- Ну, - спросил я, - будешь моим помощником? Отвечай!
Говорить он не мог и поэтому утвердительно кивнул.
- Хорошо. Я беру Тимона, а ты - следующего по силе. За время, достаточное для сотни довольно быстрых вдохов-выдохов, ученики были приведены в подчинение. Прошло три недели, прежде чем кто-то осмелился выказать неповиновение, да и после не было никаких массовых бунтов - вообще ничего серьезнее попыток увильнуть от работы.
Капитанская должность подразумевала не только новые функции, но и личную свободу, какой я не пользовался никогда прежде. Именно я следил за тем, чтобы дежурным подмастерьям доставляли еду горячей, и командовал мальчишками, пыхтевшими под штабелями подносов, предназначенных для пациентов. Именно я расставлял своих подчиненных по местам в кухне и помогал им лучше усваивать уроки в классной; меня даже порой привлекали к гильдейским делам и посылали с письмами в отдаленные части Цитадели. Таким образом, я вскоре познакомился со всеми ее главными артериями и побывал во многих редко посещаемых местах - в зернохранилище с полными закромами и демоническими кошками; на выметенных ветром зубчатых стенах, возвышающихся над грязными, гнилыми трущобами; и в огромном зале пинакотеки со сводчатым потолком, каменным, выстеленным коврами полом и арками, ведущими в анфилады комнат, как и сам зал, увешанных бесчисленными картинами.
Многие из этих картин так потемнели от времени и копоти светильников, что я ничего не мог разобрать. Значение некоторых других было просто непонятно - кружащийся в танце человек, к плечам которого будто бы присосались длинные пиявки; женщина, безмолвно склонившаяся над посмертной маской и сжимающая в руке кинжал с двумя лезвиями… Однажды, отшагав около лиги среди этих загадочных картин, я увидел старика, пристроившегося на верхней перекладине высокой стремянки. Хотел было спросить дорогу, но старик так увлекся работой, что я не решился беспокоить его.
На картине, которую он очищал от копоти, был изображен человек в доспехах на фоне пустынной земли, безоружный, сжимающий в руках древко странного, будто застывшего в воздухе, знамени. В золотом забрале его шлема, глухом, без каких-либо прорезей для обзора или вентиляции, отражалось смертоносное солнце пустыни и больше ничего.
Этот воин из мертвого мира произвел на меня глубочайшее впечатление, хоть я и не мог бы сказать, что именно чувствовал, глядя на него. Отчего-то захотелось снять картину со стены и унести - нет, не в некрополь, но в один из тех горных лесов, образ которых (я уже тогда понимал это), поэтизированный и извращенный, был воплощен в нем. Такое полотно должно было стоять среди деревьев, на мягкой, зеленой траве…
- …и все они сбежали, - сказал кто-то за моей спиной. - Добился своего этот Водалус.
- А ты что здесь делаешь?! - зарычал другой голос. Обернувшись, я увидел двоих армигеров, очень - настолько, насколько позволяла им смелость - похожих одеждой на экзультантов.
- У меня - дело к архивариусу, - ответил я, выставив напоказ конверт.
- Хорошо, - сказал армигер, первым заговоривший со мной. - Тебе известно, где расположены архивы?
- Я как раз собирался спросить, сьер.
- Если так, ты - неподходящий гонец для доставки письма. Дай его сюда; я перешлю с пажом.
- Невозможно, сьер. Я получил приказ.
- Оставь, Рахо, - вмешался другой армигер. - Не будь так строг к молодому человеку.
- Ты ведь не знаешь, кто он таков, верно?
- А ты - знаешь?
Армигер по имени Рахо кивнул.
- Скажи-ка, гонец, откуда ты послан?
- Из Башни Сообразности. От мастера Гурло к архивариусу.
Лицо другого армигера окаменело.
- Значит, ты - палач.
- Пока - всего лишь ученик, сьер.
- Тогда понятно, отчего моему другу хочется, чтобы ты убрался с глаз долой. Ступай по галерее и сверни в третью дверь направо. Пройдешь сотню шагов, поднимешься по лестнице на следующий этаж; пойдешь на юг до двустворчатой двери в конце коридора.
- Спасибо.
Я сделал было шаг в указанном направлении.
- Подожди. Если пойдешь сейчас, мы будем обязаны сопровождать тебя.
- Ну нет уж, - сказал Рахо. - Мне такого счастья не требуется.
Остановившись и опершись на перекладину стремянки, я подождал, пока они свернут за угол.
Точно один из тех бесплотных покровителей, что порой обращаются к нам во сне с облаков, старик заговорил:
- Значит, палач? Не бывал, не бывал у вас… - Слабыми, близорукими глазами он здорово напоминал черепаху из тех, что мы порой ловили на отмелях Гьолла; тем более что нос с подбородком тоже подходили как нельзя лучше.
- Желаю не попадать к нам и впредь, вежливо ответил я.
- Теперь-то уже нечего бояться. Что вы можете сделать с таким стариком? Сердчишко остановится вмиг! - Бросив губку в ведро, он беззвучно прищелкнул пальцами. - Однако я знаю, где это. Где-то за Башней Ведьм, верно?
- Да, - подтвердил я, слегка удивившись тому, что ведьм знают лучше, чем нас.
- Так я и думал. Хотя о вас обычно не говорят. Ты зол на этих двоих армигеров, и я тебя понимаю. Но и ты должен их понять: они - совсем как экзультанты, только все же не экзультанты. Боятся смерти, боятся боли, всего-то они боятся… Тяжелая у них жизнь.
- Так пусть покончат с ней, - сказал я. - Водалус им охотно поможет. Они - всего лишь пережиток давно ушедших эпох. Какая от них теперь польза миру?
Старик склонил голову набок.
- Вот как? А какая польза для мира была от них прежде? Ты можешь сказать?
Я сознался, что не могу. Тогда он слез со стремянки вниз. Длинные - не меньше моей ноги - руки, скрюченные пальцы которых бугрились синеватыми венами, и морщинистая шея делали его очень похожим на состарившуюся обезьяну.
- Я - Рудезинд, смотритель музея. Похоже, ты знаком со старым Ультаном, верно? Хотя - нет, конечно же, нет; тогда бы ты знал дорогу в библиотеку…
- Я никогда прежде не бывал в этой части Цитадели.
- Никогда? Но ведь это лучшая ее часть - живопись, музыка, книги…У нас есть Фехин - три девушки, убирающие цветами четвертую, и цветы - прямо-таки живые, даже ждешь, что из какого-нибудь вот-вот выберется пчела… Есть у нас и Куартильоза. Он теперь непопулярен, иначе бы его здесь не было. Однако он-с самого дня своего рождения - был рисовальщиком куда лучшим, чем те мазилки и пачкуны, за которыми гоняется нынешняя публика. Здесь, понимаешь ли, собрано все то, от чего отказалась Обитель Абсолюта. Это означает всех стариков, а они-то, в большинстве своем, и есть лучшие. Прибывают к нам - грязнющие от долгого висения, а я чищу их. Порой чищу и по второму разу - уже после того, как повисят здесь некоторое время. Подумать только - подлинный Фехин!.. Или взять хоть эту. Нравится она тебе?
Признание, похоже, не сулило недоброго.
- Ее я чищу в третий раз. Когда она поступила, я был учеником старого Бранвалладера, он обучал меня чистке полотен. И начал вот с этого, сказав, что оно все равно ничего не стоит. Начал вот с этого уголка, вычистил кусочек размером в твою ладонь и отдал мне, а уж я чистил дальше. Второй раз был еще при жизни моей жены, сразу после рождения нашей второй дочки. Картина тогда еще не так уж закоптилась - просто одолели меня тяжелые мысли, хотелось чем-нибудь заняться… А вот сегодня взялся чистить ее снова. Она в этом нуждается - видишь, насколько ярче здесь краски? Ваш голубой Урс снова виден над его плечом, свеженький, точно рыбка для Автарха…
Все это время имя Водалуса эхом перекатывалось в моей голове. Я был уверен, что старик спустился со стремянки только потому, что я упомянул о нем. Хотелось расспросить старика о Водалусе, но никак не мог найти зацепки для поворота беседы в нужное русло. Когда молчание слегка затянулось, я, боясь, что старик снова взберется наверх и продолжит чистку, смог только спросить:
- А это - луна? Мне говорили, она - плодороднее…
- Теперь-то - да. А эта картина была написана до того, как там устроили ирригацию. Видишь коричневато-серый оттенок? Именно такой была луна в то время. Не зеленой, как сейчас. И не такой большой, потому что до нее было дальше - так говаривал старый Бранвалладер. А теперь на ней деревьев хватит, чтобы, как говорится, спрятать самого Ниламмона.
Этой возможности я не упустил.
- Или Водалуса. - Рудезинд кашлянул.
- Верно, или его… Ваши-то, небось, руки потирают, поджидая его? Уже и что-нибудь особенное изобрели?
Если у гильдии и имелись особые процедуры для определенных лиц, мне о таковых ничего не было известно. Однако я постарался скроить многозначительную мину и ответил:
- Мы подумаем.
- Уж вы-то придумаете, это верно. Хотя совсем недавно я считал, что ты - за него… В любом случае, если он спрятался в Лунных Лесах, придется тебе малость повременить… - С явным удовольствием окинув взглядом картину, Рудезинд снова обратился ко мне. - Я и позабыл - ты же хотел видеть нашего мастера Ультана. Стало быть, пройди обратно под ту арку, откуда пришел…
- Я знаю дорогу, - сказал я. - Тот армигер указал… Старый смотритель отмел эти объяснения единственным горьким вздохом.
- Если пойдешь, как он объяснил, попадешь только в Читальный Зал. Оттуда ты будешь добираться до Ультана целую стражу, если вообще доберешься. Ступай обратно, до самого конца того зала. Там спустишься по лестнице и увидишь дверь. Дверь заперта - стучи, пока кто-нибудь не откроет. Это будет нижний ярус книгохранилища; Ультанов кабинет - там.
Запертая дверь не очень-то пришлась мне по вкусу, но старик не спускал с меня глаз, и мне пришлось последовать его совету. Спускаясь по лестнице, я подумал, что, может быть, приближаюсь к тем самым подземельям, где заблудился в поисках Трискеля.