
Фет тотчас собирался и шёл на сеновал кувыркаться с девками и смачно матерился на однополчан, а Тютчев с отвращением открывал новую бутылку шампанского и шёл в какой-нибудь салон вести интеллектуальные беседы с высокопоставленными кокотками. И у каждого после этого на душе становилось чуть легче, потому что они понимали: этих жертв от них требует русская поэзия, но от своего предназначения, как ни старайся, хрен куда увернёшься…
Иван Тургенев и простой народ

Писателя Тургенева домочадцы нередко упрекали за то, что он ведёт антиобщественный образ жизни. Спит допоздна, пьёт по утрам шампанское, слушает классическую музыку, водится с иностранными артистами, а жизнь трудового народа ему по барабану. А больше всего раздражало домашних, что каждый раз после посещения туалета он мыл руки и требовал для чистки обуви сапожную ваксу.
- Разве ж так живёт простой трудовой народ, наш кормилец и поилец? - упрекали его.
- Ты где-нибудь видел умытого мужика или бабу с книжкой Пушкина или Лермонтова под мышкой? Ближе к народу надо быть, не выпячивать своё буржуазное происхождение!
- Да я ничего против народа не имею! - оправдывался Иван Сергеевич. - Он сам по себе, я сам по себе. Потребуется, я за него живота не пожалею, только… он этого пока не требует.
И так допекали его изо дня в день. Разозлился он как-то не на шутку и решил: уйду из дома на охоту, заряжу ружьё, надену шляпу, плащ, сапоги и заберу все до единой кредитные карточки. Пускай домашние потом волком взвоют, но ни копейки от меня до конца охоты не получат!
Шагает Тургенев по просёлкам и перелескам родной Орловской губернии и раздумывает про себя:
- Что это я так просто, без дела шляюсь? Напишу-ка что-нибудь по дороге, заметки какие-нибудь, а потом опубликую и назову "Записки охотника". Пускай видят, что нужды простого народа мне тоже не чужды.
Подошёл он к речке и видит странную картину. Посреди реки лодка, а в ней сидит собачонка и хвостиком виляет. Неподалеку от лодки мужик в воде бултыхается, видно, по пьяному делу за борт свалился, а плавать не умеет, потому и пузыри пускает.
- Эй, любезный! - закричал писатель. - У тебя какие-то проблемы возникли? Скажи, не стесняйся, ведь я, как и ты, против крепостничества.
А мужик знай себе помалкивает, только буль да буль, не хочет делиться с прилично одетым господином на берегу взглядами на проблему крепостничества.
- Молчишь, мужик? - не унимается Тургенев. - Это в тебе говорит, наверное, классовая ненависть?
Перед тем, как утонуть, мужик высунул из воды голову и только сумел промычать:
- Му-у! Му-у!

Обиделся на него Тургенев:
- Ах, ты так! Разговаривать не желаешь! Знай же, я напишу рассказ, в котором сделаю тебя убивцем собаки, а за твоё нежелание делиться проблемами будешь ты немым. И рассказ назову "Му-му", так и знай!
И, надо отдать должное, Иван Сергеевич сдержал обещание: написал и "Записки охотника", и рассказ "Му-му", в которых выразил своё горячее отношение к простому народу. Но слушать классическую музыку и водиться с иностранными артистами не перестал. Аристократическую натуру не переиначишь, как ни старайся.
Илья Репин и казаки

Илья Ефимович Репин был человеком весёлым и жизнерадостным, но общественно-политическая ситуация вынуждала его быть кислым и озабоченным народными судьбами. Нередко художник задавал себе вопрос: а нужны ли наши барские заморочки людям? Ведь сколько раз уже случалось, что начнёт какой-то просвещённый деятель скорбеть и мутить воду в обществе, сразу бучи возникают, в результате которых деятель приобретает титул прогрессивного народолюбца, а у холопов только чубы трещат. Быть прогрессивным Репин хотел, но народных чубов ему почему-то было немного жалко.
Бывало, соберётся он с тёплой компанией на даче у Корнея Чуковского и давай всякие шутки-прибаутки в альбом записывать и шаржи рисовать. И все присутствующие следом за ним. Ясное дело, впоследствии эта книжка станет популярной и назовут её "Чукоккалой".

Но будущей известности ему было мало, всё-таки человек он был тщеславный, и ему хотелось более основательной славы. Но как её добиться?
- Напиши-ка ты картину, - посоветовал ему Чуковский, - в которой мы всей компанией оттягиваемся. Люди мы известные, выпивать нам за умной беседой не грешно и даже полезно - вдруг сообща сварганим какое-нибудь послание, в котором откроем глаза правительству и передовой общественности на царящие беззакония! Ведь мы же частенько беседуем об этом, не так ли?
- Ни разу не слышал, - удивился Репин, - про баб - да, анекдоты про тёщу и евреев - да, а про беззакония - хоть убей, не припомню. Карикатуры и эпиграммы друг на друга сочиняем, косточки знакомым перемываем - и всё, больше никаких-таких политических разговоров…
- Тс-с! - Чуковский даже оглянулся. - Люди должны знать, что мы занимаемся серьёзными вещами, а то ты ещё проболтаешься, кого мы по вечерам из борделей приглашаем… И всё же подумай о картине, чтобы в ней была вся наша подноготная, притом с юмором, а несведущий человек видел в ней что-то другое, эпохальное.
Долго Репин раздумывал о картине. Всякие исторические ассоциации лезли ему в голову, но были они не только не весёлые, но сплошь кровавые - распятие Христа, сожжение Жанны Д’Арк, убийство Иваном Грозным сына… Что-то он, безусловно, использует в будущем, но что выбрать сейчас?
- Что-то этакое, с намёком… - повторял он, расхаживая по мастерской из угла в угол. - О, письмо казаков турецкому султану! Вот что нужно! Тут и юмор, и чуть непристойности, и застолье - всё, как у нас на даче!..

Новая работа художника очень понравилась общественности. Неизвестно, что каждый из посетителей вернисажа, где была выставлена картина "Казаки пишут письмо турецкому султану", находил в ней, но участники дачных посиделок у Чуковского только хитро посмеивались. Портретного сходства, конечно, не было, но так оно и задумывалось изначально. Уж, они-то знали, что их имена отныне вписаны в историю - пускай и таким нетрадиционным способом.
Мусоргский и Левитан

Очень хотелось композитору Модесту Мусоргскому, чтобы какой-нибудь знаменитый художник нарисовал его портрет для истории. Притом обязательно в трезвом виде, что было очень нечасто. Хотелось, видите ли, поглядеть на себя трезвого со стороны. Каков он пьяный, ему известно, потому что каждое утро кто-нибудь с ухмылочкой докладывал, как он вёл себя вчера по-свински, а вот про себя трезвого он, хоть убей, ничего ни от кого не слышал.
Посоветовали ему молодого талантливого живописца Исаака Левитана. Правда, тот в портретах не мастак, всё больше по пейзажам промышлял, но Модеста это не остановило. Что это за художник, если может нарисовать дерево и не может нарисовать чью-то физиономию? Правда, он и сам был композитором исключительно оперным и симфоническим и пробовать свои силы в попсе не отваживался, потому что там перевес был явно на стороне Паулса и даже, не к ночи будь помянут, Игоря Крутого.
А Левитан всегда в деньгах нуждался. Это было его естественное состояние.
- Так и быть, нарисую, - сказал он Мусоргскому. - Но за портретное сходство не ручаюсь. Я вам не какой-нибудь Пикассо, чтобы каждую волосинку из ноздри прорисовывать. Как получится, так получится - не обессудьте.
- Замётано, - согласился Мусоргский, - когда забирать портрет?
Тут уже удивился Левитан:
- Такие вещи за пять минут не рисуют! Нужно несколько раз попозировать хотя бы по полчаса, и тогда, глядишь, начнёт что-то получаться.
- Час? Неподвижно? - насупился композитор. - И… без капли спиртного?!
Левитан потупил взор и промолчал. Он бы нарисовал и по памяти, но нужно было набивать цену, тем более, такие заказы подваливали не часто. И потом он никак не мог вспомнить, существовала ли к тому времени уже фотография или ещё нет. А то бы щёлкнул композитора и перенёс по квадратикам фотографию на холст. И всего делов-то.
- Так и быть, - махнул рукой Мусоргский, - только я ещё не решил, какой портрет заказывать. Схожу-ка для начала на какую-нибудь выставку и посмотрю, что там за картинки выставляют…