- Нет здесь великого князя, - придержал коней боярин, едва подъехав к повороту на холм. - Стража малая стоит. Стало быть, ни Владимира, ни князей каких в Любече не гостит.
- Тогда дальше скачем?
- Перекусить бы надобно. Да тебя отмыть, ведун. Весь в крови, будто горло перерезано. Люди, он, оглядываются. Нехорошо.
- Откуда кровь-то? - Середин поднес руку к шее и понял, что действительно ранен. Из ссадины на подбородке, оставленной нурманским щитом, продолжала медленно сочиться кровь. Не так много, чтобы беспокоиться за здоровье, но вполне достаточно, чтобы оставить на шее бурые потеки.
- Ква! - сплюнул Олег. - А я ему еще меч дал. Ладно, порошком из ноготков присыплем, сразу корка образуется.
- Токмо сперва отмыть нужно, - напомнила Пребрана. - Не то не пустят тебя к князю.
Минутное, как думал Середин, дело оказалось неожиданно долгим. Кровь намочила рубаху, и Рада побежала ее застирывать, пока пятно не въелось в шелк. Отмывшись, Олег был вынужден почти полчаса лежать, свесив голову с подушки вниз, чтобы кровь не смыла лечебный порошок, и прижимать лист подорожника. И еще столько же он ждал, пока корка запечется - накрепко, чтобы не открылась, когда челюстями за едой работать начнет. А когда он с девушками собрался, наконец-то, обедать - Базан сообщил, что заскучавший боярин отправился в кузню продавать общую добычу. Потом они отметили победу бочонком меда, и стало окончательно ясно, что никуда они сегодня не поедут.
Для ночлега Радул, как они уже привыкли, потребовал от хозяина обширную горницу, одну на всех. Такая, к счастью, была, и достаточно удобная - две постели с перинами, лавки, стол. В Любеч нередко заезжали вслед за князьями знатные бояре, а потому для них держали настоящие покои, а не просто светелку, где купец мог после долгого перехода прикорнуть. Одна постель досталась, естественно, Пребране. Вторую боярин решил пожертвовать раненому ведуну.
Олег спорить не стал: раненый так раненый. Чего от перины отказываться? Но прежде, чем они начали собираться ко сну, в дверь постучали.
- Кто тут еще? - распахнул дверь богатырь.
В коридоре переминался служка, с трудом удерживающий тяжелый бочонок:
- Хозяин велел пиво принести. Повечерять, мол, заказывали. - Олег почувствовал, как крест кусил запястье теплом, и моментально метнулся к двери:
- Не было такого!
- Отчего не взять, коли всё едино принесли? - не согласился богатырь, подхватил бочонок и закрыл перед мальчишкой дверь. - Давай понемногу отпробуем здешнего пива. Дабы крепче спалось.
- Стой! - вскинул руку ведун. - Забыл, что я говорил? Может, пиво отравлено - откуда ты знаешь?
- Отравлено? - засомневался боярин, оглядывая бочонок, по облегченно усмехнулся: - Да ты глянь, оно всё в пыли! Видать, даже протереть поленился хозяин. Эй, Базан, где там кружки? Давай. Доставай на всех!
- Подожди… - Середин, запястье которого продолжал разогревать серебряный крест, отошел к двери, рывком ее распахнул: никого! Не прячется никто в коридоре у стены. Но тогда откуда крест ощущает колдовство?
Олег закрыл дверь, снова и снова оценивая события прошедших минут. Служка с пивом. Пришел, ушел. Пива никто не просил, ощущение колдовства есть. Но пиво, вроде, нетронутое, из погреба. Тогда… Тогда чего хотел добиться колдун?
И снова: Радул открыл дверь, забрал бочонок, закрыл…
Ведун ощутил меж лопаток неприятный холодок, как можно спокойнее прошел к лавке у постели… Рванул саблю и развернулся к комнате:
- Все на пол! Всем на пол лечь, быстро! - Он пошел по горнице, рисуя широкую двойную мельницу - так, как учил в свое время Ворон. Чтобы никто подкрасться не мог - ни видимый, ни невидимый. Девушки и холоп низко пригнулись, с опаской поглядывая на сверкающие сталью круги. Боярин же, наоборот, встал:
- Ты чего, ведун?
- Он здесь! Этот гаденыш здесь! Это он служку прислал, чтобы дверь открыли. Глаза отвел и внутрь невидимый заскочил. Чтобы сонными зарезать. Или просто поколоть - так, чтобы поссорились и передрались. Тихо все! Не шевелиться, не дышать! Ему придется уворачиваться от сабли - и мы его услышим.
- Слушай… - послышался внезапно довольный шепот, и Олег ощутил боль в ноге. Он тут же взмахнул саблей в том направлении, но промахнулся - а невидимый враг кольнул его в ягодицу и тихо рассмеялся: - Ты слышишь? Я здес-с-сь…
Ведун рубанул на голос - и вновь не попал. Закрутил мельницу - но его укололи в спину. Развернулся - опять укололи сзади. Отскочив в сторону, Олег попятился, прижимаясь спиной к стене. Внезапно сабля со звоном врезалась во что-то, на миг остановив вращение - и тут же на груди Середина закровоточила длинная резаная рана. Опять звяканье, короткая остановка - и накрест с первой раной появилась вторая.
- Ты меня слышишь? - прошелестел довольный голос. - Слушай…
Ведун почувствовал, как его резанули по горлу - но не сильно, предупреждающе. Колдун не убивал. Он забавлялся.
- Ты слышишь? - Невидимое железо опять остановило вращение его сабли, и на животе появился кровавый полукруг. Мгновением спустя багровый круг замкнулся. - Я здесь… Я рядом…
И тут Радул, наклонившись, подхватил лавку и взмахнул ею, пропоров чуть не половину горницы. Послышался глухой удар, потом удар о стенку, накренилась и упала лавка, что стояла у двери. Мужчины одновременно кинулись туда, ощупывая пол. Нашли спину, руки - немедленно завели их за спину, скрутили веревкой от одного из вьюков. Перевернули невидимого пленника. Олег содрал с себя изрезанную, а потому безнадежно испорченную рубаху, старательно запихал колдуну в рот, сколько влезло. Затем чародею связали ноги.
- Вот… Электрическая сила… - Ведун осмотрел на себе новые кровавые потеки. - Надеюсь, порошка хватит.
- Я сейчас! - спохватилась Пробрана, кинулась к нему, уложила на спину. Принесла откуда-то тряпицу, начала обтирать кровь, одновременно присыпая порезы из кисета со снадобьем.
- Если не хватит, паутину с окон обдери, - посоветовал ведун. - Она тоже бактерицидная. То есть раны хорошо заживляет.
- Смотри, появляется! - Олег повернул голову к пленнику, где висела в воздухе забитая в рот тряпка, но, оказывается, боярин говорил про оброненный на пол меч. - Расспросить бы его, а, ведун? Кто такой, откель взялся?
- Не надо, - покачал головой Середин. - Вытащишь кляп - заклинание скажет. Развяжешь руки - может знак ритуальный сотворить. Ноги распутать… Кто его знает, какому чародейству он обучен? Лучше не рисковать. Голову отрезать - и то не к добру может оказаться. Будет потом дух его за нами бродить и пакости строить. Ну его, лучше ничего не делать. Хватит нам приключений от этого деятеля.
- Дык, интересно же, - не согласился боярин. - Чего он привязался?
- А я, кажется, догадался, - прислушиваясь к прикосновениям холодных пальцев Пребраны, сказал Олег. - Как сегодня он нам глаза отвел, так и догадался. Помнишь, когда у нас неприятности начались? После того, как Опочку проехали. Заметь, мы там тоже кое с кем столкнулись, кто глаза умел отводить. Ты там побил многих, да не всех. Я думаю, что как раз колдун и уцелел. С болота своего выбрался и решил отомстить.
- А ведь верно! - вскинулся боярин. - Мы опосля в усадьбе застряли. Так он и догнать нас смог, и обогнать. И на дороге, верно, его сотоварищи уцелевшие посечь нас пытались. Вот оно, стало быть, как… Однако же, что нам теперича делать? Посаднику сдать - заворожит, убежит, опять месть свою затеет. Развязать нельзя, зарезать тоже. Че делать-то станем, ведун?
- Ничего, - закрыв глаза, вздохнул Середин. - Вообще ничего. Оставим, как есть.
Следующим днем, на полдороги в Чернигов, путники свернули в лес и на одном из холмов, в плотной глинистой земле, вырыли яму в полтора человеческих роста глубиной. Осторожно опустили туда все еще невидимого пленника, сверху яму закрыли жердями из растущих в низине тонких березок, присыпали всё землей и аккуратно прикрыли дерном.
- Живи, колдун, - сказал над получившейся усыпальницей прощальное слово Олег, после чего путники снова выехали на проезжую дорогу.
- Нехорошо как-то, - покачала головой Пребрана. - Не по-людски. Получается, живьем замуровали человека.
- То не человек, - поправил ее боярин Радул. - Люди путников невинных не губят, чужое добро не отнимают. Не ведут себя так люди. А коли он не человек, то и душу смущать нечего. Как жил, так и упокоился. Забудь.
Заехать в Чернигов боярин не дал, свернул на объездную дорогу, махнув в сторону стольного города рукой:
- Чего там не видели? Завтра в Киеве будем! Вот это град, всем городам город. В одном святилище больше людей, нежели в Чернигове. Гимны богам поют, благовония жгут, подарки приносят. Что ни день, а у кого-то праздник. Оттого на улицах завсегда веселье. На перекрестьях идолы богов главных стоят, удачу и радость приносят. Стража, что у ворот караул держит, богаче иных князей одета. Любой боярин за честь в том карауле встать считает. В детинце великокняжеском пиры шумят, на них каженный день все бояре и князья окрестные сбираются. Сами пьют-едят, князю здравицы кричат. И мы на том пиру будем, то я вам, други, точно обещаю! На Днепре у города стольного, как зимой от парусов ладей русских и греческих, бело, причалы на две версты вдоль берега вытянуты. Дороги все в Киеве дубом мореным вымощены, стены белокаменны, башни иной усадьбы в ширину больше будут. Ворот одних в Киеве аж двенадцать штук, по четыре на каждую сторону света…
- Если на каждую, то шестнадцать должно быть, - скромно отметил Середин.
- Как шестнадцать? - сбился боярин, начал загибать пальцы. Потом раздраженно махнул рукой: - Что ты мне голову морочишь? На что к реке ворота делать? Обрыв там, сажен двести будет!
- Ты же сам говорил, что на все стороны света.