Никогда прежде Дипольд не видел ничего подобного, а потому смотрел на крепость маркграфа с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Смотрел на скалы, уходившие в стены. На стены, являвшие собой продолжение скалистых выступов. На выпирающие из первозданной древней породы массивные округлые башни – там, где не хватало скал. На гигантские валуны, размером с башни, подпирающие и без того мощную кладку.
Казалось, сами кости гор выступали здесь сквозь податливую плоть земли и заново обрастали иным мясом – прочным, каменным, облагороженным руками человека. Замок и скалы, словно спаянные воедино, дополняли и укрепляли друг друга, образуя удивительнейшую, неприступнейшую твердыню. Да, именно твердыня – вот оно, самое подходящее определение для такого…
Естественные преграды гармонично сливались здесь с искусственными надстройками и укреплениями, возведенными людьми. Дикий, не тронутый, не вывороченный со своего исконного места камень, и камень, тщательно обработанный зубилами каменотесов, лежали друг подле друга и друг на друге. И не мешали друг другу. Но – крепили друг друга. Некоторые бойницы были прорублены прямо в скальной породе. А некоторые скалы несли на себе целые боевые площадки и галереи. Властитель Оберландмарки знал, где и как строить свою крепость…
Над замком главенствовала высокая и мощная скала-башня. Донжон располагался в самом центре оборонительного комплекса. Над островерхой крышей колыхался тяжелый оберландский стяг. Все та же серебряная змея на синем фоне.
С трех сторон, у самого основания цитадели – незыблемого и несокрушимого – крепость неравномерно окружали крутые обрывы разной глубины. Где-то в два-три человеческих роста. Где-то в двадцать-тридцать. Разумеется, там, где пропасть невелика, стены повыше и повнушительнее, но в целом… Естественных преград, в общем-то, было вполне достаточно, чтобы на этих подступах не утруждать себя рытьем рва и насыпанием вала. К тому же под обрывами расстилалась каменистая пустошь и лумски с невысокой травкой, так что незамеченным сюда не подобрался бы ни один враг. Лишь на изрядном отдалении от замка зеленел большой лес, изрезанный частыми, теряющимися меж деревьев тропками.
С четвертой стороны, откуда, собственно, и можно было подняться к крепости, виднелись врата – двустворчатые, большие и тяжелые, стиснутые двумя пузатыми башнями. Поверх ворот и промеж башен располагалась широкая, просторная надвратная боевая площадка, по толщине и прочности кладки едва ли уступавшая самим башням. Над площадкой развевалось еще одно синее полотнище с серебряной змеей.
Видимо, в замке тоже увидели и признали знамя маркграфа, реявшее над приближающимся отрядом. Под звуки сигнального рога медленно раздвигались толстые, обитые железными полосами створки ворот. Словно пасть раскрывалась. Лениво так…
Здесь, перед въездом в замок, имелись уже и крутобокий плотный вал из утрамбованной земли и массивных глыб, и ров – сухой (воду на возвышенности трудно удержать даже магией), но глубокий, с отвесными, выложенными камнем стенками и часто утыканный понизу заостренными кольями. Привычный глазу Дипольда подъемный мост, правда, отсутствовал. Вместо хлипкого, подъемного надо рвом горбатился постоянный мост. Каменный, прочный, надежный, с мощными опорами. Ведущий прямо к воротам. По такому, конечно, можно подвести таран. Но зато такой мост выдержит и тяжесть стального голема, выходящего из замка навстречу врагу. Причем не одного голема способен выдержать этот мост. И не двух, и не трех.
И потом, что касается таранов… Вверху, между зубцами стен, грозно торчали стволы крупных крепостных бомбард, готовые встретить увесистыми ядрами любого неприятеля, осмелившегося приблизиться к заветному мосту на расстояние выстрела.
В замок отряд змеиного графа вступал в походном порядке: половина всадников впереди, половина – сзади. Шестиколесная повозка с големом и пленниками – в центре. Проход через воротную арку был сродни проходу через ущелье. Такой же глубокий, тесный, темный. Страшный.
Затем повозка прогрохотала по тесаному камню просторного внутреннего двора. Остановилась. Здесь пленникам пришлось расстаться. Дипольда отковали от дощатого борта первым. Отковать-то отковали, но, так и не сняв ножных кандалов, не вынув изо рта кляпа и не развязав рук, тут же, по приказу Альфреда, передали в распоряжение стражников с алебардами. Замковая стража куда-то повела, а точнее – погнала сына имперского курфюрста как безродного преступника. Древками алебард. Тычками и ударами.
Сзади что-то испуганно мычала сквозь кляп Герда-Без-Изъяна. Впрочем, дочь нидербургского бург-графа Дипольд слышал недолго. Его грубо впихнули в какую-то неприметную дверь, за которой обнаружился извилистый коридор, освещенный косыми солнечными лучами, бьющими из узких окон-бойниц. Справа и слева виднелись какие-то двери. Судя по всему, запертые.
Потом начался другой коридор – без окон. И без дверей. Здесь тьму разгонял лишь факельный свет. Задержались ненадолго. Один из стражников снял горящий факел с ржавой настенной подставки.
Пошли дальше.
Поворот, несколько ступенек вниз, и – в глубокой нише – еще одна обитая железом дверь с невысокой – пригибаться надо – притолокой.
Скрипучий засов.
Темница…
Узилище…
Темница!
Узилище!
Именно перед этой дверью гейнский пфальцграф по прозвищу Славный вдруг явственно ощутил: что-то в нем надломилось. Или уж точнее – сломалось. Что-то трещавшее подспудно во время всей унизительной поездки на цепи. И вот натужно трещавшее прежде переломилось. Совсем. Навсегда. Непоправимо. С окончательным роковым хрустом. Только это хрустнул вовсе не внутренний стержень человеческой сути. Нет, это сметены и разметаны в щепу какие-то неведомые сдерживающие барьеры и рамки. И это не та поломка, что в одночасье превращает сильного человека в слабого. Это то, что делает сильного еще более сильным. Даже нет, не так. То, что делает сильного человека другим, иным. Опаснее, чем прежде. Злее. Безжалостнее, беспощаднее. И к врагам, и к друзьям, которые осмелятся встать на пути к вражескому горлу.
Да, Дипольд стал другим. Стараниями оберландского маркграфа, осмелившегося поступить с лучшем рыцарем Остланда так, как он поступил. И в этом заключалась главная ошибка Чернокнижника. Ибо новый Дипольд Славный – уже не старый Дипольд Славный. Ибо отныне новый Дипольд станет для змеиного графа заклятым ненавистником пострашнее всех прежних недругов Альфреда, вместе взятых. И помноженных друг на друга.
Так будет.
И так есть.
Уже.
ГЛАВА 17
– …И все-таки неразумно. Очень неразумно. Крайне неразумно, ваша светлость! – тихий голос, выражающий осторожное неодобрение, прошелестел под высокими сводами. – Вы ведь практически сами сунули голову в пасть нидербургского льва и меня впихнули туда же. Это еще великая удача, что лев не сжал челюсти прежде, чем я поднял голема. Но нельзя же было так рисковать! Неразумно…
– Неразумно?! – грянул в ответ другой голос – громкий, властный, уверенный. Угрожающий. – То есть глупо, так?! А не много ли ты себе позволяешь, магиер? Не забываешься ли ты, колдун? По-моему, куда как неразумнее упрекать в глупости своего единственного покровителя.
– Простите, ваша светлость, – былое неодобрение вмиг сменилось испугом и обрело боязливо-оправдывающиеся нотки. – Я просто… ну, знаете… после пережитого… и еще эта стрела, вывернувшая наизнанку все нутро… От одного воспоминания о ней у меня начинаются колики…
– Вообще-то, арбалетным болтом досталось и мне – не забывай.
– Я помню, помню, – зачастил тихий голос. – И как раз поэтому… я лишь хотел сказать…
– Что?!
– То, о чем предупреждал раньше. Слишком рискованно было вот так, в открытую, отправляться на нидербургский турнир. Дипольда мы бы могли схватить при более благоприятных и менее опасных обстоятельствах – в пути к Нидербургу или на обратной дороге. И уж вовсе не следовало вашей светлости самому приближаться к ристалищу со столь малой свитой. Если бы нидербуржцы и остландские рыцари напали сразу, без промедления… Тогда ваша жизнь…
– Моя жизнь была в безопасности. Как и твоя, впрочем, о которой, сдается мне, ты печешься больше.
– Ваша светлость! Я… вы…
Горячая, но не очень уверенная попытка возразить была холодно прервана:
– Мои латы и та кольчуга, которую ты носишь под своей рясой, неуязвимы для вражеского оружия. По крайней мере, ты сам уверял меня в этом, колдун.
– Позволю себе дерзость напомнить: я всего лишь говорил, что эти доспехи несколько прочнее и надежнее лат, изготовленных обычными бронниками, – со смирением ответствовал тихий голос. – Однако я никогда не утверждал, что они неуязвимы. Да, ваши латы и моя кольчуга выкованы из лучшей… драгоценнейшей стали, выплавленной по специальным, немногим в этом мире ведомым рецептам, да, они неоднократно заговорены и особым образом, под нужные заклинания, закалены в свежей крови. Столько раз закалены, сколько требуется. Но, поверьте, даже алхимия, магия и некромантия, вместе взятые, не способны создать доспеха, который полностью уберег бы хрупкое человеческое тело от всех опасностей яростной битвы. Неуязвимых лат не бывает, и потому полагаться на одну только броню не следует никогда. К тому же усиленный защитный комплект имеется лишь у вас и у меня. Остальные ваши воины пока прикрыты обычным железом.
– О, да! Бедный-бедный Курт. Ты хоть знаешь, колдун, сколько лет он верно носил за мной знамя Оберландмарки? И вот какая-то нидербургская стрела… И-эх!
Тяжелый вздох повлек за собой паузу. Пауза дала возможность ответить.