Судя по всему, барон де Френ еще не обрел себя окончательно и пребывал в полусонном состоянии, но мне-то следовало быть порасторопнее. Убив дэва, я открыл Варлаву дорогу к вожделенному кладу. И, надо полагать, он не замедлил воспользоваться удачно сложившимися обстоятельствами.
Я первым двинулся к двери, на которую мне указал барон. За мной последовали Хохлов, Закревский и Крафт – ребята просто боялись затеряться в чужом для них мире. А я был для них последней надеждой на возвращение домой. Смирнов побрел за нами, хотя о чем он в этот момент думал, я затрудняюсь ответить. Череда смертей, преследовавшая Петра Сергеевича в последние дни, по-моему, вредно отразилась на его психике. С ума он еще не сошел, но, видимо, был очень близок к этому.
Дверь легко подалась под моим напором, и мы оказались в огромном зале, стены которого были буквально усыпаны драгоценными камнями. А от золота и серебра здесь просто рябило в глазах.
– Боже мой, – только и сумел вымолвить Закревский.
– Он здесь, – услышали мы Веркин голос. – Я только что его видела.
Быстро сообразив, что имеется в виду не кто иной, как неуловимый Варлав, мы бросились на голос, огибая огромный, расположенный в центре роскошного зала саркофаг. Кто покоился в этом саркофаге, я не знал, а спрашивать было не у кого, поскольку кроме растерянных Верки и Наташки мы никого здесь больше не обнаружили.
– Он взял сосуд! – крикнула Верка. – Скотина! Он всех нас обвел вокруг пальца.
– А ты уверена, что это был именно Варлав? – на всякий случай уточнил я у незадачливой ведьмы.
– Это был он, – тихо отозвалась Наташка. – Жрецы храма Йопитера покарают его за святотатство.
– Эх ты, мудрая львица! – покачал я головой. – Твои жрецы проспали заговор у себя под носом, и теперь этого сукина сына никто не остановит. Где лежал сосуд?
– Вон там, у изголовья мумии, – кивком головы Верка указала на саркофаг. – Там было два сосуда, большой и маленький. Маленький сосуд пуст, а большой Варлав прихватил с собой.
Маленький сосуд, по виду серебряный, действительно лежал в углублении саркофага. Рядом имелось углубление гораздо большего размера, предназначенное, надо полагать, для сосуда большого. Сам саркофаг был из золота и украшен затейливой резьбой. Подобная резьба шла и по пустому сосуду. Мне эти значки и буквы показались знакомы. Я обнажил свое плечо и попытался сравнить метку, оставленную мне в наследство зверем, с теми знаками, что затейливой вязью оплетали саркофаг.
– По-моему, буквы схожие, – высказал свое мнение Закревский. – А кто здесь похоронен?
– Великий царь атлантов Баслав, или Басилевс, как его иногда называют, – ответила Наташка. – А могущество, которым он обладал при жизни, хранилось в этих сосудах.
– А Варлав сумеет им воспользоваться?
– Вероятно, да.
– Я сумею! – раздался вдруг громкий уверенный голос.
Я обернулся. Варлав стоял возле двери с торжествующей улыбкой на устах, а в руках у него был сосуд из серебристого металла.
– Здесь мудрость наших предков, Вадимир, сын Аталава, – поднял ведун над головой свою драгоценную и, вероятно, весьма увесистую ношу. – С ее помощью я стану властелином мира. Не пугайтесь, этот мир будет лучше нынешнего. Я дам людям то, в чем они сейчас больше всего нуждаются. Я дам им богов, которым они будут приносить жертвы. Я создам демонов, которые будут наказывать нерадивых. И во главе этого справедливого мира встану я сам – Творец и Вершитель судеб. Ты здорово помог мне, Вадимир, хотя и не желая того. Я благодарен и тебе, и всем вам, здесь собравшимся. Вы все были мне добрыми помощниками. Радуйтесь, господа, что ваши жизни прожиты не зря. Они легли в фундамент нового, более совершенного мира. К сожалению, вы мне больше не нужны. К сожалению для вас, разумеется. Вы так и останетесь здесь, рядом с могилой великого Баслава, когда-то бывшего властелином Вселенной. Это великая честь, господа, быть может, незаслуженная вами, но так уж сложились обстоятельства. Прощайте. – Варлав взмахнул рукой и исчез, словно растворился в воздухе. Я бросился к двери, но, увы, она даже не шелохнулась под моими ударами. Энергичная помощь моих соратников по несчастью тоже ни к чему не привела. Мы оказались заперты в этом раззолоченном зале, и заперты, похоже, очень надежно.
– Он наложил магическое заклятие, – прошептала побелевшими губами Наташка. – Мы обречены. Отсюда нет выхода.
– Но здесь же светло, – запротестовал Закревский. – Пусть дверь не открывается, но есть же окна.
– Окон здесь нет, – возразила мудрая львица. – А свет исходит от саркофага, который пропитан специальным составом. Его хватит еще на добрую тысячу лет, но нам от этого легче не будет.
Наташке мы, естественно, не поверили и долго еще обшаривали в поисках выхода обширный зал древнего мавзолея. Однако без всякого успеха. Из этого помещения был только один выход. Тот самый, который крепко закупорил магическим заклятием ведун Варлав, возмечтавший о вселенском величии. Самым разумным в сложившейся ситуации было сесть на каменные плиты и предаться размышлениям. Воды у нас с собой не было, пищи тоже. Вырисовывалась веселенькая перспектива смерти от жажды и голода. Я попробовал было повторить трюк с перемещением в пространстве, который однажды мне удался в храме Йо. Но, увы, открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь не в загородном дворце Бори Мащенко, а всё в том же зале с саркофагом, в окружении своих опостылевших знакомых.
Первым не выдержал Закревский:
– Я пить хочу.
– Стыдно, фюрер, вы же не ребенок, – попробовал я его урезонить.
– Идите вы к черту, Штирлиц, – возмутился актер. – Это по вашей милости мы здесь очутились. Если вы действительно демон, то извольте нас вытащить отсюда.
Требование было абсолютно несуразным, и поэтому я не стал на него реагировать. А неугомонный актер принялся осматривать саркофаг в поисках воды и пищи. Он, видите ли, где-то читал, что в могилы древних вождей их скорбящие подданные всегда подкладывали продукты питания и воду, дабы облегчить покойнику жизнь на том свете.
– Он похоронен по меньшей мере три тысячи лет назад, – покачал головой Хохлов. – Вода уже протухла, а продукты испортились.
Однако скептицизм Наполеона не подействовал должным образом на фюрера, который с завидным упорством пытался вскрыть саркофаг. Утомившись бесполезными трудами, он извлек из впадины серебряный сосуд и заглянул внутрь.
– Там что-то булькает, – сказал он нам восторженно.
– Не пей, Аркадий, козленочком станешь, – попробовал предостеречь его Хохлов.
Но упрямый актер не внял предостережениям "сестрицы Аленушки" и влил-таки в себя подозрительный продукт. Результат не замедлил сказаться. Козленочком он, конечно, не стал, но в козла превратился. Или в сатира, кому как нравится. Руки и ноги у него остались человеческими, но тело обросло шерстью, а на лысеющей голове выросли изящные рожки.
– Я же тебя предупреждал, Аркадий! – ахнул Наполеон.
– Предупреждал он! – возмутился Закревский. – Это ты меня заколдовал!
– Да ни сном, ни духом. – Бизнесмен даже перекрестился. – И в мыслях не держал.
Ну, положим, в мыслях Хохлов такое превращение Закревского как раз и держал, более того, он его даже обнародовал вслух.
И тут меня осенило, я вскочил на ноги и вскричал:
– Эврика!
– Воду нашел? – встрепенулась Верка.
– Нет. Способ выбраться отсюда.
Недолго думая, я вырвал из рук растерявшегося сатира драгоценный сосуд и сам к нему приложился. Надо сказать, что влаги там было всего капли три. Но, по моим расчетам, и этого должно было хватить для чудесного перемещения из эпохи в эпоху. Во всяком случае, я на это очень надеялся. Мысленно представив холл загородного дома, где мне довелось побывать дважды, я стал перебрасывать туда своих спутников одного за другим, рассаживая их по многочисленным стульям и креслам. Себе я выбрал очень удобное кресло у окна и с наслаждением в него плюхнулся.
– Да что же это такое?! – услышал я голос расстроенного Бориса Семеновича. – Козла-то зачем в дом пустили?!
После этого мне не оставалось ничего другого, как открыть глаза и громко произнести:
– Опля.
Картине, открывшейся моему взору, более всего подошло бы название "Не ждали". Мащенко, воздев руки к потолку, стоял посреди холла и ошарашенно разглядывал неожиданно нагрянувших гостей. На коленях у ошеломленного Миши сидела Верка и нервно курила его сигарету. Что касается Василия, то он с пистолетом в руке притаился за кадкой, в которой росла пальма и которую за каким-то чертом Мащенко разместил в холле, и целил мне в лоб. Пожалуй, только стоявший у журнального столика генерал Сокольский сохранял спокойствие, но далось ему это, надо полагать, очень нелегко.
– Убери пистолет, – посоветовал я Василию. – Чего доброго, выстрелит.
Василий моему совету внял, пистолет спрятал, но из-за кадки с пальмой так и не вышел. На его лице явственно читалось недоверие, как ко мне лично, так и к моим спутникам, потревожившим послеобеденный отдых солидных людей.
– Да что же это такое! – воскликнул Закревский, подойдя к зеркалу. – Я же рогатый!
– Не расстраивайся, Аркадий, – утешил его Хохлов. – На сцене тебе цены не будет. Публика начнет валом валить на спектакли с твоим участием.
– Нет уж, позвольте! – взорвался Закревский. – Я артист, а не клоун! Верните мне мой истинный лик. Я благородный отец по амплуа!
– Будешь играть теперь обманутых мужей, – пожал плечами Хохлов. – Публике с первого взгляда всё будет ясно.
– Может, шерсть с него состричь, а рожки прикрыть шляпой, – предложил сердобольный Миша. – У меня есть машинка.
– Давайте всё по порядку, – веско произнес генерал Сокольский.