Старший жрец изготавливает для себя посох. Насыщенные дни вынуждают, посох можно начинить энергией и заклинаниями, дабы экономить силы и время, а также наделить способностью заряжаться от окружающего мира самостоятельно, без внимания хозяина. У Эгорда роль посоха играет меч, именно благодаря нему создавать сложные заклинания воин-маг способен за мгновения и без титанических усилий.
Хафала бросили за решетку на втором подземном этаже, уж чего-чего, а тюрем в подземелье с избытком, там бывшие хозяева крепости держали друзей Эгорда - саффлов, те сейчас являются частью разношерстого народа под названием Сумеречные. Хафал очнулся к ночи, все темное время суток по крепости разносилось рычание и вой, даже когда Эгорд лечил Тимориса, ступни ощущали, как пол дрожит: плиты проводили эхо от ударов Хафала по решетке и стенам камеры. Не так уж и ослаб, а яд этой твари невероятно сильный. Чтобы справиться с ядом Зараха, довольно было осушить пузырек с противоядием, но дрянь, что отравляет кровь Тимориса, покидает его крайне неохотно, в течение дней, под напряженной и ювелирной работой двух магов...
Сейчас Хафал более-менее успокоился, вряд ли от душевных перемен - просто вымотался, пить и есть пока не дают. Однако время от времени демон молотит по стенам, те расцвели черными трещинами, пропитались зеленой влагой от ударов жала, кое-где даже обвалились, возникли насыпи и ниши, но подземелье внутри горы - гигантской каменной толщи. Чтобы пробить выход, надо раскрошить десятки метров сплошного гранита, все равно что жуку пытаться прогрызть брюхо дракона. Прутья решетки во вмятинах и царапинах, Халлиг на всякий случай их зачаровал, чтобы не гнулись и при каждом ударе шарахали демона молниями, но того боль разрядов не пугает, хлещет по клетке хвостом, а то и врезается всей тушей, хотя согнуть и впрямь не удается.
Хафал валяется на полу ничком, тело от дыхания вздымается и опускается, хвост шевелится вяло, как старая змея, пальцы вонзаются в раскрошенную твердь, зачерпывают, сжимают горсти до хруста. Сквозь прутья взирают Эгорд и Леарит, руки воина-мага сложены на груди, доспехи покрыты пленкой изморози, так случается, когда Эгорд погружен в холодные расчетливые думы, взгляд сосредоточен на демоне. Богиня парит в облаке света, серебро волшебных доспехов переливается живыми бликами, участки из твердых становятся жидкими и обратно, подстраиваясь под движения. Волосы разлиты по спине, плечам и груди как ручьи свежей солнечной лавы, глаза меняют цвет каждые несколько мгновений, неуловимо - как бриллианты, что поворачиваются в лучах. Богиня переводит взор на Эгорда.
- Твоей задумки по-прежнему не понимаю, - говорит мягко. - Зачем тебе Хафал-пленник?
- Хочу отомстить.
Молчание...
- Намерен пытать?
Эгорд создает на ладони миниатюрную статуэтку Хафала изо льда, пальцы сжимаются в кулак, фигурка лопается, треугольнички водяного стекла разлетаются, звенят о стены, испаряются в лучах Леарит, пламени настенных факелов и чарах решетки.
- В каком-то смысле.
- Эгорд, это не...
- Не выход, понимаю, но и ты пойми, Леарит...
Воин-маг поворачивает лицо к богине.
- Мне это нужно. Можно сколько угодно бегать от себя, да толку мало. Язва в душе не заживает, ноет, и просто не замечать - не лекарство. Если с душевной бедой не разобраться сейчас, рано или поздно прорвет, и то, как это случится, вряд ли понравится и мне, и тебе, и остальным... Такое нельзя оставлять на потом. Зарах мертв, но покоя нет, чувствую ясно, а значит, месть не свершилась. Отомстил как-то не так! Убийство Зараха решило много проблем для мира, но не погасило огонь в моей груди. А появился сын Зараха, и я понял, что именно должен сделать.
Леарит изумлена.
- Но что?
Эгорд судорожно, но глубоко вздыхает, усмиряя волнение.
- Позволь сохранить тайну. Если получится, слова будут лишними - увидишь сама. А если нет... Что ж, исполню то, чего хочется всем, убью демона. А пока... доверься мне, Леарит.
Богиня плавно взмахивает ресницами, на губах рождается мягкая улыбка. Леарит кивает, ладонь опускается Эгорду на плечо, ее окутывает аура света.
Эгорд счастлив, что Леарит не стала задавать лишних вопросов, сомневаться, спорить, ей хватило мгновения понять и принять его волю. Сердце наполнено благодарностью, Эгорду хочется накрыть ее ладонь своей, но сдерживается. Кивает, улыбается в ответ.
Взгляды вновь обращены к Хафалу, но мыслями воин-маг с Леарит... Из глубин памяти всплывает Наяда. Эгорд не может, да и не хочет ее забыть, одни из самых прекрасных эпизодов жизни, но воспоминания о Наяде, как барьер, возникают перед глазами всякий раз, когда Эгорд смотрит на Леарит или думает о богине слишком долго. Чувствует, что Леарит ему небезразлична не только как друг и соратник... но играть с мыслями боится, гонит прочь, старается отвлечься. Если мысли будут слишком яркими, живыми, прочувствованными, Леарит может случайно прочесть, к тому же... между ним и богиней - Наяда. Эгорд понимает, жизнь продолжается, не надо цепляться за прошлое слишком отчаянно, но через образ Наяды переступить не решается. Не хочет оскорблять память, мысль о Леарит как о девушке отдается в сознании эхом предательства...
Да и Эгорд - слабый человек, не ровня богине.
На следующий день Тиморис выздоравливает окончательно, Эгорд находит его на берегу, тот, уперев ладони в бока, созерцает волнующийся горизонт океана, сапоги облизывают прозрачные водяные языки, на стали остаются белые разводы соли. Воин выглядит непривычно задумчивым, брови нахмурены, взгляд заостренный...
Эгорд становится рядом, руки складываются на груди, поза обретает такую же величественность, в свете вечерних сумерек оба воина как медные изваяния братьев-философов. Крики чаек хаотично, но спешно, а шум волн пассивно, но размеренно ведут счет времени...
- Как себя чувствуешь? - спрашивает Эгорд.
Молчание...
- Странно, - наконец отвечает Тиморис.
- И в чем странность?
Тиморис усмехается.
- Чудак! Если б знал, не чувствовал бы странно.
Эгорд улыбается.
- Логично.
- По крайней мере, на здоровье не жалуюсь. Вы с Халлигом крутые маги, снимаю шляпу. То есть, шлем.
Друзья смеются, жидкое золото заката течет по гребням волн, верхушка неба едва заметно начинает перекрашиваться в розовый.
- Значит, странное с душой, - заключает Эгорд со вздохом. - Впечатления не остыли, все-таки не каждый день зависаешь между жизнью и смертью. Душа так просто не лечится...
- Ну, я человек простой, душу исцелить - дело плевое. Всего-то бутылку винца да пару-тройку девочек... Нет, дюжину! И буду как огурец.
Эгорд улыбается, качает головой: все-таки Тиморис в порядке, можно быть спокойным. Тот пихает Эгорда локтем в бок.
- Просил же, привези девочек, так нет же, друг Тиморис, иди лучше потискай томик светлой магии! Жестокий человек, Ямор тебя...
"Возможно", - думает Эгорд, вспомнив, какую месть задумал для Хафала.
- Между прочим, перед отплытием жрецов устроил экскурсию, по крепости гуляло как раз около дюжины светлых жриц.
- Серьезно?! Вот же... Хафал, Ямор его дери! Вовремя, однако, не мог нагрянуть чуть позже, мститель тухлый! Эгорд, какого беса ты оставил его в живых?
- Помучить.
- Да-а-а?
- Ну, не так, как представляешь пытки ты, но поверь, Хафалу будет больно. Только не сразу, далеко не сразу, надо подождать.
Лицо Тимориса искривляется довольной заговорщической гримасой.
- Что-то задумал, да?
Эгорд с полуулыбкой кивает. Друг похлопывает по плечу.
- Ладно, выпытывать не буду. Надеюсь, тратишь время не зря.
Минут через десять подошвы Эгорда звенят о ледяной хрусталь ступеней на мельничном крыльце, воин-маг запрокидывает голову, смотрит на замшелые от инея крылья, те пролетают в облаках мороза, мельница Эгорда глотает. Клесса, как обычно, на самом верхнем ярусе, вдоль стен в ледяных оправах покоятся щупальца, Эгорд неспешно поднимается, Клесса в привычной полудреме, на границе между реальным и мысленным мирами, полотна крыльев отдыхают в ледяных нишах, перья как кинжалы в ножнах колючего снега. Сквозь прорези клюва струится холодное дыхание, под веками клубится огонь.
Эгорд обводит помещение взглядом, на полках изо льда теснятся книги, на ледяном столе шеренги и колонны разноцветных реактивов в колбах, паутины трубок, стопка книг, развернутые свитки... Содержимое ящиков и тюка. Наверняка, не все, остальное, скорее всего, в огромном ледяном шкафу - в день прибытия Эгорда на остров его не было. Из опустевших ящиков сооружено кресло, разумеется, дополнено красивыми формами льда.
- Здравствуй, - говорит Эгорд.
Голова Клессы со звуком лопающейся ледяной корочки приподнимается.
- Приветствую, ледяной брат.
- Извини, не заходил несколько дней. Лечение Тимориса отнимало время, нужно было заниматься обустройством крепости, следить за демоном...
Дыхание Клессы замирает, мгновения тишины, из ноздрей и клюва вновь течет морозный туман.
- Все хорошо, я не одинок.
- Тебя озадачило и, наверное, разозлило мое намерение оставить Хафала в живых, тем более, пленил его именно ты, спас всех, заслужил право убить врага, но...
- Все хорошо, Эгорд... Не сержусь. Тогда меня охватывал боевой гнев, но сейчас спокоен. Главное, Камалия со мной.
Эгорд делает шаг навстречу, взгляд бегает по полу.
- Я ведь тоже, - продолжает Клесса, - был демоном. И сейчас... в какой-то мере демон. Жажда крови порой охватывает, но Камалия направляет в полезное русло... Во время войны с демонами Камалия могла меня убить, и была бы права, но оставила в живых...
Глаза Эгорда бегать прекращают, смотрит на Клессу пристально.