Дочь спала, свернувшись клубочком, длинные ресницы бросали тень на круглые щеки, даже в неверном свете любопытной луны на них темнели веснушки. Мяучар и Бухло не отходили от меня ни на шаг. Шпоры у сержанта звенели, как кузнечики.
Я поцеловал дочку, она только слабо махнула рукой, словно отгоняла комара.
- Пап, ты что? - пробормотала сквозь сон.
- Ничего, дочурка, спи спокойно.
- А чего пришел?
- Проститься. Отправляюсь в Блаблацию.
- Ох, как далеко, - зевнула Кася с закрытыми глазами, чтобы не вынырнуть из пушистого, баюкающего сна. - А мне показалось, что ты стал котом.
Мумик успокоился, улегся около кровати, положил морду на вытянутые лапы - вроде страж, а сам тоже засыпал.
- Она тебя заметила. - Старый артиллерист потянул кота за хвост. - Проснулась бы и устроила переполох.
- Спит крепко, - махнул лапой Мяучар. - Впрочем, она умница, многие папочкины секреты знает… Разумеется, про все знает…
- Про что знает?
- Да где тебя искать, писатель! Достойная дочь своего папаши даже в Блабону дорогу найдет. Волноваться предстоит твоей жене. Идем тем же путем, как пришли. Впрочем, внизу все равно закрыто.
Кот ловко взобрался по веревочной лестнице. Только хвостом ухо мне щекотнул - и нет его. Тут я наконец понял, откуда они свалились. Над крышей темнел огромный воздушный шар, а плетеная, как корзинка, гондола была запрятана в густых виноградных гирляндах.
Я поставил ногу на бамбуковую перекладину - теперь или никогда - и начал спускаться в темный сад.
- Ты куда? Не надейся, от нас не сбежишь! - пыхтел из окна Бухло. - Давай наверх!
Я приложил палец к губам - голос старого солдата гудел, как в колодце. Он, видно, не понял моих знаков и начал спускаться за мной вслед, ухая, как пустая бочка.
Я побежал к тазу с вареньем, поднял крышку. От костра еще тянуло теплом, и сладостно пахло вареньем - подрумяненные венгерки, четвертушки груш и ваниль. Ложка подчеркивала белизну тарелки. Я быстрехонько наполнил банку - приятная тяжесть согревала руку: варенье на память о доме, который покидал, видимо, надолго. В голове навязчиво мельтешило о том, что меня ждет: приключения, борьба за справедливый порядок в королевстве, вражеские засады. Время отступило, словно я освободился от его разрушительной силы.
Варенье загустело, пенка поблескивала в темноте, пришлось постучать о край банки, чтобы стряхнуть с ложки налипшее комочками желе. Этот звук успокоил сержанта: ясно, чем я занят, он только подгонял меня, повиснув на лестнице и прикрыв усатый рот рукой:
- Порезвее, маэстро! Чего долго копаешься? задел ложкой о крышку - зазвенело, как гонг.
В спальне жены открылось окно, она стояла в ночной рубашке и, поправляя очки, пыталась разглядеть, кто это добирается до варенья.
Бухло уже влезал в гондолу, вместе с котом они начали дергать веревку, но якорь увяз в крепких виноградных лозах и не желал отцепиться, только черной метелью сверху сыпались листья.
Я засунул банку в рюкзак, рюкзак закинул за спину. Хотел помочь с якорем, но у меня тоже не получилось. Тогда взобрался по лесенке и всей своей тяжестью встал на якорные лапы. Якорь осел и, разрывая ветки, высвободился из виноградного плена.
- А, так это ты, сластена! - выглянула жена. - До утра мог бы и подождать. Как тебе не стыдно! Марш домой!
Но я только помахал ей, с удивительной легкостью взлетел вверх, оседлав якорь; промчался прямо перед ее открытым окном. Мумик заливался лаем, и мне явственно послышалось:
- Держи его! Держи!
Мария задрала голову, придерживая очки и не веря своим глазам, хотя луна полнеба залила серебром; увидел я и Каську - она подбежала к окну и радостно захлопала в ладоши:
- Упорхнул наш папочка!
ВРАЖЕСКИЕ КОЗНИ
Судорожно вцепившись в якорную веревку, я возносился к небесам. Дом куда-то провалился вместе с кронами яблонь, мне стало не по себе. В поскрипывающей корзине, откуда выглядывала Бухлова усатая физиономия, я чувствовал бы себя куда спокойнее. Клянусь, мои милые, ни на должность паука, ни на должность ласточки я никогда не претендовал.
Сержант с Мяучаром изо всех сил тянули веревку, только все напрасно: и я сам не из щупленьких, и железный якорь весил предостаточно. Понемногу мои друзья все-таки выбирали веревку, но вот рывок - и я скользнул вниз так, что дух занялся, пока не оседлал лапы якоря. Этим же рывком и кота выволокло из корзины за борт. Я не отрываясь наблюдал за его акробатическими упражнениями, лишь бы не смотреть вниз, в разверзшуюся подо мной бездну.
- Удержался он или домой упорхнул? - доносились громовые раскаты сержантова голоса. - Эй! Маэстро! Где вы?
- Здесь! Спустите лестницу! - орал я в отчаянии. - Чертовски качает!
Лестница раскачивалась с большой амплитудой, и мне никак не удавалось ухватиться за поперечину - мелькнет перед самым носом, и сразу гладкий бамбук выскальзывает из рук. Но вот мокрыми со страху руками я вцепился в ступеньку и начал медленно карабкаться к спасительной гондоле. Когда я ухватился за край корзины, Бухло с Мяучаром поймали меня за руки (кошачьи когти впились в кожу, за что я был крайне признателен Мяучару - держал крепко). Я тяжело перевалился через борт и плюхнулся на моих спасителей. Свалившись друг на друга в кучу-малу, мы хохотали как полоумные - отправились! Хотя жена все еще кричала из окошка:
- Слезай сию же минуту! - и грозила пальцем.
Но подо мной уже раскрылась звездная бездна, и казалось, до луны ближе, чем до земли.
- Она-то думала, ты вспорхнешь с подоблачной качели и, помахивая руками, приземлишься на подоконнике, - гоготал Бухло. - В клетку тебя приманить задумала…
- Да она и так прекрасно знает, что ты за птица, - вторил Мяучар. - Ох, маэстро, маэстро… Разве впервой ты сбежал? Да и не в последний раз, как пить дать.
Старый служака стряхнул меня со своего пуза и рассадил нас с Мяучаром по разным углам, дабы навести порядок.
- Эк вас угораздило, чуть мне перья на шляпе не поломали. - Он расчесывал пальцами перья и раздувал их, чтобы восстановить первозданную пушистость.
Я осторожно выглянул вниз. За легкими вуалями дымков громоздились крутые крыши, старые дубы выглядели сверху как темные грибы, то и дело мигали серебристым оком пруды. Мы летели на такой высоте, что кружилась голова, мне снова стало не по себе. Корзина скрипела, я крепко, до боли, вцепился в стенку.
Мышебрат, прищурив зеленые глазищи, пытался различить что-то на горизонте.
- Летим как надо. - Бухло посмотрел в подзорную трубу. - Вон там змеей серебрится пограничная река Кошмарка.
- А по-моему, пахнет мельницей, - по-кошачьи улыбнулся Мяучар.
Видно, очень уж скучал он по месту, где родился и откуда изгнала его злая судьба. Даже королевский замок не заменил мешков с зерном, сусеков с мукой и звонкого ручья, вращающего мельничное колесо.
- Ну что, пахнуло Блаблацией?
- Да нет, так привычно мышами…
- Это я тут, крестный, вот и пахнет, - послышался тоненький голосок. - Это я, Мышик, с вами полетел!
- Голосишко слышу, а никого не видать, - вознегодовал Бухло. - Где же ты спрятался?
- А я в рукаве у крестного. Он и не почувствовал.
- Ну и вспотел же ты со страху. - Кот подставил лапу, Мышик вылез из рукава и, став навытяжку, отдал честь.
- Осторожно, такого кроху того и гляди за борт сдует, - забеспокоился я. - Экая пушинка…
- Только не тискай меня так - ты котище хоть куда, самому невдомек, какой здоровенный, - просил Мышик.
- Помню, дали мне его подержать, новорожденного в конверте, вот такусенькую малявочку, - умилился Мышебрат. - Боялся, как бы ему больно не сделать. Теперь-то я научился возиться с малышами…
Огромная луна, подкатившая совсем близко, ярко светила, и мы прекрасно видели, как он осторожно поднял Мышика и поцеловал, а малец притулился к пушистой щеке и погладил кота по усам.
- Ладно, хватит нежничать, - очнулся я от умиления. - Надеюсь, с крохой Мышиком лишних хлопот не будет, много не съест, а доведется давать деру, можно его посадить в карман. Только на привалах чтоб от нас ни на шаг, понял? Матери хочу передать тебя в целости-сохранности. Она там с ума сходит. В постели тебя нет… Теперь небось горюет - сова сыночка унесла…
- Братишка все знает, расскажет домашним. - потер лапки Мышик. - Бабка тут же раскинет карты, глянет, что нас ждет… Уж она-то будет гордиться, как же: нашенская кровь - в деда пошел. А я вернусь со славой!
- Дай-то боже! - вздохнул я тихонько, потому что весьма сомневался, благополучно ли закончится наш поход, вернее, мое похищение. - Может, вы все ж таки поясните, что приключилось в Блаблации, зачем меня вытащили из кровати ночью и чего, собственно, вы от меня ждете?
- Ладно, ладно… Всему свое время. Нам еще далеко лететь, - успокаивал Бухло. - Поедим, выпьем винца, у меня с тощаков совсем живот подвело. Увидишь, настроение сразу получшает. Да и шар полегчает… Ну давай, Мышебрат, действуй!
Однако тут же сам открыл кошелку, раздал салфетки, сунул каждому в лапы нож и вилку, на скатерке расставил толстенькие стакашки. Из оплетенной бутылки налил вина. Мы ломали длинный батон, намазывали затвердевшим на холодке маслом, резали соленый овечий сыр. Так вкусно хрустели солеными огурцами, что аромат чеснока и укропа далеко разносился вокруг. Вино в поднятых стаканах казалось совсем черным.
- За счастливое возвращение! - пропищал Мышик. - Я хоть тост скажу, раз вина мне не дают…
- Еще до места не добрались, а ты про возвращение… Не выходил бы из дому, коли страх уже напал, - фыркнул кот.