- Так не бывает. Заведующий всегда осуществляет надзор и контроль.
- И вы осуществляли?
- Конечно.
- Что вы можете рассказать об атмосфере и настроениях в палате?
Здесь нужно было проявить крайнюю осторожность. Не скажешь же, что там подобралась отпетая пьянь? Спросят: почему не выписали? Почему терпели? "А почему всех терпят? Почему вас терпят?" - мог бы ответить Васильев, но знал, что ничего подобного не скажет. Какое счастье, что Прятов уничтожил дневники за прошлую ночь, где стояли отметки о нарушении режима! Васильев в сотый раз повторял про себя то, чему его много лет учили как в институте, так и после, в больнице: история болезни пишется не для больного, история болезни пишется для прокурора.
- Если вы говорите о криминальных наклонностях и способности совершить убийство, то проявлений такого рода я не замечал, - уклончиво ответил Севастьян Алексеевич.
Следователь оторвался от протокола и с жалостью посмотрел на Васильева.
- Что вы выводы-то делаете? - спросил он презрительно. - Я, кажется, ясно спросил: какая была атмосфера в палате?
- Соответствовала среде, - надменно молвил Васильев. Он тоже с гонором.
Вопреки его ожиданию, следователь не стал уточнять и записал дословно.
- Каковы были причины пребывания потерпевшего в стационаре?
"Распоряжение главврача", - едва не вырвалось у заведующего. Но он вовремя спохватился и назвал рабочий диагноз. Пришлось повторять медленно, трижды, по слогам.
- И что он означает в переводе на русский?
Васильеву снова стоило большого труда не ляпнуть: "Да ничего".
- Ну, как вам сказать… головные боли, повышенная утомляемость, плохой аппетит, снижение работоспособности.
- Тогда у нас и здоровых-то не останется, - хмыкнул следователь, явно примеряя красивый диагноз на себя и придирчиво проверяя, не жмет ли. - У меня тоже - и боли, и плохой аппетит…
- Милости просим, - пригласил его Васильев.
Тот покачал головой, как будто уважительно изумлялся наглости свидетеля.
- В отделении бывали случаи пьянства?
"Других не бывало", - подумал тот.
- Все случаи нарушения режима зафиксированы в историях болезни. За более подробной информацией вам следует обратиться в архив, потому что все нарушители выписаны.
- Так-таки и все? - усмехнулся следователь.
Севастьян Алексеевич представил себе дальнейший допрос свидетелей: Хомского, Лапина, Каштанова, братьев Гавриловых. Их рожи, их запах.
- В моем присутствии фактов нарушения режима не отмечено, - изрек он твердо. Тем самым перекладывая бремя ответственности на дежурную службу. "На мокрых рентгенограммах черепа убедительных данных…" И далее по схеме.
Ему задали еще несколько опасных и провокационных вопросов, но Васильев выдержал испытание с честью. Его отпустили работать дальше и велели пригласить дежурного доктора.
"Замотают теперь по судам да ментурам", - с тоской думал Васильев, покидая родной, уютный кабинет, внезапно сделавшийся чужим и враждебным.
17
Александр Павлович протиснулся в кабинет боком, имея на лице полувопросительное выражение.
- Садитесь, - следователь указал на стул и в мгновение ока, очень ловко, всего несколькими вопросами, установил личность вошедшего.
Прятов судорожно зевнул и поспешно извинился. Ночь выдалась не такой уж тревожной, объяснил он своему неприятному визави, ему удалось поспать, но сон в казенных домах неизменно бывает чутким и поверхностным. Телефон еще только собирается тренькнуть, а рука уже тянется к трубке в полусне. Жестко, неудобно, узко; кажется, будто тебя продувает сотней ветров, будто ты оказался один-одинешенек в поле, будто к двери подкрадываются и караулят забинтованные тени.
Прятова словно прорвало. Он говорил и говорил, неся совершенный вздор.
- Вы дежурили в ночь происшествия? - осведомился следователь, перебивая словесный поток.
Александр Павлович подтянулся и кивнул.
- Вы покидали отделение?
- Да. Около двух часов ночи меня вызвали в приемное отделение.
Следователь удовлетворенно замычал, зная уже, что Кумаронов был, согласно предварительному заключению эксперта, убит приблизительно в это же время.
- Расскажите подробнее, - велел следователь. - Зачем вас позвали? Кто конкретно?
Прятов застенчиво улыбнулся и развел руками:
- Я и сам не пойму. Это была какая-то ошибка. Или чья-то дурацкая выходка. Я спустился вниз, но мне сказали, что я им не нужен. Я прошелся по кабинетам, поискал - мертвая тишина…
Он рассказывал возбужденно, в неподдельном волнении.
- Кто, по-вашему, мог сделать ложный звонок?
Александр Павлович вскинул брови:
- Да кто угодно. Здесь такой бардак… Даже больные могли подшутить. Нет, что это я - наверняка больные… Они однажды добрались до громкой связи в гинекологии и всем велели явиться в ординаторскую без трусов…
Следователь не улыбнулся, только вздохнул.
- И сколько времени вас не было?
Александр Павлович пожал плечами.
- Полчаса. Сорок минут…
- Сорок минут ходили по кабинетам?
- Я постоял в вестибюле, подождал - мало ли что… Покурил в туалете…
- Кто-нибудь может подтвердить, что вы именно постояли и покурили?
Прятов задумался.
- Сестры приемного покоя… я же говорил с ними, когда спустился.
- Когда спустились, вот именно. Вам ответили, что вас никто не звал. А дальше? Эти сестры - что, пошли с вами по кабинетам? И в туалет с вами пошли курить?
- Нет, - Прятов опустил голову и уставился в пол. - Обычно они ходят, но на этот раз не пошли. Я был один.
Он подумал о гинекологе, которого видел в смотровой, но тот был настолько занят, что на него нечего было надеяться.
- А вы их звали с собой?
- Не звал, к сожалению.
- Понятно. Кем был принят звонок?
- Медбратом, его зовут Михаил.
- Вы сами не разговаривали с тем, кто вас якобы вызвал?
- Нет, только он. По местному телефону.
Следователь перевернул лист и задумался.
- Что вы можете сказать о поведении вверенной вам палаты в ночь вашего дежурства?
- Все было тихо.
- Вы заходили внутрь проведать больных?
- Нет, не заходил.
- Почему? Это ведь входит в ваши обязанности?
- Не совсем так, - лицо Александра Павловича пошло красными пятнами. - Среди них нет острых больных, требующих постоянного наблюдения. Им оказана помощь, они проходят стандартный курс планового лечения. Никого не лихорадит, ни у кого не расстроен кишечник. Не было никакой надобности заходить и проверять. Когда кто-то нуждается в наблюдении, мы так прямо и пишем в истории болезни, в листе назначений: наблюдение дежурного врача.
- А кто писал назначения для девятнадцатой палаты? Не вы ли сами?
- Я сам.
- Понятно. Значит, вы самостоятельно решали, кого вам наблюдать, а кого - нет?
- Получается, что так.
- Хорошо, - следователь подробно все записал. - А как же соблюдение режима? Точнее, его нарушение? Давайте говорить начистоту: дело выглядит так, что ночью в отделении состоялась пьяная ссора, и кто-то ударил вашего больного бутылкой по голове, в туалете. Как же могло получиться, что вы не в курсе?
- Было очень тихо, я повторяю, - не сдавался Прятов. - Насколько я понимаю, все произошло, пока меня не было. В отделении оставался средний персонал: медбрат и медсестра. Спросите у них.
- Спрошу, - зловеще пообещал следователь. - Что вы можете показать о потерпевшем?
- Ничего ценного, - быстро ответил Александр Павлович, думая о жалобе - успел ее написать Кумаронов или нет? Отправить по назначению, судя по поведению Дмитрия Дмитриевича, не успел точно.
- Вот это уже странно, - нехорошо улыбнулся тот. - Вы же его лечили!
- Довольно недолго, - парировал Прятов. - За пару дней человека не узнаешь. Или вас, может быть, диагноз интересует? Анализы? Лечение?
- Диагноз мне уже известен, - покачал головой следователь. - Меня интересует личность и ваши отношения с этой личностью. Неужели у вас даже первого впечатления не осталось?
- Нет, - как можно суше ответил Александр Павлович. Он очень глубоко переживал происходящее и сжал кулаки. Следователь покосился на них:
- Почему вы нервничаете?
- Собираюсь с силами, - измученно повинился Прятов. - Я все-таки с дежурства. Доктор не лошадь.
- Понимаю. И все же - как насчет первого впечатления?
- Если вы о личности, то оно, повторяю, довольно блеклое. Человек, как человек… - Он чуть было не брякнул, что Кумаронов был блатным, но вовремя сообразил, что вывести это следователь никак не мог сам, так как Кумаронов попал в общую палату. И просвещать следователя ни к чему, иначе можно навредить Николаеву и Васильеву. Тогда ему точно конец.
Следователь с минуту подумал.
- В отделении не было посторонних? - спросил он резко. - Вы никого не встретили? Родственники, гости из других отделений?
Прятов решительно отвечал, что посторонних не было.
- Распишитесь, - приказал гость.