– Лагерь переполнен, эвакуация на базу происходит медленно, – орала Хала, считавшая своим долгом пояснять все, что происходит вокруг. – Люди сидят четыре дня, злятся.
Столпотворение поредело, спекшаяся земляная корка под ногами сменилась занесенным пылью асфальтом. Завалов с опаской рассмотрел нависшие над самой головой останки домов.
– Куда мы? Здесь безопасно?
– Бомбили неделю назад, фронт ушел. Ты хотел таких, как я? Они обследуют дома, ищут спрятавшихся.
Хала тряхнула головой, будто хотела прогнать навязчивое видение. Вздрогнула, и, погасшие было, над головой заполыхали ярко-алые значки. Завалов отвернулся.
– Слушай, может, хоть попытаешься объяснить, кто тут кого бомбит? Я просматривал новости на базе, но не понял ровным счетом ни фига. Сколько вообще сторон в этом конфликте и когда они…
Хала дернула Завалова за плечо.
– Что случи… – начал он, но конец слова утонул в громовом реве.
Над лагерем включилась сирена. Раскатистый вой пронесся по мертвым кварталам, взмыл в белое небо. И оттуда, с высоты, ему откликнулась яркая вспышка. Завалов прикрыл глаза, глядя на огненную дорожку, но Хала схватила его за шиворот и поволокла куда-то.
– Беги! – орала она.
Завалов хотел спросить, что происходит, но неожиданно понял все сам. Вырвался из рук Халы, с ужасом уставился на главный купол лагеря, переливающийся начищенными стеклами под огнями приближающегося светила.
А в следующее мгновение купол брызнул в стороны тысячами ослепительных осколков. Они разлетались мучительно медленно, переворачиваясь и сияя рыжим. Завалов, словно парализованный, смотрел, как блестящий вихрь растет, подобно раскрывающейся в небе вспышке салюта. Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Все это напоминало ему нечто виденное недавно, простое и невинное, ощущение, знакомое с детства…
Что-то с силой ударило его в лицо. Хала закричала.
* * *
Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Радужные стеклышки, подвешенные на невидимую леску, кружились в танце, бросая на стены комнаты яркие блики.
– Ничего себе! Это что, та самая, наша?
Вадим улыбнулся застывшей в дверях Алисе.
– На даче была, среди старого хлама.
Модульная игрушка завершила цикл, стекляшки застыли в ожидании команды. Алиса прошла в центр комнаты. Хлопнула в ладоши, и над головой вновь поднялся пестрый ветер. Вадим заметил, что двигается сестра все медленнее, да и стоит с трудом. Прикрытый светлым платьем живот казался огромным. Врачи говорили – будет тройня. Счастливый папаша от таких новостей чуть в обморок не упал.
– Красиво как! Но ты рано с этим. Неужели забыл? Еще два месяца. Мы и мебель покупать будем позже.
Вадим пожал плечами. Но Алиса знала его всю жизнь, и тон ее голоса не предвещал ничего хорошего:
– Что это значит? Тебя не будет, да? Опять удумал что-нибудь? – На щеках Алисы проступили красные пятна. – Неужели поедешь?!
– Тут такое дело, мне придется, – принялся объяснять Вадим. – Хотел бы, но срок подачи заявок на КиберЭкспо уже подходит. Без отчета о полевом применении нам нечего показывать. Если сейчас протянуть время, то релиз придется отложить на следующий год.
– Ну и отложите!
– Ты что, не понимаешь? Думаешь, мы одни работаем над подобным проектом? Через год я могу оказаться двадцатым в очереди и никому на фиг не нужным. Нужно ехать сейчас. Всего восемь недель, и я дома.
Алиса пошатнулась и со злой гримасой оттолкнула кинувшегося на помощь брата.
– Ты что, больной?! Там война! Почему здесь нельзя найти людей? Почему нужно ехать под бомбы? А родителям сказал уже? Мама знает?!
Объяснять было бесполезно, но Вадим попробовал:
– Здесь уже по-другому. Мы приглашали добровольцев, но только время зря потеряли. Эти люди, кто вырвался из среды, приехал на обучение, уже прошли определенный курс. Подстроились задолго до подключения к программе. Это напрасная трата огромных ресурсов. Программу нужно попытаться наложить на чистое сознание…
Алиса не слушала. Всхлипывала, стирая слезы рукавом.
– Тебе плевать на нас, – сказала она. – Работа важнее, это я давно поняла. Но ты только сделай одолжение. Мне, маме с папой. Вернись оттуда, слышишь, Вадим?
* * *
Удушливый запах пыли и гари, крики, треск. Перед глазами вертится лихорадочный хоровод. Небо, земля, люди. Белое, черное, ярко-красные брызги.
Они бежали куда-то в орущей толпе. Завалов слабо помнил, как чуть не упал, наткнувшись на затоптанное тело. Он видел десятки таких. Некоторые были еще живы. Хала неслась впереди, отпихивая с дороги визжащих от ужаса людей. Рюкзак колотил по спине. Завалов хотел его бросить, но не мог. Краем сознания он еще держался за мысль: внутри что-то важное.
В подъезде пятиэтажки, затаившись с десятком растерянных беглецов, Завалов перевел дух и обнаружил, что лицо вымазано в крови. Болели зубы, расколовшиеся от удара. Потрогал щеку. Кровь сочилась из рваной раны, но он упорно ощупывал лицо. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Завалов потянул и вытащил мелкий осколок оплавленного пластика. Кровь щекотно заструилась по подбородку, закапала на футболку. К горлу подступила тошнота, звуки окружающего мира сделались невыносимо громкими. А потом на улице послышались шаги, и терзающий больную голову плач смолк.
Хала зажала рот, и Завалов увидел, что она дрожит.
– Что такое?
– М-молч-чи. Тихо. Н-ни звука.
Хала заикалась механически, как вышедший из строя автомат, и нервно ощупывала коробочку за ухом.
Не сговариваясь, они поползли к провалу в стене, ведущему в пустую квартиру. Завалов двигался на четвереньках, тихо матерясь, когда осколки стекла впивались в ладони. Позади слышались шорохи – люди расползались по углам. В дыру юркнул тощий мальчишка в лохмотьях. Завалов провалился следом. Хала плюхнулась последней, откатилась в тень. Хрустнул сломанный ободок голоигрушки. Обстановка в квартире была старая. Мебель застала, наверное, еще первый Союз. Слой мусора на полу, в котором отчетливо выделялись обертки от гуманитарных пайков с русскими и английскими этикетками.
С улицы грубо окрикнули, из подъезда ответили плачем и причитаниями. Грохнула автоматная очередь, за ней – еще одна. Крики, эхом заскакавшие по лестничным пролетам, оборвались. В хлипкой двери осталось два ряда отверстий, один над другим. Завалов лежал, зажмурившись и уткнувшись лбом в бетонное крошево.
"Что происходит? Откуда они повылазили, с оружием?"
В подъезде кто-то скулил.
Хала поднялась, коротко выглянула в провал.
– Ушли. Поднимайся. Нужно выбраться через окно.
Она прокралась к дверям комнаты. За стеной не утихали стоны.
– Стой, – тихо позвал Завалов. – Там же кто-то ранен…
– Пошли!
Хала скрылась за перекосившимися дверями комнаты. Завалов выглянул в провал и оторопел. Горло пережало, волна тошноты и головокружения накрыла его, заставила попятиться.
В спину, как раз под рюкзаком, уперлось что-то острое. Завалов вздрогнул и обернулся. Мальчишка в лохмотьях махнул самодельным ножом из металлического осколка перед лицом. Со злостью дернул за рюкзак:
– Дай!
Он не видел двери в комнату и не успел заметить, как в коридоре появилась Хала. Металлическая рама складного стула врезалась в голову с глухим стуком. Мальчик упал. Хала размахнулась и ударила еще раз.
– Идем, Вадим. Нельзя стоять.
Завалов ринулся к мальчишке, попытался нащупать пульс.
– Ты его убила!
– Убила, – подтвердила Хала. – Ему нужны твои вещи, но ты лучше отдашь что-нибудь мне, если живым выведу. Идет?
– У меня нет ничего для тебя, – пробормотал Завалов, растирая лицо грязными ладонями.
– Не важно. Продам, обменяю.
Завалов сел на пол и крепко зажмурился. Ворот футболки стал мокрым от крови. Хотелось зарыться под землю. За стеной стонали, и этот звук скреб по нервам, как гвоздь по стеклу. На соседней улице послышался десяток одиночных выстрелов. В небе с ревом пронесся беспилотник.
"Почему именно я? Пусть они заткнутся! Я не хочу это слушать. Это не мое дело. Я домой хочу!"
– Стой! Куда!
Вадим подскочил и сквозь провал выбрался в подъезд. Осмотрелся, прикрывая нос рукавом. Горький запах порохового дыма, соленый – свежей крови. Кто-то схватил за ногу. Завалов обернулся и отвел взгляд. Там уже нельзя помочь. Потряс за плечо парня, сжавшегося в углу. Тот упал. Вместо одного глаза – рыхлое мясо. На стене остался грязно-бурый росчерк. Завалов отпрянул и наступил на чью-то руку. Шарахнулся, едва сдержав вопль.
На курсах было иначе. На столе манекен, имитирующий пострадавшего с проникающим в брюшную полость. Вокруг десяток студентов. Кто-то пошутил насчет слишком подробной имитации первичных половых признаков у резинового пациента. Главное, не смеяться и руки держать ровно – игла настоящего шприца может согнуться при попытке проткнуть искусственную кожу. Препод ругается, кричит: "Вы что, на вечер юмора собрались? Вот посмеетесь потом…" За окном солнце, и декоративные яблони в университетском скверике цветут. Весна.
Завалов смотрел на женщину, сидящую у стены и держащую прижатыми к животу руками что-то темное и влажное. Глаза открыты и запорошены пылью. Ее соседка, боком лежащая в кровавой луже, медленно пошевелилась. Вскрикнула, когда Завалов тронул ее за руку.
– Нам чуть посидеть где-нибудь. Нас найдут, – прошипела Хала.
– Кто найдет? – со злостью спросил Завалов, расстегивая ремень на брюках.
– Ваши! Они всегда приходят и всех увозят. Брось ее, пойдем.