- Я же не знал, что сценарий утвердят, вот и внес поправки. Просто не понимаю, как такое возможно? Не понимаю!!! Если работа хорошая, то зачем критиковали? А если плохая, зачем утвердили? Нелогично как-то.
- А жизнь, ангелок, сама по себе штука очень нелогичная. Ты лучше расскажи, какие исправления внес?
- А разве ты сам не читал?
- Нет. - Гуча поморщился. - Я посмотрел - программа другая. Не разобрался, сразу к ведьме кинулся. Голова сильно болела. С похмелья.
- Понятно, - сочувственно произнес ангел, уже знакомый со спиртными напитками. - Я написал: "Чтоб ты сгинул неизвестно где, чтоб тебя там повесили вниз головой, привязав к столбу…"
- Надеюсь, не за яйца?
- Нет, - Бенедикт покраснел, - за ноги.
- Слава богу! Только представь, что бы мы с тобой делали с кастрированным наследником престола? Сценарий-то про кого был?
- Да так, про семнадцатого сына какого-то нищего. - Бенедикт задумчиво прожевал травинку, выплюнул ее и посмотрел на черта. - Ты сам подумай, ну кем может стать семнадцатый сын нищего?
- Как минимум - попрошайкой, вором и убийцей.
- Вот ты все понимаешь! - обрадованно вскинулся ангел. - С какой стороны ни посмотри, а нормального человека из него не получится. Я все точно не помню, но знаю, что анализ судьбы был сделан правильно. А этот крючкотвор меня таким болваном выставил, что хоть сквозь землю провалиться!
- Да, задачка. - Гуча задумчиво водил ногтем по карте. - Нам предстоит найти вора и афериста, сделать его королем и постараться, чтобы при этом он не стащил казну и корону, так?
- Примерно так, - согласился расстроенный воспоминаниями ангел.
- Сейчас мы находимся в старом лесу, в предгорьях. Дальше наш путь лежит через перевал в загнивающий городишко под названием Последний Приют. Это единственное человеческое поселение в Забытых землях. В старину там жили разбойники, бывшие пираты и прочие висельники, ну а теперь городок населяют их потомки, которые слишком упрямы, чтобы переселиться в более благоприятные места. Судя по карте, идти недолго, через сутки будем на месте.
- А найти подкидыша в многодетной семье проще простого, - радостно добавил Бенедикт.
- Если я не ошибаюсь, ангелок, нам не придется его искать - он будет висеть на столбе, привязанный за ноги. Нам останется только снять его, как спелый овощ.
- Фрукт, - поправил Бенедикт. - Я где-то слышал, что таких людей фруктами называют, только не пойму почему.
- Наверное, потому, Бенедиктушка, что их на деревьях часто вешают. - Гуча поднялся, повесил на плечо торбу и зашагал по направлению к возвышавшимся над верхушками деревьев горным вершинам, бросив на ходу: - Чем скорее покончим с этим делом, тем скорее вернемся домой.
- Мне как-то не особенно хочется возвращаться, - проворчал себе под нос ангел и поплелся следом.
Через два часа лес кончился, дорога пошла вверх. Бенедикт, не привыкший ходить по горам, то и дело оступался и падал. Когда добрались до вершины, он совсем выдохся. Во рту пересохло так, что он, отхлебнув из фляжки, даже не заметил, что в ней совсем не вода. На перевале Чингачгук разрешил отдохнуть несколько минут. Ангел вытер широким рукавом пот со лба и оглянулся назад.
Внизу простиралась живописная равнина, покрытая темной зеленью лесов. Словно драгоценные камни сверкали озера. Далеко на юге различались аккуратные квадратики полей и причудливые очертания городских башен.
Бенедикт посмотрел на север, по другую сторону горного хребта, и поразился - там простиралась голая, каменистая равнина, на которой тут и там темнели купы чахлых, кривых деревьев. Казалось, до горизонта рукой подать, наверное, из-за серого тумана, укрывшего землю клочковатым одеялом.
Тропка, что вывела путников на вершину, далее спускалась вниз, виляя меж валунов и направляясь к поселку домов из пятидесяти, покосившихся и ветхих.
Ангел стоял неподвижно, дивясь контрастности этого мира, его захватывающей дух суровой красоте. Где увидишь картину восхитительнее, чем эта, открывшаяся с вершины горы, - думал он, и в этот миг из гнезда, находящегося ниже, на утесе, взлетел орел. Бенедикт от восторга забыл даже, что надо дышать. Мощь и красота птицы заворожили его, он проводил орла восхищенным взглядом и, забыв обо всем, рванулся за ним, к облакам.
Хорошо хоть Гуча вовремя заметил, что ангел немножко не в себе, и насторожился, иначе косточек небожителя не собрал бы даже его любящий дядюшка. И так черт еле успел ухватить его за край камзола.
- Слушай внимательно, птичка! - отчеканил черт, прижимая юношу к земле. - Раньше ты был ангелом и летал! После - ты снова будешь ангелом и опять будешь летать! Но сейчас, запомни, сейчас ты - человек, а люди не летают! Вбей это себе в свою дырявую башку!!!
- Совсем не летают?
- Совсем!
- Жаль…
Гуча поднял посох и торбу, хмуро взглянул на ангела и начал спуск. Бенедикт поспешил за ним, подстраиваясь под быстрый шаг черта. Камешки под ногами осыпались, он скользил, высекая искры ненужными шпорами, старался не отстать.
Светало, когда путники вошли в городок. До чего же убогий был этот городок - дома через один грозили завалиться, улицы замусоренные. Даже ветер с моря, залетая сюда, терял свою свежесть и мчался дальше уже насыщенный зловонием гнили и нечистот.
Никто здесь не поднялся ото сна с первыми лучами солнца, не стучали молотками кузнецы, не скрипели рыбачьи лодки. Городок, казалось, вымер. Все спали.
Но вот скрипнула калитка, и в переулок вышла старая женщина. В руках у нее была прикрытая чистой салфеткой большая корзина, судя по запаху, со съестным. Старушка озиралась по сторонам, словно боялась, что ее заметят.
Ангел, обрадовавшись, рванулся было к ней, но бдительный черт успел схватить его одной рукой за шиворот, а другой зажать рот.
- Тихо, - шепнул он, затаскивая спутника в переулок.
Женщина шла к центру поселка, где на столбе посередине замусоренной мостовой вниз головой висел парень. Руки его были связаны за спиной, ноги прикручены к перекладине толстой веревкой. Лицо от натуги было багрово-красным, так что россыпь веснушек на носу была почти неразличима. Ростом детина был как раз со столб. Его рыжие волосы подметали землю, и поэтому издалека казалось, что повешенный стоит на голове.
- Еще один пижон, - проворчал Гуча, в первую очередь обративший внимание на ярко-красные штаны повешенного и рубаху пронзительного василькового цвета. Он как-то забыл, что сам одет отнюдь не скромно. Алый плащ трудно назвать незаметным.
Женщина затравленно оглянулась, но не увидела ничего подозрительного и заспешила к столбу.
Повешенный открыл глаза.
- Что вы право, маманя, так рано пришли? - недовольно проговорил он вполголоса. - Спать не даете. Отец поколотит, подумает, что к молодому парню на свидания бегаете.
- Молчи, охальник, - свистящим шепотом сказала женщина.
Она поставила корзину и, расстелив прямо на земле салфетку, принялась выкладывать на нее продукты: увесистый кусок вареного мяса, несколько картофелин, горку пирогов, пучок зелени, краюху хлеба и в последнюю очередь маленькую желтую репку.
- Маманя, - заныл парень, - вы опять! Я же чеснока просил. Вампиры прям извели совсем, все с разговорами лезут, спать не дают по ночам! А вы - репку…
- Молчи, репа полезней.
- Маманя, мне не семь лет, а семнадцать.
- Витамины в любом возрасте нужны, а по твоим поступкам и не скажешь, что тебе семнадцать. Это ж надо - у святого человека кольцо украсть! - Мать сокрушенно покачала головой.
- Да на фиг святому перстень?
- А на фиг тебе висеть здесь?! - вспылила старушка. - Ну что ж ты меня в грех вводишь? Да за что мне беда такая на старости-то лет, да за что мне такое наказание…
- Мамань, жрать давай, - напомнил непутевый сын.
Старушка засуетилась, вставила в кувшин соломинку, другой конец которой сунула в рот сыну. Парень судорожно хлебнул и сморщился - белая струйка потекла вниз, по щеке к глазу, намочила белые кудри и улеглась лужицей вокруг головы привереды.
- Маманя, опять молоко!
- Пей, маленький. Спасибо доброму человеку хорошее дело сделал. Так, глядишь, и совсем озорничать перестанешь, остепенишься, работать начнешь.
Сын со страдальческой миной сосал молоко, представляя, наверное, как он разберется с отшельником, из-за которого стал посмешищем всего поселка.
После молока настала очередь репы.
- Не буду, - уперся парень. - Пронесет же!
- Мяса не дам. - Угроза подействовала - парень послушно открыл рот, позволив положить в него репу. Потом настала очередь мяса, потом - пирогов и пучков зелени.
Ошеломленный, Бенедикт повернулся к Гуче:
- Послушай, а разве это возможно - есть, вися вниз головой?
- Он же заколдованный, поэтому умереть ему никак нельзя. Надо, чтобы помучился подольше, а кушать в любом положении хочется, - ответил черт, тоже, впрочем, пораженный прожорливостью висельника.
Старушка тем временем скормила последнюю крошку и аккуратно вытерла сыну рот.
- Не нарадуюсь я на тебя, Самсонушка, не пьешь, не дерешься, воровать перестал. Вот только девки жалуются, штаны у тебя больно узкие, смущаешь ты их.
- Нечего шастать мимо - сами так и норовят юбки повыше поднять, а мне здесь развлекаться больше нечем.
Все равно нехорошо, скромнее надо быть!
- Мамань, - хитро блеснул глазами сын, - а как же вы с такими принципами-то семнадцать детей народили?
Старуха в сердцах стукнула насмешника кулаком и вдруг заспешив, сказала:
- И то верно, домой пора, как бы отец чего не подумал. Ты здесь не балуй, вечером ужин принесу.
- А обед? - напомнил прожорливый сын.