– Ну, за Николу! – выдохнул изобретатель, движения его, все профессиональней и профессиональней становились в поглощении самогона, отметил журналист, гордый за прилежного ученика.
– Пусть здравствует и процветает Коля! – махнул стаканом Михаил.
– Ну, это ему уже не грозит. – Пьяно улыбнулся Гаврилыч. – Он уже давно умер…, но я еще могу его увидеть и даже познакомиться, в прошлом, правда.
– Знаете, Гаврилыч…, вы мне сначала не понравились…, да, да! Букой неразговорчивой такой показались, а потом я увидел, что вы просто необыкновенный человек! Талантище!
–Перестаньте! – покраснел изобретатель. – Скажете тоже…, ик…, вот вы ДА! Молодой, талантливый, работа у вас творческая!
– Ну не без творчества… – согласился Михаил, отрицать очевидное не было смысла. – …, вы знаете Гаврилыч…, я ведь написал два романа!
– Что вы говорите! Ик…, о чем же?
– Прежде всего, о любви! – понесло Михаила. – О жизни обычной официантки…, как ей тяжело пробиваться через жестокий наш мир…, может еще накатим?
– "Накатим!" – кивнул головой Гаврилыч, подставляя свою тару.
–И вот значит, официантка, не особо красивая, если честно, встречает свою любовь… – налив в стаканы жидкость, Михаил проникновенно продолжил: – … и начинается война…
– С немцами? – спросил Гаврилыч, прервав Михаила. Сфокусировав, не без труда, взгляд на протянутом, Михаилом, стакане.
– Немцами?… – сбился с мысли журналист. – Почему немцами?… Нет, с душманами или там ИГИЛом…, ну за СПРАВЕДЛИВОСТЬ!…
– Согласен! Прекрасный тост!…
– Охххх! Ядрёна! – прошипел Михаил, хрустнув огурцом.
– А зря вы про душманов! – на удивление, как воду проглотил хозяин, самогон, даже не поперхнувшись. Не без таланта к этому делу, отметил Михаил. – Надо писать про фашистов! Сколько несчастья они принесли в наш мир, миллионы и миллионы ик…, судеб были загублены по всей матушке России, да что там России, по всему миру. Сколько детей было уничтожено, а ведь они могли принести очень много для развития нашего общества. Ик…, я просто скорблю по невинным, загубленным дУшам…
– Гаврилыч, ну что вы в самом деле… – попытался утешить разволновавшегося Безголового, из глаз того полились слезы. – … Давайте лучше еще по одной!
– Давайте…, – согласился Гаврилыч, вытирая рукавом слезы и сопли – …, жалко ведь бедных детей…
– Конечно, жалко! – ох, чувствовал Михаил, что наливать больше не стоит изобретателю, но все-таки налил. – Ну, за погибших на этой войне!
– Да за них! И еще за тысячи и тысячи репрессированных в нашей стране!
– Ой, ёёё… – тихо прошептал Михаил, чувствуя, что у хозяина прорвало наболевшее, но тост поддержал и выпил.
– И что интересно Миша, ик…, – отложил в сторону опустевший стакан Гаврилыч. – …, и что интересно Миша…, и ведь интересно Миша…, и Миша – интересно ведь…
Ударом кулака по столу, Михаил прервал начавшийся цикл у хозяина. Один огурец выскочил из тарелки и укатился под стол.
– Спасибо Миш ик…, и ведь я хочу спасти всех тех, кто погиб! Ик…, и мне это по силу…, ну да ладно, что я все о своем…, ну так что там про официантку твою?
– Да, так… – передумал нести "пургу" про несуществующие романы, после глубины скорби Гаврилыча, как-то глупо звучало. – Потом расскажу…, а на репрессии то вы чего взъелись?
– Как чего? Лучшие умы сгнили в Гулаках там, ик…, в Сибири…, сколько идей и людей уничтожил коммунизм. Фашизм и коммунизм – вот главные враги человечества. Это просто Гиены Вселенной, ик…, уничтожившие все хорошее на своем пути…, еще сотни и сотни лет Земля будет ик…, зализывать раны после их разгула…, Миша, ну в самом деле…, что тупите?
– Ээ…, вы про что? – не понял Михаил.
– Ну, стаканы то, пустые! Протри глаза Миха! – хозяин негодовал.
– Понял! – дошло до журналиста. Чуть расплескивая жидкость, он разлил в тару, бутыль чудовищно быстро пустела.
– Другое дело…, – удовлетворенно прокряхтел Безголовый, с азартом выхватывая стакан. – Давайте выпьем за Мир и Добро!
– За Мир и Добро! – протянул свою посуду Михаил и опасливо чокнулся с хозяином.
– И я вам обещаю Миша, ик…, я принесу Мир и Добро, пусть и не в этот мир… – последняя реплика прозвучала зловеще…
Глава №20
Опыт №2 Время 13 – 48
– Ну что Миша, начинаем вторую попытку?
– Как скажите Алексей Гаврилович! – вжался в своем стуле журналист, снова та же купальная шапочка на голове и болотный костюм на теле.
– Хорошо…, двадцать пять тысяч саккамулировано в батареи, запаса энергии с избытком. Сегодня мы все же совершим этот рывок на сто лет назад… – проговорил Безголовый, решительно опуская на глаза, со лба шлема, свои очки. – Пусть поможет нам бог в этом благом деле…
– Постойте Гаврилыч! – остановил Михаил этого деревенского вундеркинда. – Пока мы не начали воплощать этот бред, можно я вам скажу кое-что?
– Скажите.
– Гаврилыч, может мы больше не увидимся…
– Что за сомнения! Конечно – не увидимся!
– Ну, так вот Гаврилыч, я продолжу…, я очень рад, что познакомился с вами, вы оказались просто хорошим и добрым человеком, и я очень благодарен, что вы мне помогли бросить курить. Какой бы результат не получился сегодня, я все равно – верю в вас! И если вы улетите в прошлое, я знаю, что вы плохого не сделаете, потому что вы, человек с большой буквы!
– Спасибо… – сконфузился хозяин. – Насчет плохого, даже не знаю…, но, а если для блага общего, без этого никак?
– Ну не знаю…
– То-то же!… Ну да ладно, начнем. – Пошёл к своему преломителю временных волн Алексей Гаврилович, в этот раз, наученный горьким опытом первого нырка, на шее изобретателя развивался красный шарф, а на руки одеты теплые варежки.
– Гаврилыч, пока не зашли внутрь, можно задать вопрос?
– Конечно! – хозяин остановился у ковчега и повернулся к журналисту.
– А если вы перенесетесь туда и измените мир, как этого и хотите…, то, где я окажусь? Ведь как я понял, будет немного другой мир…
– Миша, я уверяю вас, что мир будет не немного другим, он будет просто Другим…
– Хорошо, будет другим, но ведь в другом мире я уже есть? А оказавшись там, по логике, нас будет двое!
– Это называется временной парадокс! Как всегда ты меня поражаешь своим интеллектом, интеллект меня поражает, мой интеллект поражен…, да интеллектуально я покорен…, ваш интеллект поражает меня… – Михаил пронзительно свистнул, прерывая очередное сумасшествие Гаврилыча: – …, так на чем я остановился?
– На временном парадоксе.
– Ага, временной парадокс…, – собрался с мыслями хозяин и продолжил: – Когда ты перенесешься в параллельную вселенную, твоё Я того мира, сольется с тобой в одно целое, но знание этого мира сохраниться в тебе, а вот его знание – испарится. Это называется континуум времени.
– Получается, что когда я там появлюсь, другой я пропадет?
– Да! Примерно как-то так… – замялся ученый, что не понравилось Михаилу.
– Но тогда кем я там буду? Как я узнаю, кто я там, если вы говорите, что я ту жизнь не буду знать?
– Я думаю…, нет, я уверен, все, что будет одето на твоём том Я, окажется на вас, и возможно при нем будут документы… – поник Безголовый. – … Прочтете адрес, а там и поймете все…
– А если я буду в этот момент голый? – засосало под ложечкой у Михаила.
– Тогда я даже не знаю…, в Бюро находок обратитесь…, ну, в самом деле Миша, я не задумывался над этим…, по логике, вы не должны быть без одежды…, два часа дня, все же!…
– Поверьте Гаврилыч, если там у меня похожая жизнь, я могу быть голым в любое время! Я ведь не женатый, и в поисках…
– Ну, хорошо, не давите на меня…, я что-нибудь придумаю! Обещаю вам, не знаю что, но придумаю! – после этих слов, слишком уж поспешно, Гаврилыч удалился в свой шар, и закрыл дверь. Из динамиков раздался металлический и шипящий голос: – Мишшша, заходи в круг!
– Захожу, захожу! – крикнул Михаил и сделал шаг в прочерченную зону. Предательски мелькнула мысль развернуться и бежать отсель, на эти триста метров, а лучше на пятьсот, но любопытство взяло вверх над трусливым порывом.
– С богом Миша! Раз!… Два!… Три! – День сурка начался. Опять затрещало в доме и сарае, загудели провода. Машина времени стала вращаться, ускоряясь с каждой секундой. Несколько раз, пропав и появившись, как старое изображение на древней видеопленке, шар с хлопком, пропал… И тут же, Михаил почувствовал нарастающую воздушную силу, затягивающую его в центр того места, где стояла пропавшая машина времени. Сила эта была очень мощная. Михаил почувствовал, как ноги отрываются от земли.
– Мама родная! – выдавил сквозь зубы журналист, страшно было ужас как, по ногам заструилась теплая жидкость. И настала темнота.
Кромешная темнота и дикий холод вокруг. Михаил не чувствовал под ногами опоры, лишь полет или падение в никуда! Было не понятно, то ли закрыты глаза, то ли открыты и замерзающими руками, журналист стал ощупать себя, тело было на месте. Падение длилось то ли пять минут, или все несколько часов, чувство времени пропало, только холод и темнота окружали….
… И как локомотив на высокой скорости, в сознание Михаила ворвался СВЕТ, сплошной белый свет. Журналист почувствовал, что лежит на чем-то твердом, но от всепроникающего света, где он находиться, рассмотреть было нельзя. Непослушными, замершими кулаками, Михаил стал протирать глаза.