Хонимен в усталом несогласии покачал головой. Он нутром чуял, что они поступают неверно и что рано или поздно придется расплачиваться, но не мог найти логических контраргументов змеиной убедительности Эрлконига.
- Слушай, - продолжал Эрлкониг, - даже если эти штуки настоящие деньги, то что с того? И не делай шокированное лицо, я серьезно говорю. Что с того? Нужно смотреть с точки зрения истории, молекулка. Знаешь, правительство ведь не единственное, кто чеканил в этой стране монету. До самой середины девятнадцатого века банки выпускали банкноты, якобы обеспеченные их депозитами и ходившие в обращении как законное платежное средство. И зачастую какой-нибудь банк выпускал бумаги в таких объемах, которые в два-три раза превышали все его имущество. Разумеется, со временем система обанкротилась, рухнула, и началось черт знает что, но к нам это не относится, мы ведь сумеем лучше держать спондуликсы в узде.
При слове "обанкротилась" у Хонимена поплыло перед глазами.
- Эрл, мне просто кажется неправильным…
Но Эрлкониг не терпел отказов.
- Во время Великой Депрессии отдельные магазины по всей стране выпускали купоны, погашаемые только у них. И мы делаем то же самое. А Конфедерация? Про нее тоже нельзя забывать. Что они сделали самое первое? Верно, выпустили собственные деньги.
- Они выходили из состава Соединенных Штатов, Эрл. Мы ведь этого не сделаем?
- Нет, конечно. Но ты должен признать, времена сейчас ненадежные. Уже несколько лет в стране такой спад, какого не видели начиная с тридцатых годов. Кругом бездомные, безработные, те, чьи рабочие места уплыли в Азию. Нынешнее правительство в полнейшей финансовой заднице. Если, печатая спондуликсы, мы в силах помочь людям, то почему бы и нет?
Против такой прогрессивной цели Хонимену возразить было нечего.
- Но как одна маленькая закусочная может обеспечить столько банкнот?
- Вспомни только, что я говорил раньше. Они же не вернутся разом. Впрочем, в одном ты прав, в нынешнем виде твое заведение с такими объемами не справится. Вот почему я должен поговорить с тобой о планах по расширению - они у меня с собой.
В этот момент от размышлений Хонимена оторвало сразу несколько раздражителей.
Клиент, чей спондуликс так поразил Хонимена, сказал:
- Эй, сдачу получить можно?
Одновременно в дыру с рваными, еще не отделанными краями просунул голову из соседнего помещения рабочий и спросил:
- Рори, вдоль какой стены размещаем стойку?
И заспорили БитБокс и еще один покупатель:
- Ты что это на мое арахисовое масло кладешь? Я апельсиновый мармелад просил, а не хрен.
- Послушай, чувак, нужно время от времени пробовать что-то новое. Экспериментировать.
- Не нужны мне эксперименты, мне нужен вкусный сандвич.
- Это будет эль супремо, чувак. Только попробуй.
- Да я ни куска такого не откушу…
Поспешно дав сдачу (сорок один спондуликс) и крикнув столяру: "Вдоль северной", - Хонимен встал на защиту клиента и убедил БитБокса приготовить заказанный сандвич.
Тут от своих ритуалов оторвался Нерфболл, и Хонимен снова поставил его готовить сандвичи, а БитБокса перевел за кассу, где его страсть к поиску новых комбинаций не обернется угрозой здоровью.
- Привет, Рори, - сказала женщина.
Этот голос, знакомый Хонимену всего две недели, вызывал ощущение давней близости и дрожь предвкушения: так звучит голос подруги всей жизни, который слышал на протяжении десятилетий в сотнях различных обстоятельств.
Повернувшись от кассы, Хонимен увидел, что в очереди голодных клиентов стоит терпеливая, лучащаяся счастьем, замечательная Эдди.
Поспешно сорвав фартук, Хонимен нырнул под секцию прилавка и оказался подле Эдди. Заключив ее в медвежьи объятия, он оторвал ее от земли, закружил, снова поставил на ноги и поцеловал с полагающимся жаром. Из толпы последовали прочувствованные аплодисменты и свист. Эдди зарделась.
- Господи, как же я рад тебя видеть, - сказал Хонимен.
- Я так и поняла. У меня свободные полдня, и я решила - вдруг и ты сможешь улизнуть.
- Стопроцентно могу. Эй, Нерф, ты пока за главного.
Взяв Эдди за руку, Хонимен удивился, какая она приятная на ощупь.
Встреча с Атлантой Суинберн - лучшее, что случилось с ним за очень и очень долгое время. Эдди была такой уравновешенной, такой сосредоточенной и так успокоительно вошла в его жизнь. Наилучшее противоядие водовороту безумия, в который затянули его спондуликсы и Пиволюбы. Казалось неправдоподобным, что она к тому же остроумная, красивая и добрая. После депрессивного разрыва с Нетсуки Хонимену нужна была как раз такая, как Эдди. Вот она появилась, и к нему ее привлекло что-то необъяснимое, но, по всей видимости, столь же сильное.
Жизнь иногда бывает слишком хороша.
- Как продвигается расширение? - спросила Эдди.
- Пойдем посмотрим, - предложил Хонимен и повел ее за стену.
В соседнем с "Храбрецами Хонимена" помещении когда-то ютился бутик, который попытался и не сумел привлечь взыскательного покупателя. Он прогорел полгода назад, и с тех пор помещение пустовало. Хонимен без особого труда уговорил домовладельца позволить ему прорубить в стене дверь и объединить два заведения.
За стеной царила какофония шума электроинструментов и пахло свежераспиленными сосновыми досками. Рабочие (им, разумеется, платили спондуликсами) обустраивали второе место для готовки и столики для обедающих - все в предвкушении наплыва покупателей, который последует за увеличением числа спондуликсов.
Напустив на себя вид компетентного бизнесмена, Хонимен проинспектировал кое-какие мелочи, а потом благодарно сбежал с Эдди на солнышко великолепного июльского дня.
Эдди работала в каком-то правительственном учреждении (Хонимену так и не удалось выудить из нее подробности), у нее как будто часто выдавались свободные полдня, и это время ей, кажется, нравилось проводить с Хонименом.
- Я думала, можно поехать в город, - говорила она сейчас, - кое-что купить. Хочу пойти в "Кэнел-стрит-джинс".
- Звучит неплохо. Но мне сначала нужно переодеться. От меня пахнет копченой говядиной.
Эдди игриво укусила его за ухо.
- Я люблю копченую говядину.
На переодевание у Хонимена ушло два часа.
День был таким прекрасным, что сама мысль спускаться под землю и добираться до Манхэттена подземкой была невыносимой, поэтому они предпочли паром. Шел он сравнительно медленно, но сегодня, когда они решили неторопливо гулять и бездельничать, это значения не имело.
Паромная станция (древнее героическое здание, построенное в 1907 году) стояло на южной окраине городка. Много лет оно разваливалось и ветшало, всеми заброшенное. Потом Нью-Йорк возобновил паромную службу и восстановил станцию в ее былой славе. Теперь между Хобокеном и Бэттери-парк-сити кораблики ходили ежедневно.
Эдди и Хонимен постояли внутри здания в очереди других пассажиров, ожидавших возможности подняться на борт. Хонимену показалось, он увидел несколько Пиволюбов. Удивительно, но все облачились в белые комбинезоны, а на головах у них были сдвинутые на лоб выпуклые очки. Хонимен постарался выбросить это из головы.
Наконец паром ткнулся носом о причал, его корма наполовину выпирала за здание. С лязгом опустился на цепях трап, пассажиры сошли, и новые, направляющиеся на восток, поднялись на борт.
Да, теперь сомнений быть не могло. Это Пиволюбы. И на них как будто были портупеи с огнестрельным оружием в кобуре. У всех на виду. Господи помилуй, что же тут творится?
Эдди повела его на верхнюю палубу, откуда открывался прекрасный вид на реку, и они встали, облокотясь на перила. Под безоблачным июльским небом чарующий ветерок приносил ароматы города и далекого моря. Хонимен обнял Эдди за талию и попытался забыть обо всех своих бедах.
Кто-то его толкнул. Этим "кем-то" оказался Пед Ксинг, ортодоксальный дзен-иудей. Его глаза скрывались за затемненными выпуклыми очками. Согнувшись по пояс, он крался вдоль перил и то и дело вертел головой из стороны в сторону, точно ожидая, что из-за любой перегородки на него могут выскочить враги.
В руке он держал большой пластмассовый пистолет.
- Ксинг, что, черт побери…
- Тихо, молекулка, это война. Все и каждый за себя. Ни за кого другого.
Бритоголовый Пед Ксинг собрался было продолжить свой обход, но Хонимен задержал его, положив на напрягшееся плечо руку.
- Послушай, Ксинг… Постой минуточку. С кем война? И что у тебя за пистолет?
- Ну, не совсем война… просто игра в войну. Мы все играем в "Выживание". Эрл сказал, это пойдет нам на пользу, закалит наши рефлексы на случай, если произойдет что-нибудь скверное. А пистолеты игрушечные. Они краской стреляют. Ах да, кстати. - Пед Ксинг расстегнул до пояса молнию комбинезона, открыв щуплую безволосую грудь, и достал второй пистолет, заткнутый за резинку трусов. - Как почетный Пиволюб, ты законная мишень. Так тебя предупредив, я тебе большую услугу оказываю. Я на тебе уйму очков мог заработать. Но лучше возьми вот это.
Хонимен автоматически принял запасной пистолет со словами:
- Ксинг, это же чушь собачья. Не хочу я, чтобы меня впутывали…
Но тут его одолело странное чувство, нечто гораздо диковиннее, чем дежа-вю, и он осознал, что его вновь вынуждают принять решение, как относиться к организованному насилию, решение, которое, как ему казалось, он принял двадцать лет назад, когда вскрыл конверт с "приветом" от правительства США. Неужели одного раза мало?..
Пропустив мимо ушей протесты Хонимена, Пед Ксинг уже удалился гусиным шагом, но напоследок бросил через плечо загадочную фразу: