- Да, в некотором роде так оно и есть. На третьем этаже живет мой лакей, Джеймс, а его жена - моя экономка.
- Он взглянул на ее прелестное, перепуганное лицо и, заметив, как она взволнована, почти вежливо спросил:
- Может быть, ты все-таки объяснишь мне, как ты тут оказалась?
Стоило ему только взглянуть на нее, и Ребекка кинулась к нему на грудь, как притянутая магнитом, словно
бы прячась в его объятиях от него самого. Ей до смерти хотелось, чтобы он с нежной заботливостью прижал ее
к себе, припал к ее губам, хотелось чувствовать прикосновение его сильных рук к ее телу. Сила страсти,
которую она испытала, напугала ее. Она не только не узнавала себя, но и, хуже того, не была уверена, что знает
Бенедикта.
- Мне надо было кое-что купить, ну и заодно решила сделать тебе сюрприз. - Она показала свои свертки; он
быстро взял их и положил на стол.
- Не скрою, твой визит для меня неожиданность, дорогая, но, разумеется, приятная. - И прикоснувшись
губами к ее лбу, он обнял ее за плечи и повел через двойные двери в красиво обставленную комнату.
- Я надеялась, что ты не будешь против. Подумала, уж если я в Лондоне, то попытаюсь застать тебя дома. Я
знаю, что ты приедешь в субботу, но хотелось поговорить... - Она что-то лепетала, лишь бы не молчать.
- Ребекка, подожди. Во-первых, сядь, - скомандовал Бенедикт. - Выпей чего-нибудь и расслабься. Тебе не
надо давать объяснения. Ты ведь моя невеста, значит, можешь зайти ко мне в любое время.
Она перевела дух и села на большой, обитый бархатом диван.
- Я только хотела... - Тут она заметила, что он повернулся к ней спиной, подойдя к деревянному
полированному бару высотой почти до потолка, стеклянные панели которого были отделаны бронзой.
Она облокотилась на высокую спинку дивана и осмотрелась вокруг с интересом и любопытством. Два
широких окна пропускали лучи вечернего солнца, тяжелые темно-зеленые бархатные шторы были схвачены
резными бронзовыми кольцами. Мягкие восточные ковры покрывали отполированный паркет. На маленьком
столике стоял глобус рядом со стопкой географических журналов - единственный признак некоторой
небрежности в этой сверхэлегантной комнате.
Стены были увешаны картинами: одна-две написанные маслом и, несомненно, кистью мастера, несколько
акварелей и, что ее удивило, множество карикатур. Среди них последние работы Макса Боксера, которые
привлекли ее внимание. Она читала в новостях о безвременной кончине художника от кровоизлияния в мозг и
вспомнила его рисунок, напечатанный в одной из воскресных газет.
- Ты о чем-то задумалась; вспомнила другого, не правда ли? - Голос Бенедикта вторгся в ее размышления. Он
стоял рядом и протягивал ей почти полный стакан бренди. - Может, бывшего любовника?
- Ради Бога, прекрати, - взмолилась она и взяла стакан в руки. - Я скучала по тебе, - призналась она. “Он ведь
все равно знает, как я привязана к нему”. В мыслях она снова спросила себя, не глупо ли вот так, сослепу,
вручать свое счастье в руки другому человеку, но тут же отбросила свои сомнения.
Она взглянула в его темные глаза, и где-то внутри у нее похолодело, казалось, его напряженный взгляд мог
проникать в ее мысли и читать в них все. Внезапная его реплика о бывшем любовнике заставила ее задуматься,
не слыхал ли он что-нибудь о старой скандальной истории.
Ей бы следовало все ему рассказать, но как-то не было подходящего момента.