* * *
В хате у Довбуша царил полумрак, лишь горела, потрескивая, свеча в глиняном подсвечнике, да теплилась у икон лампада. Темные лики святых еле виднелись сквозь слой копоти. Тускло поблескивал золоченый оклад.
Довбуш осунулся и словно бы постарел сразу лет на десять. Усы его обвисли. Грузный, хмурый, небритый, он сидел за столом, не шевелясь, и лишь поднял взор, когда скрипнула дверь. На столе перед ним стояла большая глиняная бутыль и кружка.
Реслав сел, растирая распухшие багровые запястья. В драке ему основательно расквасили нос, в усах и бороде запеклась коркой кровь. Заприметив в углу висящий на цепочке медный рукомойник, он оглянулся на Довбуша - тот кивнул, - встал и принялся отмываться. Отпил воды прямо из носика, крякнул.
Жуга обошел горницу, пощелкал пальцами, остановился у икон. Обернулся.
- Кто заходил в хату? - резко спросил он.
Довбуш посмотрел удивленно.
- Никто... - Покосился на Балажа. - Только он вот...
Он встал, достал с полки еще три кружки, разлил из бутылки густое темное пиво, буркнул: "Пейте!" - и снова сел. Жуга и Реслав жадно осушили кружки, Балаж лишь пригубил и отставил пиво в сторону.
- Ну, вот что, - начал Довбуш. - Верю, что вы тут ни при чем. Сказывайте сразу, можно ли Ганну сыскать?
Реслав посмотрел на Жугу, Жуга - на Балажа.
- Рассказывай по порядку, - потребовал Жуга.
Балаж нервно хрустнул пальцами, начал:
- Да почти нечего рассказывать. Ну, гуляли мы за околицей, как всегда, потом домой она пошла. Я вслед ей глядел, тут вижу: ровно рябью воздух подернулся, поплыло все, да страшно так, непонятно. Ганна остановилась, назад шагнула... Пыль да листья закружило, словно ветром, я сморгнул, рукой прикрылся на миг, а продрал глаза - нет ее... Нет - и все. А тут и Григораша мать заохала, запричитала - на крыльцо вышла крынку вымыть, да крынку-то так и грохнула. "Балаж! - кричит, - это что ж такое творится, господи боже!" Я туда, я сюда - нет Ганки! Я к Влашеку, а потом уж Янош прибежал...
Жуга нахмурился, побарабанил пальцами по столу.
- Где это случилось? - спросил он.
Балаж вытянул руку: "Там..."
- А где тот Юраш живет, у которого пес издох? В той же стороне?
Балаж побледнел, кивнул:
- Да.
Жуга встал, еще раз осмотрелся. Глаза его возбужденно блестели. Он вскинул руки, сплел пальцы в хитрый узел, нахмурил лоб.
- Авохато! - вдруг воскликнул он. - Эванна-эвахор!
Пол хаты вспыхнул, замерцал голубыми сполохами. Балаж вскрикнул испуганно, влез с ногами на лавку. Довбуш разинул рот, перекрестился дрожащей рукой.
- Не двигайтесь! - крикнул Жуга, не расплетая пальцев. - Реслав, соль! Скорее!
Теперь стало видно множество пятен на глинобитном полу, больших и малых, светящихся, как гнилушки в лесу. Реслав метнулся к столу, схватил берестяную солонку, глянул вопросительно на Жугу.
- Бросай! - Жуга мотнул головой.
Реслав швырнул солонку оземь. Мелкая белая соль взметнулась в воздух, растеклась тонким облачком, осела на полу. Жуга разжал пальцы. Призрачное сияние погасло. Стало тихо, лишь под потолком зудели комары.
- Свят, свят... - Довбуш перевел дух, нащупал кружку, сделал несколько глотков. Балажа трясло.
Жуга взял со стола свечу, осторожно ступая, обошел хату, внимательно глядя в пол, остановился, опустился на колени.
- Вот они! - сдавленно воскликнул он. Свеча желтым светом озаряла его лицо и руки. - Идите сюда, только осторожно!
Реслав, Довбуш и Балаж сгрудились у стены, где соль тонким слоем припорошила цепочку узких следов. Чьи-то ноги, обутые в мягкие остроносые башмаки, прошлись здесь от входа к печке, затем дальше - к иконам, и обратно к порогу. Реслав глянул в красный угол и похолодел: иконы были перевернуты.
Все четверо переглянулись.
- Кто это был? - спросил Реслав. Жуга покачал головой.
- Не знаю, - угрюмо сказал он. - Наверное, человек - Хозяин башмаков не носит. Кто и откуда - не ведаю. Следы свежие - вишь, как соль густо легла...
- Н-да...
- Гм!
- Жуга! - окликнул Довбуш. - Это он? Он Ганну уволок?
Жуга кивнул, грустно посмотрел ему в глаза.
- Мне жаль, Довбуш, - сказал он, - но я сейчас ничем не могу тебе помочь. Прости.
Довбуш пошатнулся, оперся на стол. Обвел всех беспомощным взглядом своих серых глаз. Гулко сглотнул.
- Но... она жива? - выдавил он.
Жуга пожал плечами:
- Кто знает!
- Где она? Что с ней?! - подскочил к нему Балаж. - Говори!
Жуга повел плечом, стряхнул его руку.
- Больно мало я знаю, Балаж, чтобы промочь... Может быть, это тот, кого я... ищу...
- Мара... - начал было Реслав, но перехватил испепеляющий взгляд Жуги и поспешно умолк.
Довбуш поднял седую голову. По щекам его текли слезы.
- Что ж это... - прошептал он дрожащими губами. - Средь бела дня... - Он протянул широкую мозолистую ладонь, взял Жугу за рукав. Тот не пошевелился. - Жуга... Реслав... Хлопцы, помогите! Я старый дурак, но я многое повидал, я знаю, вы можете... Денег не пожалею, все отдам! Помогите! Возверните ее, хлопцы... хлопцы... - Он спрятал лицо в ладонях.
Реслав стоял, глядя то на Жугу, то на Довбуша. Перед ними сидел старый, убитый горем вдовец, у которого только и была отрада что дочь-красавица, и вот теперь отняли и ее. Перед его взором вдруг возникла Ганка, как живая - веселое лицо, задорная белозубая улыбка, глаза... Господи, глаза... И голос: "А что, Реславка, не упадешь ли, коль побежишь в своей хламиде?" И смех звонкий, заливистый...
Жуга, мрачный, взъерошенный, молчал, глядя в сторону. В свете свечи виднелись шрамы, свежие ссадины, большой синяк под правым глазом. Рубашка висела на нем рваными клочьями, кое-где запеклась бурыми пятнами кровь. Был он побитый, оборванный, хромой, но Реславу почему-то не хотелось бы сейчас оказаться у него на пути - такая была в нем злость, такая сила его вела, мрачная, темная... "Кто же он?" - в который раз спросил себя Реслав.
- Довбуш, - тихо позвал Жуга. Тот поднял голову. - Для этого нам надо уйти.
- Куда?
- Не знаю... Впрочем, - он встрепенулся, обернулся к Реславу, - что там, на западе?
- Город, - ответил тот, - Марген. А что?
- Марген... - повторил Жуга. Нахмурился, взъерошил ладонью и без того растрепанные волосы. - Стало быть, пока пойдем в Марген. А там - видно будет. Пойдешь, Реслав?
Тот кивнул. Балаж растерянно переводил взгляд с одного на другого. Вскочил.
- Нет, погодите! Довбуш, они же уйти хотят! Уйти! Пускай... пускай Реслав останется! Или Жуга...
Довбуш нахмурился, потрепал ус, покачал головой:
- Неправ ты, сынок... Пусть идут.
- Тогда... я тоже с ними пойду! Эй, слышите?
Реслав посмотрел на Жугу. Тот лишь пожал плечами:
- Пускай идет. Правда, помочь ты нам не сможешь ничем. Останься лучше.
- Нет!
- Как знаешь. Тогда собирайся - надо уйти до рассвета, пока деревня спит. Что селянам скажешь, Довбуш?
- Ничего, - понуро произнес тот. - Шелег вот вернется из Ветелиц, он меня поймет. Остальные - навряд ли. Ступайте, хлопцы. С богом.
Через полчаса поспешных сборов все трое уже шли по дороге прочь от деревни. Свитку Реслава кто-то уволок с собой; Довбуш дал ему свою рубашку, да и Жуге тоже - взамен изодранной. Котомка и царвули Жуги отыскались на сеновале, а вот посох поломали в драке. В дорогу взяли хлеба, сыру, шмат соленого сала, луку да огурцов с довбушева огорода. Дал Довбуш и денег - менок по тридцать на брата, и долго стоял у ворот, глядя им вослед.
Шагов через сорок-пятьдесят миновали погост. В свете полной луны резко чернели старые, покосившиеся кресты. Балаж торопливо и мелко перекрестился, ускорил шаги.
- Не беги, - мрачно усмехнулся Жуга. - Не поспеваю. Да ты, никак, забоялся?
- Я ничего не боюсь... на этом свете, - набычился Балаж. - А что до мертвых, да ваших колдовских дел - тут и впрямь боязно...
- Привыкай.
Жуга шагнул к ограде, выдернул дрын, прикинул на руке и забросил в кусты - тяжел. Потянул другой, кивнул довольно, наступил ногой и выломал посох.
- Ну, пошли, что ль, - сказал он и зашагал вдоль по дороге. Реслав оглянулся напоследок на деревню. Была она темна, лишь в крайней избе у Довбуша светился огонек. Где-то на околице звонко запел петух, сразу за ним - другой. Близилось утро. Реслав поправил мешок за плечами и ускорил шаги, догоняя спутников и не задаваясь вопросом, что ждет их впереди.
Все равно ответа он не знал.