- Мне тут сон приснился недобрый, ведун, - виновато кашлянул Радул. - Я тебе пересказать хотел, да токмо вижу… Это… Щит мой расколотый у дерева валяется. И сумки твои раскрытые… Ну, и сабля тут, палица…
- Еще один такой сон, - с чувством ответил Середин, - и для поминального костра ты сможешь свернуть нас в трубочку.
- Прям не знаю, что на меня нашло, ведун, - виновато потупился могучий воин. - Ты, это… Ты не держи… Наговорил я тебе ночью… Не знаю… Не от души это… Ты это… Прости меня, что ли?
- Это не ты, - искреннее раскаяние боярина заставило Олега воздержаться от дальнейших подколов. - Это абас.
- Какой абас? - оглянулся по сторонам Радул.
- Тварь такая, нежить. Одна нога, одна рука, один глаз. Неуклюжая, на дерево похожа. Сама толком пакостить не умеет, но зато людей на преступления способна направлять. Что есть у кого гнусного глубоко в душе, то она всё наружу и вывернет. Кто красть начинает, кто людей резать, кто еще чего. Абас, одним словом. - Прикусив губу, Олег поправил рубашку. - Одного понять не могу: как он здесь оказался? Ворон сказывал, они только в Сибири живут. Или, как попрошайка говорил, "за Булгарией".
- Значит, честно он нас упреждал?
- Не уверен, - сморщился ведун. - Может, предупреждал, а может - завораживал. Иначе чего мы тут все оказались? Чего нас сюда понесло? В общем, либо знал колдун наш, что еще у Себежа отметился, про абаса, либо специально его сюда вызывал. В любом случае, враг это опасный, ухо нужно держать востро. Одного не пойму - чего он к нам так привязался?
Олег наклонился было свернуть шкуру - и опять взвыл от боли.
- Дай, я, - попросил боярин. - Ты отдохни.
Единственное, что могло утешить Середина в этой ситуации, так то, что прочие его попутчики, прячущие друг от друга глаза, выглядели не лучше. У Базана на лбу выросла такая шишка, словно вот-вот должен открыться третий глаз. Раде железки, в которые она рухнула, посекли все лицо. Пребрана имела распухшее ухо и синяк во всю левую щеку, куда пришлась оплеуха богатыря. Показываться в таком виде на людях не хотелось никому - но еще меньше хотелось остаться у ручья еще на одну ночевку. Разумеется, в отличие от Олега, они могли спокойно шевелиться - ни руки, ни бока при каждом движении не болели. Зато ведун имел куда более важный плюс: поддавшись влиянию абаса, он всё-таки не успел натворить ничего, за что сейчас пришлось бы краснеть. Однако… Однако, глубоко в душе он, оказывается, жаден, как скупой рыцарь. Чуть не зарезал Радула ради полкило серебра и меча с лошадью… Неужели правда?
Завтракать не стали - навьючили лошадей, поднялись в седла и широким шагом выехали обратно на тракт. Но не успели одолеть и двух верст, как крест на запястье начал плавно наливаться теплом. Середин придержал гнедую, поднялся на стременах, оглядываясь по сторонам. Справа тянулся лужок с несколькими кустами вербы, слева пологий гладкий склон уходил к воде.
- Где-то здесь он… - пробормотал Олег. - Проверяет, кто после ночевки выжил. - И он громко, в голос, пообещал: - Зря прячешься, черная душонка! Всё равно я тебя найду и наизнанку выверну! Беги, колдун, беги! Не то будет поздно.
В ответ луг внезапно зашелся утробным зловещим хохотом. От неожиданности кони захрапели и понесли, отказываясь слушаться поводьев. В первую минуту Середин, вырвавшийся вперед, попытался управиться с кобылой, но потом махнул рукой и только пригнулся к гриве. Лошадь не мотоцикл - в стену не врежется, на таран не пойдет. Выдохнется - сама на шаг перейдет.
Так и получилось. Бешеной скачки хватило от силы на полчаса, после чего гнедая, устало хрипя и мотая головой, затрусила мелким шагом. С губ, из-под ремней упряжи падали крупные хлопья пены. Немного погодя подтянулись и остальные путники. Кони у всех дышали тяжело, прядали ушами, кивали головами в такт каждому шагу. Однако останавливаться маленький отряд не стал - лошади после такой нагрузки выходиться нужно, остыть, дыхание успокоить. Потом уже, спокойную, поить можно. И в самую последнюю очередь - кормить. Не то не будет лошади - запарится, отечет, заболеет. Какой тогда с нее толк?
Дорога тем временем отвернула от реки куда-то в поля.
- Петлю тут Днепр делает, - пояснил богатырь. - Верст десять. А тракт прямо идет. Как Тумановку минуем, вскоре опять к воде выйдем.
- Святилище есть у Тумановки? - переспросила Пребрана.
- Как же без него? Люди, чай, живут.
- Зарям обеим дары хочу принести, на исцеление. - Девушка осторожно коснулась черной шеки подушечками пальцев и с надеждой спросила: - Остановимся?
- И мази хорошо бы купить на барсучьем жире, - добавил от себя Олег. - И хорошо бы, чтоб в состав входили мед, свинец и маковое молочко.
- Ты умеешь изготавливать снадобья? - удивился богатырь.
- А куда я денусь? - Ведун попытался пожать плечами и тут же застонал. - Против нежити и злых духов мало мечом махать. Их и травануть нужно уметь, и испугать, и отгородиться. Жаль, хлопот много с приготовлением. Травы многие только в определенный день и час собирать можно. Хвосты мышиные да змеиную кожу по полтора года сушить надобно в тени, в тепле, где-нибудь на чердаке. Мыло варить тоже никто не даст - вонь от этого процесса месяца три выветриваться будет. Где мне этим заниматься? Оттого своих снадобий и не имею совсем. Не с руки.
Тумановка - деревенька на пять дворов - частокол имела чисто символический, годный разве против диких зверей. Похоже, в случае военной беды жители рассчитывали больше не на меч и отвагу, а на темнеющий за оврагом густой лиственный лес, к которому от ворот тянулись сразу три дорожки, не считая тропинок. Постоялого двора тут почему-то не было, но боярин договорился с хозяевами крайней избы, что путников пустят на сеновал, на чердак над длинным хлевом. Крестьяне были бы не против уложить гостей и в доме - но ведун напомнил Радулу про мстительного колдуна и посоветовал ночевать всем вместе, чтобы поодиночке не попасться. Причем отдельно от ни в чем не повинных людей.
Сложив вещи и оставив лошадей на хозяйской конюшне, все вместе они пошли к местному святилищу, что поднималось над деревней, чуть в стороне, на вершине взгорка правильной полукруглой формы. Олег даже подумал, что это - древний могильный курган. Хотя вряд ли люди стали бы ставить идолы богов на таком месте.
Внутри святилище выглядело весьма скромно - как, впрочем, большинство маленьких деревенских капищ. Три неизменных центральных идола - Сварога, Даждьбога и Велеса, - несколько второстепенных. В здешнем храме не оказалось Перуна и Похвиста, столь почитаемых в новгородском крае, не нашлось места для Макоши. Зато Триглава возвышалась почти рядом с главными богами, а Заря-Заряница, к радости Пребраны, была даже в двух ипостасях - Утренняя и Вечерняя. Разумеется, никаких алтарей тут не имелось, и свои подарки путники положили прямо на землю: два венка из собранных по дороге полевых цветов, крынку с тушеной свининой да четырех связанных за лапы цыплят, взятых на хозяйском дворе.
- Помоги нам, Заря-Заряница, - торопливо забормотала девушка, - помоги нам в исцелении, от ран кровавых в избавлении. Одари нас своею ласкою, избави от страданий и горестей.
Ей вторили холоп и служанка. Боярин положил две монеты к ногам Сварога. Впрочем, ему никакого исцеления не требовалось.
- Ответили ли вам боги, добрые люди? - вошел в ворота загорелый рябой мужик с ярко-рыжей окладистой бородой и взлохмаченными волосами. Если бы не неизменный для всех волхвов серый балахон с капюшоном, опоясанный пеньковой веревкой с узелками на конце, его можно было бы принять за обычного пахаря, возвращающегося с утреннего покоса.
- Дары мы Заре принесли, отец, - поклонилась ему Пребрана. - Просим в исцелении помочь. Кому кровушку остановить, кому кожу выбелить.
- Ого-о… - охнул волхв при виде лица девушки. - Да, вижу, и вправду дело у вас к богине важное.
- А коли так, - подал голос Середин, - не могла бы богиня в лице своего служителя сменять нам пару новгородских чешуек на хорошую барсучью мазь? Только не на жир простой, а с травами лечебными. Точнее, с ромашкой, маком и воском пчелиным. Или хотя бы с медом.
- Дерзок ты, человече, коли не милости у богов, а товара просишь, - покачал головой мужик, поглаживая бороду. - А ну, заместо барсучьей, они тебе медвежью пошлют? Тогда и брать не станешь, и дары обратно унесешь?
- Нету, значит, мази? - понял ведун.
- За две чешуйки? - Волхв перевел взгляд на девушку, прицокнул языком:
- Нехорошо… А мази за две монеты у меня нет. Боги не торгуют своей милостью. Они одаривают. Или отказывают в ней. Тебя тоже зашибло, грубиян?
- Зашибло, волхв, - признал Олег.
- Мало зашибло, - холодно ответил мужик. - Ждите здесь.
Он ушел за истуканов, открыл низкую дверцу в задней стене и вскоре вернулся с небольшим туеском.
- Грешно к богам грязными приходить, люди. Хоть и с дороги, а перед святилищем омыться надобно, а не нести сюда пыль четырех дорог. Вот, возьми, красавица… - Он протянул туесок Пребране. - Сейчас в баню идите. Мойтесь, парьтесь хорошо. Как невтерпеж станет, мазью этой место увечное намажьте. Вы двое, - указал он на холопов, - спать ложитесь, у вас и так всё зарастет. А вы перед вечерней зарей сюда возвращайтесь. Стану богов за вас просить, милость искать. И не опаздывайте, не то до утренней зари мазь силу свою потеряет.
- Благодарствую тебе, отец, - низко поклонилась девушка. - Непременно придем.
За воротами Олег потянулся было к туеску:
- Дай посмотреть, чего там волхв намешал. - Но Пребрана решительно отвела его руку:
- Не серчай, ведун, но мне мазь дана, и неча тебе ее глядеть. В бане велено мазаться, там и глянешь.