С некоторых пор в Эстраде появлялось все меньше и меньше бродячих торговцев. Еще принц Марек - пять поколений назад - закрыл порт и наложил запрет на южные леса, так что судоходство в Эстраде постепенно сошло на нет, в отличие от других портовых городов Роны. Ходили слухи, что Марек закрыл также порты в Праге и во всех Восточных землях, сославшись на то, что его военные суда недостаточно многочисленны, чтобы патрулировать все судоходные пути близ южного полуострова.
Впрочем, кое-кто считал, что Мареку просто не терпелось накинуть на шею Роне удавку - ведь именно это южное государство король Ремонд считал своим домом, а Эстрад всегда служил элдарнскому монарху столицей и основной резиденцией. А поскольку родина самого Марека, Малакасия, была расположена далеко отсюда на северо-западе, то он, перекрыв в Роне большую часть торговых и морских путей, заставил здешнее население проявлять большую верность новой столице Элдарна - малакасийскому городу Пеллии.
В настоящее время Малакасия была единственным государством в Элдарне, которое обладало военно-морским флотом; но даже и при этом условии порт Эстрада так и не открыли для торговых судов. И полу задушенная еще Мареком морская торговля в Роне почти совсем сошла на нет, что существенно сказывалось на жизни ее населения.
Прижимая мокрое полотенце к виску, на котором зрела здоровенная шишка, Гарек все продолжал думать о тех малакасийских солдатах, и самые дурные предчувствия обуревали его. Элдарн явно стоял на пороге каких-то ужасных событий, и тревога охватывала Гарека, стоило ему представить себе, как Гилмор со своим маленьким отрядом сражается с оккупантами на Торговой дороге. Гилмор считался вожаком ронских повстанцев; именно он убедил их создать партизанские отряды, начать нападать на караваны и отнимать у них оружие. Оружие, говорил он, совершенно необходимо, если они хотят завоевать свободу и вновь самостоятельно управлять своей страной. Гилмор лучше всех разбирался в политике Малакасии и отлично знал, какова в действительности армия Малагона. Так что он наверняка знает и то, почему именно в таверну "Зеленое дерево" этим утром заявился целый отряд хорошо вооруженных малакасийцев.
Гарек выглянул в окно и на той стороне площади увидел Ренну, по-прежнему крепко привязанную к столбу коновязи. Тихо попрощавшись с Саллаксом и Бринн, Гарек встал и вышел из таверны. И сразу же почувствовал, какой холодный сильный ветер дует с побережья. Набирала силы южная из двух лун-близнецов, неся с собой порывистые ветры и высокие приливы.
Гарек, не подумав, резким движением запахнул куртку и чуть не вскрикнул, такой острой болью отозвалось в ребрах это движение. Он помнил, как сказал Бринн, что Гилмора среди убитых на верхней дороге наверняка нет. Но, выйдя на площадь и направляясь к Ренне, он понял, что ему очень хотелось бы надеяться, что его слова оказались правдой.
* * *
Малакасийский отряд разбил лагерь к северу от Эстрада, на поляне у реки. Коней они распрягли, и те мирно паслись, пощипывая травку; над лагерем висел запах горящих ореховых веток и жарящегося мяса. В эту идиллическую картину совершенно не вписывались шестеро мертвецов - трое лежали на дне открытой повозки, и тела их были насквозь пронзены стрелами, а еще трое, с аккуратно свернутыми набок шеями, свисали с ветвей огромного дуба на краю поляны. Тела их висели совершенно неподвижно, хотя ветви дерева и покачивались на ветру, дувшем с юга.
Красавец купец, которого Гарек совсем недавно видел в таверне "Зеленое дерево", неторопливо подъехал к часовому и потребовал:
- Мне нужно немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио.
- А кто ты такой, красавчик? - насмешливо откликнулся часовой.
С невероятной быстротой купец схватил солдата за ухо и стал так яростно его выкручивать, словно собирался оторвать. Из надорванного уха бедняги брызнула кровь и между пальцами купца закапала на землю. Часовой настолько ошалел от боли и неожиданности, что не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Он лишь молча извивался в руках своего безжалостного мучителя, который, склонившись к нему с седла, тихо промолвил:
- Повторяю: мне необходимо немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио, красавчик! Ступай быстрее! Не то я прямо тут выпущу тебе кишки, как жалкому кабану.
Оказавшись в палатке Бронфио, купец принялся ругать лейтенанта:
- Нужно все-таки лучше поддерживать дисциплину среди своих людей! Я требую наказать этого часового. Повстанцы вот-вот начнут нападать на наши сторожевые заставы. И если солдаты будут так вести себя, нам это проклятое сопротивление не подавить.
- Да, господин мой, - отвечал лейтенант, - я понимаю. Я немедленно обо всем позабочусь. - Он хмуро посмотрел на купца и спросил: - Вам что-нибудь удалось узнать в этой таверне, господин мой?
- Да, - кивнул тот. - Теперь у меня есть доказательства того, что партизаны используют заброшенный дворец как место встреч и хранения краденого оружия и припасов. Благодаря вашему появлению сегодня утром они уверены, что в данный момент мы ищем всего лишь каких-то троих разбойников. - Он помолчал, глядя в просвет между палатками туда, где с самого утра висели на ветвях дерева трое уже пойманных бандитов. - Им возможность нашей атаки на дворец и в голову не придет, пока они убеждены, что мы заняты чем-то совсем другим. - Купец снова помолчал и прибавил: - Итак, лейтенант, мы атакуем на рассвете в день полного двоелуния. Надо послать гонца к лейтенанту Рискетту. Пусть его люди присоединятся к вам здесь. Я же вернусь накануне вечером или найду вас уже в Эстраде и сообщу дальнейшие указания.
- Хорошо, господин мой. - Бронфио явно колебался, но потом все же спросил: - А вы ничего не узнали насчет местонахождения этого Гилмора, господин мой?
- А вот это, лейтенант, совершенно не ваша забота, - ледяным тоном ответил купец. - С Гилмором я сам буду иметь дело, и тогда, когда сочту нужным. Вы, безусловно, способный молодой офицер. Не портите себе карьеру излишним любопытством по поводу вещей, которые не имеют к вам ни малейшего отношения.
- Простите, господин мой. Просто повсюду ходят слухи, что принц Малагон использует... ну, в общем, всякие другие способы, чтобы обнаружить Гилмора, - сильно смутившись, выдавил из себя Бронфио.
- Мне совершенно не интересно, что там делает этот проклятый сукин сын, - сказал купец, и в его спокойном голосе явственно послышалась угроза. - Я сам найду Гилмора, я сам убью Гилмора, и я сам съем за завтраком у Малагона его сердце, поднесенное мне на резной тарелке из орехового дерева. Вы меня достаточно хорошо поняли, лейтенант?
И Брофио поспешно ответил:
- Да, господин мой, конечно. Я свяжусь с лейтенантом Рискеттом, и оба отряда будут ждать ваших дальнейших указаний в канун двоелуния, господин мой.
Купец улыбнулся, дружески похлопал молодого человека по плечу и сказал:
- Прекрасно, лейтенант. Все люди должны находиться под вашей ответственностью, пока я не вернусь или дополнительно не свяжусь с вами. - Не дожидаясь ответа, он резко повернулся и вышел из палатки, не обращая ни малейшего внимания на косые взгляды собравшихся вокруг малакасийских солдат; затем он вскочил на коня и поскакал обратно в Эстрад.