Но он потер подбородок и проговорил:
— Маша… Я хотел, чтобы вы рассказали мне о дочери.
— Что именно?
— Да все. Все, что вы знаете. Вы же соседка как-никак.
— С каких это пор вы стали доверять моему мнению? Я же авантюристка! Искательница приключений. Забыли уже?
— И тем не менее вы были рядом эти пять лет, — уклонился от спора Зверев, — сегодня я… я растерялся. Понял, что это непросто — растить ребенка, совсем не зная его. Она как бы уже и не ребенок. Она — личность, и ее привычки и вкусы устоялись, как у взрослого человека. Это странно. Я подозреваю, что, кроме равнодушия к куклам и откровенной нелюбви к платьям, меня ждут и другие сюрпризы. Откуда это? Она что же, росла как мальчишка? Ее мать, она…
— Вас не должно это пугать, — перебила Маша. — Марина Цветаева, например, тоже не признавала кукол. Она перепрыгнула этот период, вот и все. Это совсем не значит, что из нее вырастет что-то мужеподобное. Зря вы боитесь.
— Но дело в том, что она совсем непохожа на свою мать. Совсем. Та была… как бы вам это объяснить… концентрация женщины. Все, что только возможно: кольца, бусы, всевозможные побрякушки, масса косметики, духи, платья… Много платьев, которых всегда было мало. Жажда нравиться — это главное, что двигало Наташей. Я рад, что дочь — другая. Но я хочу знать, какая она. Как вести себя с ней. Вы, наверное, не понимаете меня, я так сумбурно говорю…
— Нет, почему же, понимаю. — Маша плохо различала в темноте выражение лица Дениса. Но голос казался искренним. — Мне кажется, я понимаю. Алька — букет неожиданностей. Она идет по жизни какой-то своей, ей одной ведомой тропинкой. Я пришла к выводу, что ее нельзя воспитывать. Ее только нужно оберегать. Быть рядом. Что хорошо и что плохо, она знает сама, изначально.
— Вы так говорите, — усмехнулся Зверев, — будто дети рождаются с уже сложившимся мировоззрением. Так не бывает…
— Так и есть! — горячо возразила Маша. — Я подозреваю, что дети, по крайней мере такие, как Алька, приходят оттуда. — Маша ткнула пальцем в небо. — Чтобы научить нас чему-то, открыть нам что-то важное. И смешно, когда такому ребенку говорят: не делай то-то, стой смирно. Навязывают наши комплексы.
Зверев присвистнул.
— Да вы, девушка, философ. Но вам это к лицу. Сегодня вы похожи на русалку.
— А, это которая топит корабли?
— Вот-вот. Русалки поют сладкими голосами, а корабли идут на зов… и гибнут.
Маша пристально посмотрела на Зверева. Он глядел мимо нее, в шелестящий сумрак сада.
— И вам приходилось бывать на тех кораблях? — зачем-то спросила Маша.
— Приходилось. — Денис посмотрел на девушку. — Но с тех пор я научился обходить опасные места стороной и не покупаться на сладкий голос.
Он резко поднялся и протянул руку Маше. Она взялась за его сухие теплые пальцы и поднялась следом. Странно. Этот человек ни с того ни с сего одним дуновением затушил разговор, который только-только разгорелся.
— Спокойной ночи, Маша, — рассеянно проговорил Зверев и отправился в сторону сеновала, ни разу не оглянувшись.
А Маша отчего-то не могла сразу уйти в мансарду. Она так и осталась стоять в звенящей кузнечиками темноте, глядя на силуэт, удаляющийся по дорожке. Когда тьма поглотила белое пятно его рубашки, она потрепала Шейлу по голове и нырнула в нагретый воздух предбанника.
Глава 17
— Зря мы это все затеяли.
Маша размешивала порошок в стиральной машине и наблюдала, как Инна сортирует белье: полотенца отдельно, детское белое — отдельно, детское цветное — тоже. Затем наволочки, пододеяльники — большой белой горой.
— Я всегда в субботу стираю, — отозвалась Инна. — После бани остается полно горячей воды. А с детьми столько стирки, так что…
— Да не о стирке я!
— Тогда о чем?
— О шашлыках, проверке этой…
Инночка распрямилась и с интересом взглянула на Машу.
— Что-нибудь изменилось?
— Не в этом дело. Я просто поняла, что в любом случае не смогу помешать. Будь он хоть сам черт.
— Это почему же?
Инна накидала в машину детского белья и включила режим. В бане было довольно жарко после вчерашнего.
Обе подруги были в купальниках. Маша стирала руками то, что обычно не доверяла машине, — свои шифоновые сарафаны и Алькины яркие футболки.
Баня в настоящий момент была единственным местом, где можно поговорить без помех. Из сада доносился визг детей и лай Шейлы. Дома мужчины мариновали мясо для шашлыка.
— Почему? — переспросила Маша. — Да потому что Алька в нем души не чает.
— В общем-то я заметила.
— Даже ты заметила. А мне каково? Мне она все уши прожужжала о нем. И красивый он, и сильный, и щедрый.
— Надо отдать должное девочке — она не слишком преувеличивает.
— Инка! Ну мы-то с тобой взрослые люди и понимаем, что ребенку запудрить мозги — ума надо мало. И щедрости особой не требуется. А уж красота-то и вовсе не обязательна. Все родители красивы.
— Так-то оно так! — Инночка игриво взглянула на подругу. — Но он ведь и в самом деле ничего?
— Инночка! Ты ходишь в розовых очках. Или в зеленых. Здесь, у вас в глуши, возможно, и люди остались как в прошлом веке. Но в городах! Одни аферисты. И говорить умеют, и убеждать, и наружность имеют приятную. Просто орлы. И как правило, денег у них предостаточно. Вот Зверев — что мы о нем знаем?
— Так вот и проверим сегодня. Надо дело до конца доводить.
— Да как же ты не поймешь? Не могу я у Альки ее веру отнять. Даже если он окажется не таким, как прикидывается. Она планы строит, она… Да что говорить! Вчера она мне такое устроила! Слышала бы ты!
— Что она могла тебе устроить? Это не ребенок, а ангел какой-то.