Летом Крису, Марику и Тэду исполнилось пятнадцать, Джуле - тринадцать. Заканчивался месяц лютайр, и вместе с ним - последняя осень их детства. Они по пальцам считали дни, что остались до Праздника и первого в жизни большого путешествия.
- Крис, иди скорее сюда, пока Толстяк всё не слопал!
- Эй, кто обещал не обзываться? Вот стряхну тебя вместе с кислицами, будешь знать!
Марик впрямь слегка тряхнул ствол деревца и, задрав голову, смотрел, как подействовала угроза на сестру. Увидел Криса, подмигнул, поманил рукой.
- Ты глянь, чего видно! Прям жалею, что это моя сестрёнка.
Джула забралась на самую верхушку. Достать висящие на кончиках тонких ветвей жёлтые, налитые соком плоды казалось невозможным. Но она придумала способ - обхватила руками ствол, упёрлась ногами в ветви и принялась что было силы их раскачивать. Это подействовало - кислицы сыпались вниз. Но и коротенькая юбочка из шкуры ворчуна сбилась к талии, открывая стоящим внизу парням мускулистые ножки до самого основания.
Сообразив, что братец притих неспроста, Джула посмотрела вниз:
- Что вы там разглядываете?
- Проверяем, ты и снизу на рыжка похожа?
- Проверяете?! Ну ладно...
"Бамм!" Твёрдый увесистый плод отскочил от макушки Марика, задел отпрыгнувшего в сторону Криса.
- Ты чего!? - Толстяк попятился, схватился за голову. - Шишка же будет!
- А ты не глазей, куда не просят! Собирай, что я натрусила. Будешь потом ныть в дороге, что еды мало.
- Сама первая начала! Договаривались не обзываться.
Марик не любил своё прозвище. Но раз уж прилипло - ничего не поделаешь. Прозвища в посёлке были у всех, кроме малышни. У одних обидные, у других обыкновенные, кому как повезёт прославиться. Тэда звали Молчуном, Берта - Безголовым, Ореста - Кривым, тётушку Энн - Докторшей, Джулу - Рыжком, а как иначе?
Криса называли Красавчиком. Раньше он злился, но сейчас привык. Всё из-за копны золотистых вьющихся волос, голубых, будто летнее небо, глаз и ямочек на щеках, совсем как у девчонки. Но он же не виноват, что таким уродился? Красавчик, стало быть, Красавчик. Мужчины произносили это слово с нарочитой издёвкой и скрытой завистью, девушки, кроме Джулы, - ехидно, а женщины... Этим летом женщины начали посматривать на него так, что Крис спешил отвернуться, уйти подальше. Чтобы не слышать. Нет, вслух они ничего не говорили, но он почему-то слышал не слетевшие с губ слова, такие... такие... взрослые. Он не решался повторить их.
Зато Марик любил поболтать о взрослой жизни, о женщинах. И когда друзья сбегали в пещерку, принимался со смаком описывать свои фантазии. Сочинять он был горазд. От этих рассказов Тэд обычно краснел и подтягивал коленки к подбородку. Джула хихикала, то и дело облизывая губы, и было заметно, как под лифом у неё выпирают две маленькие твёрдые грудки. И у Криса начинало перехватывать дыхание, а глаза сами собой возвращались к этим бугоркам.
Грудки у Джулы были упругие, похожие на две торчащие в разные стороны репчатки с розовыми носиками. Однажды, в самом начале лета, наслушавшись рассказов Толстяка, она шепнула Крису на ухо: "А хочешь потрогать?" Они тогда сбежали от приятелей, забрались подальше за реку, где на полянах росла высокая, до плеч Криса, мягкая трава-малька. Понятно, любились они "по-детскому". Женщинами девушки становились во время Праздника, это было Правилом. Но даже так оказалось до того здорово, что Крис и представить боялся, какое же это удовольствие будет "по-взрослому"!
После, когда насытившиеся и усталые они лежали в спутанной, измятой мальке, Джула предложила:
- Крис, а давай я буду твоей женой.
Он не понял сперва, переспросил удивлённо:
- А как же Праздник? Ты не хочешь идти на Длинное Озеро?
- Конечно хочу. Но кто нам мешает выбрать друг друга? Правила не запрещают приводить девушку из собственного посёлка. Мы же с тобой не кровные родичи.
Восторг тёплым, пьянящим ливнем захлестнул Криса. Правила ведь в самом деле не запрещают! Они с Рыжком будут вместе! Всегда!
Джула спрыгнула на траву, с сомнением заглянула в мешок.
- Не маловато?
- Маловато?! - возмутился Марик. - А тащить его кто будет? Или ты одни кислицы весь Праздник жевать собралась?
- Ладно, ладно! Хватит, значит хватит. Всё равно солнце уже садится, а нужно ещё к маме зайти. Лекарства возьмём, жус, и вообще...
Матушке Энн исполнилось тридцать два года. Она была самой старшей женщиной в посёлке и самой многодетной: шестеро собственных детей и трое приёмных. Крису было пять, Лиз - шесть, а Тине - два годика, когда не стало их родной мамы. Наверное, то был самый тяжёлый год в их жизни. Но к осени отец перебрался к овдовевшей Докторше, и у Криса сразу добавилось три рыжих, как огонь, сестрички и два братика. А через год родился ещё один.
Мама Энн сумела вырастить всех девятерых. Даже Тину, проглоченную пузырём, выходила, хоть весь посёлок считал ту обречённой. А девочка и выжила, и выросла вполне здоровенькой, только уродливой из-за шершавых багровых пятен по всей коже, замкнутой и язвительной не в меру. Когда пять лет назад не вернулся с охоты отец Криса, мама Энн нового мужа приводить в дом не захотела, рассудив, что уже старовата. И теперь, когда старшие дочери, повзрослев, ушли из посёлка, а средние дети начали жить отдельно, с ней остался один младшенький, Рикки.
Дом Докторши стоял в верхней части посёлка. В детстве он казался Крису просторным, высоким, с необыкновенно чистыми и светлыми комнатами. И пахло внутри удивительно вкусно: любником, семицветом, сушёными грибами, размолотыми семенами трещотки и поджаренными орешками. И ещё чем-то, названия для чего не существовало, но отчего этот дом сделался родным. Сейчас-то он видел, что дом ничем не отличается от прочих в посёлке. Но аромат - да, аромат был неповторимым. Крис не удержался и втянул полную грудь воздуха, едва переступил порог. И кольнуло в сердце раскаяние - скоро месяц, как они с Мариком последний раз сюда заглядывали.
- Доброго вечера, ма! - Джула с разбегу повисла на шее Докторши, чмокнула в щеку.
- Здравствуй, доченька. А, и бродяг с собой привела, - насмешливо улыбнулась Энн, разглядывая сыновей. - Проходите, проходите!
- Да мы так, по делу... - Марик застрял у дверей, елозя пальцем ноги по полу.
- Спасибо, хоть по делу зашли. Нечего мне там полы ковырять, к печке ступайте. Я как раз сегодня затопила, мы с Рикки орешки жарим. И ещё кое-что вкусное для вас найдётся.
Она оглянулась на младшего, с усердным видом нанизывающего грибы на длинную бечёвку:
- Сына, неси, что мы с тобой вчера приготовили.
Крис опустился на плетённую из мальки подстилку у очага. Кажется, за последние три года здесь ничего не изменилось, просто отвык от родного дома. Язычки пламени, потрескивая, прыгали по сухим рыжим щепкам мелко нарубленного чернолиста. Когда-то они, ещё малышня, сидели долгими зимними вечерами, сбившись в тесную кучу, слушали бесконечные мамины истории о Сотворении Мира, о Войне Стихий и великом воине Вике-Освободителе. А за мутным окошком таинственно и зловеще клубился туман.
- Двигайся, - Марик опустился рядом.
Джула по-хозяйски рылась на полочках:
- Ма, я любника возьму побольше. А то мало ли, для чего понадобится. Ага? И где у тебя кровостоп? А, нашла...
- Я там листьев гульчика приготовила...
- Да у меня есть! Что, маленькая, не понимаю?
- Хорошо, хорошо! Ты, главное, не забывай, как я учила...
- Ма, а ты напомни ей. И мы с Крисом послушаем, - хихикнул Марик. Гульчик помогал женщинам не затяжелеть преждевременно.
- Толстяк, щас в нос получишь! - Джула оглянулась, пригрозила кулачком.
- Ма, скажи, чтобы не обзывалась!
- Ага, и меня дразнит! - поддакнул Рикки, вытащивший из кладовки пузатый глиняный горшок.
- Что у тебя там, малой? - Марик мигом забыл об обидном прозвище. - Ма, ты медовок наготовила?!
Вываривать терпкие плоды кислицы в соке камышника умели все женщины посёлка, но мама Энн и в этом знала особый секрет. У неё лакомство получалось не приторно-сладким и вязким, а словно таяло во рту.
- Надо же вас побаловать напоследок. Вот и вы взрослыми стали. Жён приведёте, мама не нужна будет. А Джулу, наверное, и не увижу больше никогда.
Неожиданно по щеке её пробежала слезинка. Крис, Рик, Джула, даже Марик, растеряно замерли.
- Ма, ты что? Ну не плачь! - Джула подошла, обняла её осторожно. - Конечно мы с тобой увидимся, обещаю!
- Ладно, ладно, садись, а то мальчишки уже пальцы в горшок суют.
Энн вытерла тыльной стороной руки слёзы, вынула из корзинки свежие гороховые лепёшки, опустилась у очага рядом с детьми.
- Ма, ты жус обещала... - как бы мимоходом напомнил Марик, облизывая перемазанные густым сиропом пальцы. Кто-кто, а он и впрямь успел зачерпнуть пару медовок.
- Раз обещала, значит дам.
- А попробовать можно?
- Я тебе попробую! До Длинного Озера доберётесь, там и пробовать будете, - мама Энн строго поджала губы. - Крис, флягу тебе отдам. В дороге брата к ней и близко не подпускай!
Лепёшки, как любая вкуснятина, имели обыкновение заканчиваться быстрее, чем их по-настоящему распробуешь. Марик с сожалением проводил взглядом последнюю, исчезнувшую во рту Рикки, на всякий случай облизнул палец, покосился на сидящих рядом Криса и Джулу. Потом перевёл взгляд на окно. Снаружи начинало темнеть.
- Медовки, ма, у тебя - объедение! Так мы пойдём? Сумки нужно проверить. И спать ложиться пораньше, а то Староста обещал разбудить до рассвета.
- Выспишься! - перебила сестра. - Ма, расскажи какую-нибудь историю.
- Да вы все мои истории знаете, - Энн улыбнулась, обвела взглядом детей.