- Не стоит, остановись, Алиса, бедняжке и так тяжело. Она узнает об этом ТАМ, - шепнул мне на ухо домовой. - Лучше выслушай внимательно то, что скажет тебе напоследок любимая сестра.
- Я всю жизнь завидовала тебе, - прошелестела смертница, еле двигая синими, запекшимися губами, - радовалась твоим болезням и неудачам. А особенно ценным подарком для меня стала измена Сергея. Это я обеспечила ему развод, заплатив нехилую сумму знакомой служащей ЗАГСа. Это ко мне приезжала Ниночка, чтобы весело посмеяться над великолепным Смирновым. Это я придумала розыгрыш с "мерсом", чтобы довести твоего благоверного до инфаркта. Тогда мы взяли с собой Максима, и он великолепно сыграл роль любовника молодой жены старого козла.
- Почему ты так ненавидишь меня? - вздрагивая от ее диких слов, прошептала я.
- Ты красива, а я нет. Ты удачлива, что нельзя сказать обо мне. Думаешь, легко было смотреть, как тебе пылко объясняются в любви многочисленные поклонники, совершенно игнорируя меня, как приглашают в кино, дерутся за один только твой благосклонный взгляд? Я всю жизнь ждала, что ты умрешь, чтобы наконец-то почувствовать себя свободной, но не дождалась, - Жанна перевела дух, - я скрывала зависть и ненависть все свое пребывание на земле, теперь моя зависть уйдет со мной в могилу.
- Опомнись, ты бредишь, - я положила руку на ее безумную голову.
- О нет, несчастная грешница говорит правду, - обнажила зубы в страшном оскале бедняжка. - Я специально не приехала ухаживать за подыхающей теткой, чтобы сие удовольствие досталось тебе. Я и сейчас получаю невыразимое наслаждение, когда вижу, что ты страдаешь.
- Я прощаю тебя, сестра, - голос мой задрожал и сорвался на хрип, - я все прощаю тебе.
- А я - нет! - выкрикнула она тонко и как-то особенно озлобленно. - Я умираю, а ты, ты будешь жить! Это, это несправедливо!
Вздрогнув, иссохшее тело страдалицы вытянулось, будто захотело стать выше и стройнее, огненная голова запрокинулась в страшном гневе, и, наконец, ужас отразился в ее безумных очах. Дернувшись несколько раз, Жанна вздохнула. В последний раз.
ГЛАВА 13
СТРАСТИ
Похороны прошли спокойно. Если не считать Аллочки, никто не плакал. Старшие дочки Жанны угрюмо молчали и тупо смотрели на гроб. На поминках произнесли несколько напыщенных речей, поели, немного выпили, поговорили "за жизнь", да разошлись. Сергею о смерти сестры я сообщать не стала: Жанну теперь не вернуть, а ему стрессы противопоказаны. Ксюша переехала в новую двухкомнатную квартиру, подаренную "дядей Максимом", а Лена осталась в старой, четырехкомнатной, разделив ее с младшей сестренкой.
Предсмертный крик Жанны постоянно стоял у меня в ушах; я мучилась от сознания, что, не зная и не желая этого, испортила жизнь единственной любимой сестричке.
- Почему все живут для себя, а ты для всех? - не раз удивлялась рассудительная Алиночка, наблюдая за моими, не поддающимися никакой логике, поступками. - Так надолго тебя не хватит, мама. Ты просто обязана взяться за свое здоровье, поехать на курорт, накупить кучу крутых платьев. Погляди-ка, вон и папа польстился на другую. Несмотря на красоту, ты постоянно выглядишь замотанной. Хотя бы ради меня, пожалуйста, измени свое отношение к жизни.
- Ладно, ладно, - согласно кивала я, тотчас забывая об обещаниях, данных дочери.
Вычитав в медицинских изданиях, что у обожаемой "квартирантки" имеется синдром хронической усталости, домовой самоотверженно бросился помогать мне по хозяйству: смешно раздувая пухлые щеки, пылесосил ковры, налаживал бытовые приборы, мыл полы, забавно орудуя металлической шваброй. По вечерам Марго запрыгивала мне на колени, Карлос клал голову на надежное женское плечо, и мы с удовольствием пронизывали взглядами незаменимый цветной ящик. Особенно любил Жемчужный спортивные передачи и вездесущую рекламу. А когда по телевизору торжественно звучало: "Немиров! С Новым годом!", элементал завистливо вздыхал:
- Кто такой этот счастливчик Немиров, что его на всю Россию поздравляют? Наверное, чрезвычайно уважаемый человек, который после кончины физического тела удостоится жизни в Раю!
Сегодня шел поединок по боксу между русским и американским спортсменами. Юркий судья, похожий на Луи де Фюнеса своей неугомонностью и настырностью, грубо расталкивал противников в разные стороны, мешая им достойно подраться. Богатыри, как ни странно, не обращали на убеленного сединами забияку никакого внимания. Авторитарный старикан нахально лез между ними, размахивал короткими ручонками и что-то не по-нашему лопотал. Болельщики вопили от справедливого негодования, но из уважения к почтенному возрасту не осмеливались прогнать распоясавшегося старца. Материализовавшийся Карлос сидел рядом и нервно кусал ногти. Неожиданно он отчаянно взвизгнул, и на безразличном телеэкране наступила оглушающая тишина. Боксеры недоуменно завертели головами по сторонам, народ замер, намертво прилипнув к низеньким скамейкам - наглый коротышка исчез.
- Ура! - заорал Жемчужный. - Теперь-то этот кровопивец не будет мешать добрым молодцам! Пускай дерутся!
- Куда ты его дел, дорогой? - стараясь не задохнуться от смеха, спросила я.
- В соседний дом, к престарелой вдове Пелагее, - раздувая щеки, захихикал шутник.
- Зачем? - поразилась я.
- Будет ей новый муж, а уж она его правильно воспитает - отучит кулаками махать, - удовлетворенно потер ладошки элементал.
- Миленький, - хватаясь за живот, запричитала я, - отпусти ты его назад. Этот человек - судья, а он на соревнованиях просто-напросто необходим.
- Да? - удивился "миленький". - На самом деле?
В огромном зале царил хаос. Устав от вынужденного безделья, солидная часть болельщиков решила размяться. Они резво повыскакивали со своих мест и побежали трусцой, наслаждаясь веселыми криками размахивающих руками заинтригованных зрителей. Немногочисленная когорта неспортивных граждан восседала на жестких скамейках и странно улыбалась.
- Где судья? - внезапно раздались громкие вопли отдохнувших фанатов. - Судью на мыло!
Домовой радостно вздрогнул. И маленький, обалдевший от близкого общения с престарелой Пелагеей, седовласый старичок, испуганно хватаясь за огромный кусок пирога левой рукой и чайную чашку - правой, приземлился на середину игровой площадки прямо на разноцветные брикеты неизвестного происхождения.
Объявили технический перерыв, я выключила взбесившийся ящик.
- Хочу смотреть телик! - вдруг возмутился разъяренный фокусник.
- Обойдетесь, сударь, - проворчала я, - сначала прекратите безобразничать.
- Но я же вернул драчливого аксакала на место, - прогундосил удивленный моей велеречивостью дух. - Почему ты сердишься на лучшего друга, Алиса?
- И на какие кирпичи ты посадил бедолагу? - нахмурила брови я.
- На малыша, - икнул несостоявшийся циркач.
- На ребенка? - не поняла я.
- На восхитительное мыло, маленькое "Дуру", которое так здорово рекламирует в своей песне прелестная Глюкоза.
- Что? - ахнула я.
- Разве не слышала, - воодушевился моим изумлением домовой, - как она славно поет про него: ты прости меня, малыш, ду, ду, дуру!
А однажды я заболела, температура поднялась до тридцати восьми градусов, потому пришлось вызывать на дом терапевта. Тот тщательно прослушал внезапно свалившуюся на его худенькие плечики пациентку, сказал, что я подхватила вирусную инфекцию и велел сдать анализы после того, как жар спадет. Карлос самоотверженно ухаживал за больной, благо, что заразиться человеческими болячками он не мог. Уж поверьте: нет на свете лучше сиделок и нянек, чем домовые! Я быстро встала на ноги, а на следующее утро, поднявшись в полседьмого, побежала в поликлинику.
Около закрытых дверей лечебного заведения толпился промерзший насквозь народ. Часы показывали десять минут восьмого, трещал жуткий мороз, но пускать в тепло заветного здания нас никто не торопился.
- Холодно, - умело настукивая зубами всевозможные мелодии, жаловались друг другу пациенты, - почему не открывают?
Ровно в половине восьмого появился опухший ото сна охранник и, отчаянно зевая, отпер амбарный замок.
- Посторонись! - заорала какая-то бабенка, расталкивая острыми кулачками посиневших от продолжительного пребывания на свежем воздухе людей.
- Хи-хи-хи, - послышалось из ее окружения.
То стайка веселых лаборанток впорхнула в теплоту вожделенного казенного дома.
- Стойте на улице, пока не пришли регистраторы, - высоко вскидывая указательный палец в зеленой вязаной перчатке, проворчала одна из них.
- Но мы заболеем, - чуть не заплакала молодая беременная женщина.
- А ну, пошли! - скомандовал мужчина в кожаной куртке. - Изверги!
Затравленно оглядываясь по сторонам, народ повалил в фойе. В лабораторию в верхней одежде не пускали, но гардероб не работал.
- Куда же мне деть норковую шубу? - спросила у меня интеллигентная женщина, робко пристраиваясь возле двери.
- А ты ее брось на пол, - съехидничал дедок в серых валенках.
- Ну-ка выметайся отсюда! - завизжали по ту сторону баррикады.
Из кабинета лаборантской пулей вылетел взъерошенный паренек, держащий в руках свернутую в клубок дубленку.
Возле стены, окрашенной в тошнотворный цвет детской неожиданности, стояла одинокая скамейка, которую оккупировали седые матроны.
- Встать! - рявкнул отставной военный, поворачивая голову к божьим одуванчикам.
Бабульки, сознавая важность мероприятия, кряхтя, подчинились его воле. Тут же их место заняли дряхлые пальтишки и изящные шубки желающих сдать кровь.