцию об успехах будущего, – двигатель все же не основное в танке, а основное – это порошок, который выталкивает снаряд из пушки, то есть порох. А порох – это такой темно-коричневый порошок, который зажигается и выталкивает снаряд на неприятеля.