- Изволь, расскажу. Зовут меня Иван. Ну, Ион по-вашему. А приехал я в Стеллу в поисках золотого яблока Филомеи. Я и мой друг Сергий по прозванью Волк. Только во время сегодняшней бури мы потеряли друг друга. Я вот очутился здесь, а его даже и представить невозможно, куда могло унести… Теперь кроме этого яблока придется искать еще и его. Кстати, если ты знаешь, что это за яблоко, и где его можно найти, наша благодарность не знала бы границ в известных пределах, что значит, что я бы был глубоко признателен за твою помощь, - заученной когда-то давно фразой из похищенного на ночь учебника старшего брата по дипломатии завершил свою недолгую представительскую речь Иванушка.
Впитывая и переваривая сокровища дипломатической мысли Лукоморья, стеллиандр ненадолго задумался.
- Ах, яблоко! Ну, конечно, знаю. Кто же этого не знает!.. Это яблоко присудил Филомее трилионский царевич Париж как самой красивой из всех богинь, и теперь его город вот уже десять лет, как в осаде.
- И кто его осадил?
- Естественно, союз женихов!
- Женихов?! - надпись на солдатиках из детства стала приобретать новый, неизведанный ранее, но уже пугающий смысл.
- Ну, да. Ведь перед тем, как выдать Елену замуж, ее отец взял слово с остальных юношей, добивавшихся ее руки, что в случае чего, они поддержат выбранного его дочерью жениха.
- Елену?..
- Ну, конечно. Ведь в знак благодарности Филомея помогла Парижу украсть у законного мужа Елену - самую красивую из смертных.
- Красивее Адрианы?
- Ну, Ион, не будь ребенком…
- Да я ведь ничего… Я ведь просто спросил…
- Ну, так вот. Говорят, что это яблоко Филомея подарила Елене в качестве приданого. Значит, оно сейчас у нее.
- А она в осаде.
- Уже одиннадцатый год. А теперь скажи мне, Ион, почему, чтобы вывести нас из лабиринта, боги выбрали тебя?
- Н-ну, как тебе сказать… - первым порывом царевича было объяснить Трисею, что никакие боги, вообще-то, его никуда не выбирали, а надо было всего лишь набраться терпения и, придерживаясь одной из стен, идти вперед, пока внезапно не наткнешься на выход, как это с ними и случилось, но, уловив при свете факела чересчур серьезное выражение на мускулистом лице иолкского царевича, почему-то передумал. - Со мной это иногда бывает. Но ничего страшного. Потом это проходит.
- А-а… - с некоторым облегчением протянул Трисей. - Ну, тогда ладно… А то тут твой приятель, когда говорил за тебя тост, что-то наплел непонятное…
- Он был пьян, - твердо оборвал его Иванушка. - И от вашей отравы еще не отошел. Кстати, зачем понадобилось нам подливать в вино эту гадость? Если бы вы попросили, мы бы и сами пошли с вами сражаться с этим Минозавром… Ну, или поддерживать тебя ободряющими криками… - поправил он себя, представив на незамутненную голову монстра, побежденного стеллиандром.
Трисей посмотрел на него как-то по-новому.
- Зная, что тебя должны через два часа разорвать на кусочки, ты бы добровольно пошел в лабиринт?
Иван вспомнил про волшебные сапоги, и с твердостью ответил:
- Да.
- Значит, ты тоже герой?
На этот вопрос такого быстрого ответа у царевича не нашлось. Но Трисей его и не дожидался.
- А этих трусов пришлось силой вылавливать по всему Иолку, когда пришла пора отправлять ежегодную дань царю Мина, - с презрением махнул он рукой в сторону спящих. - За это я тебя уважаю, Ион. Если ты, конечно, говоришь правду, и ты действительно не… не…
- Не кто?
- Не тот, на кого намекал этот твой болтун Ирак, - выпалил Трисей.
- Нет, я - это не он, - не понял Иван, о чем идет речь, но на всякий случай твердо решил отмежеваться от чего бы то ни было, способного подмочить его новую героическую репутацию.
- Ну, тогда ладно. А твоего друга, с которым ты сюда прибыл, мы попробуем найти, после того, как в Иолк вернемся.
- Думаешь, он там? - с сомнением проговорил Иванушка.
- Может, там. А если нет - то мы обратимся к оракулу Ванады, принесем ей за него достойные жертвы, и, если снизойдет, богиня подскажет, где твоего Ликандра отыскать.
- Почему Ликандра?
- Но ты же сам сказал, что его прозвание - Волк. На нашем языке - Лик. Получается - человек-волк. Ликандр. Нормальное имя, которое, по крайней мере, без затруднений сможет выговорить даже ребенок. Не то, что это его иностранное. И кто только вам такие имена придумывает… Не встречал еще ни одного чужестранца с нормальным стеллийским именем…
Царевич хотел прокомментировать эту сентенцию, приведя примеры из своей недолгой, но богатой практики загранпоездок, но вовремя воздержался, а вместо этого попросил:
- Только можно побыстрее к этому оракулу сходить, когда приедем, a? Мы просто торопимся очень…
- Обязательно, - пообещал Трисей, и дружески похлопал Ивана по плечу. - Я сам выберу самого лучшего быка, которого ты предложишь Ванаде в жертву. А сейчас давай спать. Вон, все уже храпят - заливаются.
- Не все, - прислушался Иванушка.
Среди всеобщего торжества Опиума - бога сна и сновидений Стеллы - то и дело раздавались тихие не то поскуливания, не то повизгивания.
- Ты это о чем? - тоже прислушался Трисей. - А, об этом… Это этот стиляга Геноцид. Страдает. Хорошо я ему сегодня вломил. Не обращай внимания, Ион. Пошли спать.
- Но ему же больно!
- Ну, и что? Поболит, и перестанет. Ничего ведь не сломано… К сожалению. Через недельку как новенький будет. Нужен он тебе…
Но Иван его уже не слушал. Он пробирался между распластанными телами спящих, вслушиваясь и вглядываясь, и скоро нашел.
- Тебе очень больно? - склонился он над Геноцидом.
Тот сразу перестал стонать.
- Тебе-то что?
- Подожди, я тебе помогу.
- Как это ты мне поможешь? Ты что, чародей, что ли?
- Нет… Но я попробую… - и он осторожно положил на голову иолкца руки - сверху ту, что с кольцом - и попытался сосредоточиться, как учил их старый Ханс.
- Если ты чародей, то должен говорить волшебные целительные слова, - не унимался Геноцид. - Потому, что без волшебных целительных слов лечат только безродные проходимцы и шарлатаны. А ты и сам по себе-то совсем на чародея не похож, так, может, на лекаришку какого-нибудь, которого в приличном обществе и к лошади не подпустят, если лошадь чистых кровей, как, например, в конюшне моего отца, а их там знаешь, сколько? Несколько десятков! Вот понаехали тут всякие, ни снадобий, ни зелий, ни волшебных целительных слов не знают - полная темнота и отсталость, а туда же лезут…
Лукоморец почувствовал, как помимо его воли руки спускаются с макушки Геноцида к горлу, а пальцы начинают медленно сжиматься.
Откуда-то из темноты донеслось тихое ржание иолкского царевича.
Услышав это, Иванушка взял в руки вместо этого себя и попытался придумать какие-нибудь волшебные целительные слова, но вместо них на ум шло только одно. Что после недолгого умственного сопротивления и было произнесено над больным:
- У киски боли, у собачки боли, у Геноцида заживи…