На улице было прохладно, но не холодно, робко накрапывал и тут же прекращался пугливый дождик. Но кто родился в Санкт-Петербурге - тот дождя не боится, или, как любит говорить Машина мама, "то, что у нас в Питере считают погодой, в других местах называют стихийным бедствием".
Деревья, покрывшиеся нежным зелёным пухом едва распустившихся листьев, застыли в задумчивости: правильно ли они поступили? Может быть, пока не поздно, стоит спрятать листья обратно? На углу улицы играл саксофонист - он всегда здесь стоит в это время, денег ему не нужно, и слушателей - тоже, просто он любит играть по утрам, но его соседи вроде бы этого не одобряют, а тут ничего, всем нравится. Во всяком случае, так говорит всезнающий Жан. Маша мечтает обучить этого музыканта песенке о замечательном соседе, но не знает, как к нему подступиться.
На тротуаре приплясывали, выпрашивая хлеба, симпатичные упитанные голуби. У Маши в сумочке как раз обнаружилась булочка, которую она купила ещё вчера и как-то позабыла. Голуби были просто в восторге! А один даже проворковал в честь добрейшей мадмуазель некое подобие бравурного марша.
Для успокоения совести Маша решила заглянуть в гей-бар, в котором они с Жаном каждое утро тренировались в выставлении защиты. Бармен сразу узнал её и приветливо помахал рукой: надо же, обычно к этому времени он только и может, что устало улыбаться каждому входящему - даже на то, чтобы поздороваться, сил у него, как правило, не хватает.
- Наш общий друг уже здесь, - подмигнул бармен. - Он вышел на улицу с одним интересным мужчиной, сказал, что по делам. Обещал скоро вернуться. Просил передать вам, чтобы вы его дождались.
"Чтобы вы его дождались!" Ох, этот Жан, он так уверен в том, что весь мир будет плясать под его дудку, - и ведь мир пляшет. Миру вообще нравится плясать, только редко кто для него играет. Вот и Маша тоже спляшет - в смысле, подождёт. У Жана всё в порядке с личной жизнью - и это нормально. А как насчёт её самой?
- Мария? Ты ведь Мария, да? - раздалось над самым ухом.
Родная речь оглушила, напугала: а вдруг это какая-то бывшая одноклассница, противная вредина, изводившая Машу десять лет кряду, а теперь вдруг встретившая её в чужом городе и воспылавшая нежной дружбой? Но нет. Это была... Почти засвеченное воспоминание. Ресторан, стыдно, неловко, грубый посетитель, профитроли за счёт заведения... Вампир Дмитрий Олегович. Его знакомая... Дева Роза? Донна Анна? А... Анна-Лиза!
- Анна... Лиза? - осторожно озвучила свою догадку Маша.
- Тогда я сажусь напротив! И не скучно! Одни мы с тобой девушки, как будто здесь закрыли клуб для мужчин.
- Это и есть клуб для мужчин. Гей-клуб. Вернее, гей-бар. Но он не закрытый: позавтракать здесь может любой.
- Бары, где не любой может позавтракать, надо землёй стирать с лица. Завтрак - это вершина наслаждений дня.
Вскоре подошел официант: он принёс огромную порцию яичницы для Анны-Лизы и крошечную чашечку кофе для Маши.
- На диете или на мели? - спросила Анна-Лиза, - Оплатить твой счёт? Нельзя жить на голодный желудок!
- Я уже позавтракала, - как бы оправдываясь, ответила её собеседница, - но неудобно же сидеть просто так. Вот если бы в кафе можно было заказать книгу, или журнал, или колоду карт, или радиоприёмник и наушники, чтобы просто побыть среди людей, провести с ними время, и при этом не скучать, плюя в потолок. А потом заплатить по счёту за всё прочитанное, прослушанное или разложенное в пасьянсы.
Она не успела довести эту мысль до конца - в сумочке завибрировал мобильный телефон. Путаясь в молниях и карманах, Маша вытянула аппарат наружу: увы, это было не "С добрым утром" от Константина Петровича и даже не "Ещё немного, и я подойду" от Жана. Писала Елена Васильевна.
"Ваш хозяин по утрам приборы в салфетки сам заворачивает, или это только наш Жора тронутый совсем на голову?" - гласило сообщение от мамы. Маша напомнила, что в "Макдоналдсах" нет таких приборов, которые необходимо по утрам заворачивать в салфетки. Ответа не последовало: убедившись в своём превосходстве над всеми, Елена Васильевна приступила к приготовлению очередного кулинарного шедевра.
- Чем-то интересное пишут? - спросила Анна-Лиза, не отрываясь от еды.
- Это моя мама. Рассказывает смешную историю про своего начальника.
- Начальник мамы? Нет, это неинтересно, - покачала головой Анна-Лиза. - Теперь говори, зачем ты в Париже.
- Я сбежала от любви, - брякнула Маша, и вдруг поняла, что это - почти что правда.
- Петербург - не место для роскошных нас! - с жаром воскликнула Анна-Лиза. - Ни одного мужчины с достоинством!
- Да нет, он очень достойный. Скорее уж я недостойна любви этого человека. Мне надо подрасти - хотя бы немного. Хотя бы в своих глазах.
- Достойна, не достойна - это только блуждание в словах. Может быть, ты не уверена в том, что он чувствует?
- Уверена. В его чувствах. В своих чувствах. Уж это-то я понимаю без слов.
- Значит, ты водишь пальцем вокруг достойного мужчины и убегаешь от него в Париж. Хочешь испробовать на прочность его сердце?
- Просто он плохо меня знает. А когда узнает получше - тут же и разлюбит. А я не хочу его потерять.
- Ты глупая? Люди обычно только ещё больше привязывают себя к возлюбленному, когда узнают его лучше.
- Ну да, я глупая. И когда он об этом узнает...
- Ты не глупая, а очень даже умная. Просто... как это сказать... дура. Ну-ка быстро взяла себя за ум! На зеркало. - На столе появилась пудреница. - Возьми зеркало, смотри на себя! Что тебе там не нравится?
- Ой, не знаю, - отодвинула пудреницу Маша, - давайте не будем об этом.
Она уже пожалела, что ввязалась в столь откровенный разговор.
- Нет, мы будем. Мы будем, потому что я хочу открыть для себя одну истину. Любить человека, но думать, что ты недостоин его любви - нормально? Я подразумеваю - в вашем ненормальном городе это - нормально?
- Я не знаю. Я не могу говорить за весь город. А что до меня - так я и по телефону уже с ним всё меньше и меньше разговариваю. А если говорю - то несу какую-то чужую, постороннюю чушь.
- Вот так, да: "Надо же, а мы как раз говорили о тебе", - передразнила Йорана Анна-Лиза. Как же её задело, если она запомнила эту фразу!
- Очень похоже, - улыбнулась Маша. - Я всегда говорю с такими интонациями, как будто это просто разговор, ничего не значащий.
- Тогда как же отличить просто разговор от разговора не просто - если интонации не значат смысла?
- Я думаю так: если он любит, то сам всё поймёт. А если не поймёт - значит не слишком любит.
- Как вы ещё не вымерли? - воздела вилку к потолку Анна-Лиза. - Целый город окоченевших сердец! Человека надо любить, когда он рядом. Смотри и люби.
- Если бы можно было смотреть - но украдкой. Подглядывать из-за угла. Или поставить камеру слежения. Но он ведь тоже смотрит на меня. Надо быть на высоте, чтобы не разочаровать его. Лучше любить человека, когда он далеко. Проще. Безболезненнее.
- Можно ещё глаза ему выколоть, - посоветовала Анна-Лиза. - Но это болезненно.
На какое-то мгновение ей показалось, что всё это время - примерно с момента знакомства с Йораном, а может быть, чуть позже - её собственные глаза были завязаны плотной тёмной тканью. Прежде она встречала носителей, и до, и после подписания договора твердивших одну только фразу: "Я недостоин, недостоин, недостоин такого счастья!" Анна-Лиза полагала, что это - всего лишь разновидность шока от исполнения желания. Оказывается, некоторые люди используют эту фразу в качестве ежеутренней и ежевечерней молитвы и, едва счастье замаячит на горизонте, пускаются в бега или позволяют самому счастью уехать далеко-далеко.
- Эх, если бы я могла съездить и навестить его! - вздохнула Маша.
- Если бы я могла навестить его и съездить, - сжала кулаки Анна-Лиза.
"Кстати, а что мне мешает разделать Йорана под орехом?" - неожиданно подумала она.
Маша выпала из разговора и, кажется, всерьёз обдумывала перспективу ослепления Константина Петровича. Это могло решить многие проблемы! Собеседница не стала ей мешать: она в момент разделалась с остатками яичницы, молниеносно оплатила счёт и покинула заведение, даже не удостоив внимания прекрасный экземпляр носителя, попавшийся ей на пути.
Лёва топтался посреди приёмной и выкрикивал в пространство грубые слова и целые выражения. Неоригинально, неизобретательно и даже совсем не смешно.
- Ну что ты опять ругаешься? Самому ещё не надоело? - спросила Наташа.
- Надоело, - сжал кулаки Лёва, - всё это вообще уже мне дико надоело и даже осто... чертело!
- Что-то не похоже. По-моему, тебе просто нравится злиться. Ну-ка попробуй найти пять положительных моментов в сложившейся ситуации?
- Пять? - свирепо переспросил Лёва. - Да запросто. Первое. Авторша этой бездарной книжонки, которую всё равно никто не купит, как я ни бейся, когда-нибудь умрёт. Второе. Её муж, вложивший в продвижение этой мерзоты кучу бабла, когда-нибудь умрёт. Третье. Мой драгоценный московский босс, экзаменующий меня на знание этого говноромана почище, чем профессор Степанов - на знание "Братьев Карамазовых", когда-нибудь умрёт. Четвёртое. Я когда-нибудь умру и тогда-то уж отдохну. Ну и пятое. Виталик тоже когда-нибудь умрёт.
- Виталик? А его-то за что? - поразилась Наташа.
- А за то! За то, что он не вовремя решил апгрэйдить мне компьютер, добрая душа! А я теперь после этого апгрэйда найти ничего не могу!
- Так я тебе ещё пятерых троянов прибил, - высунулся из кухни Виталик. - Это ты их найти не можешь? Понятно теперь, кто в локалку вирусняк запускает.