Красный изнутри - густо-вишневый, с дымчатыми прожилками, блистающий. Казалось, во время путешествия по Образу он собрал свет и блеск некоего высшего сорта. Я продолжал всматриваться, обдумывая инструкции, сравнивая их с теми, которые знал ранее.
Раз уж прошел Образ и добрался до этой точки, можно побудить его перенести тебя в любое место, которое сумеешь представить. Все, что требуется, - это желание и напряжение воли. Не скажу, что не ощущал трепета в такой ситуации. Если эффект перемещения будет выполнен как обычно, я могу загнать себя в ловушку необычного типа. Но у Эрика все прошло удачно. Его не заперло в сердце камня где-то там в Тени. Дваркин, что оставил те записи, был великим человеком, и я доверял ему.
Собравшись с мыслями, я упрочил уверенность в безопасности внутреннего пространства камня.
Внутри было искаженное изображение Образа, окруженное мигающими точками света, крошечными огоньками и вспышками, разнообразными кривыми и дорожками. Я принял решение. Сфокусировал волю…
Пурпур и медленное смещение. Словно тонешь в океане высокой вязкости. Очень медленно вначале. Смещаясь и темнея, все мелкие огоньки далеко-далеко впереди. Моя кажущаяся скорость возросла. Искры света, далекие, прерывистые. Затем еще чуть быстрее. Нет масштаба. Я был точкой сознания неопределенных размерностей. Осведомленный о движении, осведомленный о конфигурации, к которой я приближаюсь - теперь, можно сказать, стремительно. Красный тон почти ушел, как и восприятие любой среды. Сопротивление исчезло. Я разгонялся. Все воспринималось одним-единственным мигом, по-прежнему остающимся единым мгновением. Царило необычное ощущение безвременья. Моя скорость относительно того, что теперь казалось моей целью, была огромной. Маленький, перекрученный лабиринт рос, развивался в то, что смахивало на трехмерную версию Образа. Перемежаемый вспышками цветного света, он вырос предо мной, по-прежнему напоминая причудливую галактику, полуразорванную вечной ночью посередине, окруженную гало бледного свечения пыли, - ее рукава были составлены из бесчисленных мерцающих точек. И она росла, или я съеживался, или она приближалась, или я приближался, и мы были рядом, близко друг от друга, и вот она заполнила все пространство, сверху донизу, отсюда дотуда, а моя собственная скорость все еще - или, если хочешь, кажется, - увеличивалась. Меня охватило, переполнило сиянием, и возник случайный мазок, который - я знал - и был началом. Я находился слишком близко - действительно, совершенно потерявшись, - чтобы постичь его общие очертания, но перегибы, мерцание, переплетение того, что я мог видеть, повсюду и вокруг, заставили меня задуматься, достаточно ли трех измерений, чтобы оценить искажающие ощущения сложности, с которыми я столкнулся. Скорее, нечто из моей памяти, а не аналог галактики, вверглось в другую крайность, внушенную бесконечномерным гильбертовым субатомным пространством.[12] Но тогда это метафора отчаянья. Просто и очевидно - я ничего в этом не понимал. У меня было только растущее ощущение - обусловленное Образом? интуитивное? - что мне придется пройти через этот лабиринт, чтобы обрести новую степень власти, которую я искал.
И я не был не прав. Меня внесло в него без уменьшения моей кажущейся скорости. Меня вращало и кружило по сверкающим ходам, проносило сквозь нематериальные облака мерцания и сияния. Там не было областей сопротивления, как собственно в Образе, казалось, было достаточно первоначального импульса, чтобы пронести меня насквозь. Смерч-турне по Млечному Пути? Утопающий проносится среди коралловых каньонов? Страдающий бессонницей воробей пролетает над парком развлечений вечером Четвертого Июля?[13] Вот мои мысли, что я законспектировал в тот свой поход на столь преображенный манер.
…И наружу, насквозь, вверх - и готово, со вспышкой красноватого света, которая обнаружила меня разглядывающим самого себя, держащим кулон возле Образа, затем разглядывающим кулон с Образом внутри, внутри меня, все внутри меня, я внутри него, пурпур гаснет, еще, исчезает. Затем просто я, кулон, Образ, в отдельности, отношения субъект - объект восстановлены - только октавой выше, которую я ощущаю как лучший путь для применения. Ибо теперь существует определенная эмпатия. Было так, будто я приобрел сверхощущение и дополнительные средства выражения. Это было необычное чувство, чертовски удовлетворяющее.
Подстегнутый желанием опробовать его, я снова воззвал к своей решительности и скомандовал Образу перенести меня куда-нибудь.
Затем я оказался в круглой комнате, на верхушке самой высокой башни в Янтаре. Пройдя ее наискосок, я вышел на очень маленький балкон. Контраст был мощный, после экстрасенсорного путешествия, которое я только что завершил. Несколько долгих мгновений я стоял там, оглядываясь.
Море было стеклянно задумчивым, а небо - облачным, близился вечер. Сами же облака демонстрировали орнаменты мягкого света и грубой тьмы. Ветер пробивал себе путь в сторону моря, отторгая запах соли. Темные птицы росчерками рассекали воздух, паря и кружась вдалеке над водой. Подо мной в необъятном изяществе за краем Колвира навзничь лежали дворцовые дворы и террасы города. Люди на проездах были крошечными, их движения можно было не принимать во внимание. Я чувствовал себя очень одиноким.
Затем я дотронулся до Талисмана и вызвал грозу.
IV
Когда я вернулся, Флори и Рэндом ждали меня в моих комнатах. Взгляд Рэндома сначала уткнулся в подвеску, потом встретился с моим. Я кивнул.
Я повернулся к Флори, слегка кивнув и ей.
- Сестра, - сказал я. - Было время до, и есть время после.
Флори выглядела как-то испуганно, что было к лучшему. Тем не менее она улыбнулась и взяла меня за руку.
- Брат, - сказала она, - я вижу, ты держишь слово.
Бледное золото - ее волосы. Она подстригла их, но сохранила локоны. Я не мог решить, нравится мне это или нет. У нее были прелестные волосы. К тому же синие глаза и масса тщеславия, чтобы сохранить всех и вся в перспективе, любезной только ее сердцу. Временами она, казалось, поступала просто глупо, но потом, в другой раз, она меня удивляла.
- Прошу прощения, что разглядываю тебя, - сказал я, - но в последний раз, когда мы встречались, у меня практически не было возможности тебя увидеть.
- Я счастлива, что ситуацию удалось выправить, - сказала она. - Все было несколько… Я ничего не могла поделать, ты же знаешь.
- Знаю, - сказал я, вспоминая случайный всплеск ее живого смеха с того края тьмы на одном из празднеств. - Я знаю.
Я отошел к окну и открыл его, зная, что дождь не проникнет внутрь. Мне нравился запах грозы.
- Рэндом, ты узнал что-нибудь полезное о возможном почтальоне? - спросил я.
- Не вполне, - сказал он. - Я навел кое-какие справки. Никто - кажется - никого не видел в соответствующее время и в требуемом месте.
- Понятно, - сказал я. - Спасибо. Позже я снова с тобой увижусь.
- Ладно, - сказал он. - Тогда, если что, я до ночи буду у себя в апартаментах.
Я кивнул, повернулся, оперся о подоконник, посмотрел на Флори. Рэндом, выходя, тихо прикрыл дверь. С полминуты я слушал дождь.
- Что ты намерен сделать со мной? - спросила в конце концов Флори.
- Сделать?
- Ты можешь потребовать оплаты старых долгов. Допускаю, что это и произойдет.
- Наверное, - сказал я. - Одно зависит от другого. Эта ситуация - не исключение.
- Что ты имеешь в виду?
- Дай мне то, чего я хочу, и - увидим. В любом удобном случае я буду хорошим мальчиком.
- И чего же ты хочешь?
- Рассказа, Флори. Давай начнем с него. О том, как ты стала моей пастушкой на той тени - на Земле. Все детали, относящиеся к делу. Какова была договоренность? Каково соглашение? Всё. Вот и все.
Флори вздохнула.
- Начало… - сказала она. - Да… Это было в Париже, на вечеринке у некоего месье Фоко. За три года до Террора…[14]
- Стоп, - сказал я. - Что ты там делала?
- Я была в основной зоне Тени приблизительно пять местных лет, - сказала она. - Блуждала в поисках чего-нибудь неизведанного, чего-нибудь подходящего моим прихотям. Я наткнулась на тот край тогда же и тем же образом, каким мы вообще что-нибудь находим. Позволила желанию вести меня и следовала инстинктам.
- Своеобразное совпадение.
- Но не в свете интересующих тебя времен… и учтя число путешествий, которым предаемся. Если тебе так нравится, это было моим Авалоном, моим заменителем Янтаря, моим домом вдали от дома. Называй как хочешь. Я была там, на той вечеринке, той октябрьской ночью, когда ты вошел с маленькой рыжеголовой девчонкой… по-моему, ее звали Жаклин.
Слова Флори вернули меня назад, довольно далеко в прошлое, к воспоминаниям, которые я не мог вызвать чертовски давно. Я помнил Жаклин куда лучше, чем вечеринку у Фоко, но на то были основания.
- Дальше.