Военные корабли, в конце концов, обрели невероятные размеры, что вполне объяснимо, ибо в течение полувека происходила достойная осмеяния война между пушечным ядром и броней - кто пробьет и кто выстоит. Корпуса кораблей из кованой стали делались все массивнее, а пушки такими тяжелыми, что суда в конце концов стали тонуть от собственного веса. Так и завершилось это благородное соперничество - в момент, когда казалось, что ядро одолеет броню.
- Вот так сражались в старину, - проговорил дядюшка Югнэн, указывая на железное чудище, мирно покоившееся в глубине дока. - У людей, заключенных в эти бронированные коробки, был только один выбор: или потопишь ты, или потопят тебя.
- Значит, личное мужество при этом вовсе ничего не значило, - заметил Мишель.
- Оно стало таким же бесполезным, как и пушки, - усмехнулся дядюшка. - Сражались машины, а не люди. И войны постепенно прекращались, ибо становились просто смешными. Я еще могу понять рукопашный бой, когда сам убиваешь своего противника…
- Какой вы кровожадный, месье Югнэн, - вмешалась Люси.
- Нет, дорогое дитя, я просто здравомыслящий человек, насколько здравый смысл вообще уместен в подобном вопросе. Когда-то война еще имела некое право на существование, но с тех пор, как дальнобойность пушек доведена до восьми тысяч метров, а пушечное ядро тридцать шестого калибра на расстоянии в сто метров способно пробивать тридцать четыре стоящих бок о бок лошади и шестьдесят восемь человек, - согласитесь, личная храбрость стала излишней роскошью.
- Вы правы, - откликнулся Мишель. - Машины погубили личную отвагу, а солдаты стали просто механизмами.
Так, размышляя вслух о войнах прежних времен, наши герои прогуливались среди чудес торговых доков. Вокруг вырос целый городок сплошных таверн, где сошедшие на берег матросы проматывали все до нитки. Отовсюду доносились их сиплые голоса и соленая матросская брань. Эти бесшабашные молодцы чувствовали себя как дома в новом торговом порту, раскинувшемся прямо посреди долины Гренель, и считали, что вправе вести себя так, как им заблагорассудится. Впрочем, они держались особняком, не смешивались с жителями окрестных предместий. Как будто это Гавр, отделенный от Парижа всего лишь Сеной…
Доки соединялись между собой разводными мостами, в определенный час приводимыми в движение механизмами, работающими на сжатом воздухе Общества катакомб. Судов было так много, что воды почти не было видно. Большинство из них приводилось в движение моторами, работавшими на углекислом газе. Любой трехмачтовый корабль, бриг, шхуна, люгер или даже рыбачья лодка были снабжены винтом. Время парусов прошло, ветер вышел из моды, в нем больше не нуждались, и старый гордец Эол стыдливо прятался в своем мешке.
Вполне понятно, что прорытие Суэцкого и Панамского каналов способствовало расцвету дальней навигации. Морские перевозки, освободившиеся от пут всяческих монополий и ярма чиновничьей волокиты, получили небывалый размах. Множились суда разных типов и моделей. Развевающиеся по ветру разноцветные флаги заморских кораблей являли собой великолепное зрелище. Обширные причалы, огромные склады, ломившиеся от товаров, выгружаемых с помощью замысловатых механизмов: одни машины вязали и взвешивали тюки, другие маркировали их и переправляли на судно, которое локомотив уже притащил сюда на буксире. Повсюду вздымались огромные горы из кип шерсти и хлопка, ящиков чая, мешков кофе и сахара. От обилия товаров, прибывших с пяти континентов, в воздухе был разлит какой-то особенный запах, который можно назвать сладостным духом торговли. Красочные объявления оповещали об отплытии кораблей в любые точки света. Здесь, в Гренеле, самом оживленном порту мира, смешались все языки.
С высот Аркёя или Мёдона открывалась поистине великолепная панорама порта. Куда ни бросишь взгляд - всюду лес мачт, расцвеченных в праздники реющими флагами; у входа в порт - высокая башня приливной сигнализации, а в глубине его - устремившийся на пятьсот футов ввысь электрический маяк, в общем-то совершенно бесполезный. Огни этого высочайшего в мире сооружения виднелись с расстояния сорока лье - их можно было заметить даже с башен Руанского собора.
На всю эту величественную картину стоило поглядеть.
- Действительно красиво, - заметил дядюшка Югнэн.
- Прекрасное зрелище, - отозвался Ришло.
- Пусть у нас нет ни моря, ни бриза, - вставил месье Югнэн, - но зато мы можем прийти сюда и полюбоваться кораблями, спущенными на воду и гонимыми ветрами!
На набережной самого большого дока, где толпа особенно напирала, требовалось немало усилий, чтобы пробраться сквозь нее. В этом доке с трудом разместился только что прибывший гигант - "Левиафан IV". Огромное судно "Грейт-Истерн", построенное в прошлом веке, не сгодилось бы ему и в шлюпки. "Левиафан" прибыл из Нью-Йорка, и американцы вполне могли бы гордиться своей победой над англичанами. У корабля было тридцать мачт и пятнадцать труб, мощность его машины была равна тридцати тысячам лошадиных сил, из которых двадцать тысяч приводили в движение колеса, а десять тысяч - обеспечивали работу винта. Проложенные вдоль палубы рельсы позволяли быстро передвигаться с одного конца корабля на другой. Между мачтами изумленному взору открывались великолепные скверы с большими деревьями, тень от которых падала на зеленые куртины, газоны и цветочные клумбы. Щеголи могли скакать верхом по извилистым аллеям. Этот плавучий парк вырос на десяти футах плодородной почвы, уложенной на верхней палубе. Корабль вмещал в себя целый мир; он побивал самые невероятные рекорды: путь от Нью-Йорка до Саутгемптона он преодолевал за три дня. Шириной он был двести футов, о длине можно было судить по следующему факту: когда "Левиафан IV" пришвартовывался носом к причалу, пассажирам с кормы приходилось пройти четверть лье, чтобы достигнуть твердой земли.
- Скоро, - рассуждал дядюшка Югнэн, прогуливаясь в тени дубов, рябин и акаций на верхней палубе, - и вправду сумеют соорудить фантастический корабль из голландских преданий, так что, когда его бушприт уткнется в остров Маврикий, корма еще пребудет на рейде в Бресте.
Ну а Мишель и Люси? Восхищались ли они, подобно всей этой оторопелой толпе, невиданной громадой "Левиафана"? Трудно сказать. Они мирно прогуливались, неторопливо беседовали или просто молчали, не в силах оторвать друг от друга проникновенных взоров. Молодые люди вернулись в жилище дядюшки Югнэна, так и не заметив всех чудес порта Гренель!
Глава XII
МНЕНИЕ КЭНСОННАСА О ЖЕНЩИНАХ
Следующую ночь юный Дюфренуа провел в сладостной бессоннице. К чему спать? Лучше уж грезить наяву. И до самого рассвета Мишель пребывал во власти поэтических мечтаний, уносивших его в заоблачные выси.
На следующее утро он спустился в контору и тут же взобрался на привычную верхотуру.
Кэнсоннас ждал его. Мишель пожал или, вернее, крепко сжал руку друга. Он был, однако, немногословен и сразу с рвением принялся за диктовку.
Кэнсоннас удивленно взглянул на него, но тот сразу отвел глаза.
"Что-то тут не так, - подумал пианист. - Он выглядит как-то непривычно! Словно только что вернулся из жарких стран!"
Так прошел целый день. Мишель диктовал. Кэнсоннас писал, и оба исподтишка поглядывали друг на друга. Прошел второй день - тоже без изменений. Друзья по-прежнему молчали.
"Похоже, тут кроется любовь, - подумал пианист. - Пусть побудет наедине со своим чувством, потом и сам все мне расскажет".
На третий день Мишель внезапно остановил Кэнсоннаса, когда тот старательно выводил великолепную заглавную букву.
- Друг мой! Что думаешь ты о женщинах? - краснея, проговорил он.
"Так я и знал", - промелькнуло в голове Кэнсоннаса, но он промолчал.
Тогда, еще более смутившись, молодой человек повторил свой вопрос.
- Сын мой, - торжественно начал Кэнсоннас, прерывая работу. - Мнение мужчин о женщинах весьма переменчиво. Утром я думаю о них иначе, нежели вечером. Весной у меня совсем иные представления о них, нежели осенью. Все - даже погода, хорошая или плохая, способна изменить ход моих мыслей, не говоря уже о процессе пищеварения, имеющего бесспорное влияние на мои к ним чувства.
- Это не ответ, - проговорил молодой Дюфренуа.
- Тогда, сын мой, позволь мне ответить вопросом на вопрос. Веришь ли ты, что на нашей земле еще не перевелись женщины?
- Еще как верю! - воскликнул юноша.
- А тебе случалось их встречать?
- Ну да, каждый день.
- Давай уточним, - проговорил пианист. - Я не имею в виду те существа женского пола, которые пригодны только для продолжения рода человеческого. Со временем их заменят машинами на сжатом воздухе.
- Ты шутишь…
- Друг мой, об этом говорят весьма серьезно, но проект, конечно, вызывает немало возражений.
- Послушай, Кэнсоннас, - прервал его юноша, - давай говорить серьезно!
- Ну уж нет, давай лучше повеселимся! Ладно, возвращаюсь к моим умозаключениям: настоящих женщин больше нет, эта раса исчезла, подобно мопсам или мегатериям.
- Прошу тебя, - вновь прервал его юноша.