Я - его шанс, ты так говорил, Амаргин? Теперь уже нет. Шанс потерян.
Дракон победил.
- Единственная страшная потеря - это потеря надежды, госпожа, - тихо проговорил мой подвыпивший приятель. - Все остальное возвращается.
- Банально, Пепел.
- Зато истинно.
- Ерунда это, Пепел. Кем ты сам был, где твоя прежняя жизнь? Разве ты родился в канаве? Простеца не отмоешь добела, по себе знаю. А голубая кровь и сквозь грязь просвечивает. Ты скатился с вершины на дно - и ты веришь, что взойдешь обратно на эту вершину?
- Моя вершина не та, о которой ты думаешь. - Поэт придал испитой своей физиономии глубокомысленный вид и порывисто отбросил со лба волосы. - Но ты права, светлая госпожа моя, я надеюсь взойти на нее. А если бы не надеялся, сунул бы голову в петлю, забыв о грехе самоубийства.
- Может ты святой, а? - заподозрила я. - Ходишь под маской шута и проповедуешь о вечном блаженстве. Мол, плоть от плоти народной. Только ты не плоть от плоти, Пепел. Ты не тот, кем хочешь казаться.
- Срываем маски? - он улыбнулся, продемонстрировав дыру в зубах. - Ты тоже не та, кем кажешься.
Я напряглась сперва, а потом вспомнила, что терять мне нечего. Все уже потеряно. Криво усмехнулась:
- Ну и кто же я по-твоему?
- Ты страж границы. - Он наставил на меня не слишком чистый палец, весь в заусенцах, со слоистым траурным ногтем.
- Что?
- Страж границы между сном и явью, - объяснил он. - Ты гостья сумерек. Ты русалка. Ты радуга. Ты волшебное слово "сезам".
- А ты - трепло.
- Трепло, - легко согласился он, и очарование спало. - Всего-навсего. Когда-то это трепло сотрясало воздух в высоких залах. А теперь оно делает то же самое на пленэре. Пойдем, госпожа моя, в кабак. Я угощаю.
- Пойдем, Пепел.
Я взяла его под руку, и он повел меня куда-то в недра портового района.
Это был зачуханный трактир в полуподвале, темный, сырой, дымный и людный. Здесь звучала иноземная речь - матросы с кораблей пропивали свои денежки именно в этой дыре. Конечно, не только в этой - подобных заведений в Козырее было предостаточно.
Моего спутника тут, похоже, знали. Его приветствовали вполне дружелюбно. Нас попытались зазвать в компанию, но Пепел отрицательно покачал головой и отвел меня подальше, где между арками схоронился узенький столик без стульев. Пепел порыскал по залу и приволок к столику скамью. Я уселась спиной к стене. Пепел вообще взгромоздился на столешницу, прислонив к ней свою палку.
Вина здесь не было. Нам принесли пива, бобов в чесночной подливе и маринованную селедку. Пиво мне сперва не понравилось, а потом я вошла во вкус. Пепел болтал босыми ногами, грыз селедочный хвост и потешал меня какими-то глупостями.
Я его не слушала. Я решила, что напьюсь. На его деньги. То есть, на бывшие мои. А потом засомневалась. Пиво все-таки. Я двадцать раз лопну, прежде чем захмелею. Но все равно, попробовать стоит.
Потом вдруг оказалось, что вокруг столпились люди, кто-то принес светильник и Пепел говорит, что будет петь. Говорил он это почему-то мне, но мне было все равно и я пожала плечами.
- Пой на здоровье.
Он начал постукивать по засыпанному опилками полу своей ореховой палкой. Звук получался глухой, ощутимый скорее ступнями чем ухом. Слушатели перестали бубнить, и тогда Пепел негромко завел:
- Проснись, засмейся, дудочка моя,
Я всем дыханьем, нежностью своею
Безжизненное тельце отогрею…
Воскресни… и прости -
Я снова пьян.
Что делать… столько грязи и вранья -
Тут праведник, пожалуй, озвереет! -
Куда уж нам… Пойму -
и протрезвею -
Как неуместна искренность твоя…
Я озадаченно нахмурилась, потому что не ожидала от бродяги такой бестактности. Рана моя, расковырянная его голосом, снова закровоточила. Стиснув зубы, я постаралась пропустить пеплово пение мимо ушей. Я прислушивалась к тому, что оставалось за потоком песни, за плотным, вязким фоном таверны, за муравейным гулом большого города.
Там, далеко, была пустота, в ней бродило эхо и хлопало стеклянными крыльями. Но ореховая палка достучалась до пространства пустоты, и всплески стеклянных крыл сменили ритм. До, ре, ре диез…
Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
И щебетал где-то на грани сознания золотой голосок, отвечая на призывы памяти. Откликался в душе хрустальный разговор, звенящее дыхание реки, певучий крик, разверзающий скалы. Ирис протягивал мне в сложенных ковшиком ладонях обломок тростника, трогательно украшенный зигзагами и полосками - Не забывай меня, Лессандир. Видишь? Это тебе. Она умеет петь. Она открывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она - моя!
Я слышу, она зовет меня. Она зовет меня - где-то там, за городом, в холмах, она выводит свое заклинание "до, ре, ре диез…" - и я слышу ее!
Мой слух отверзается, как скала. Сердце мое распахивается. И выплескивается тьма из щели - тьма, что скопилась во мне, выливается прочь, смытая золотым счастливым смехом.
Подожди! Я сейчас! Я слышу!
Я иду!
Проскользнув за спинами слушателей, я покинула дымный подвальчик. Мой путь вел за город, на северо-восток, где череда каменистых холмов отделяла мрачный Соленый лес от Королевского заповедного. Я обогнула большие людные улицы и вышла из Паленых ворот.
Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоренное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело - с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли костры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.
Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.
Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отвесные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отвесной и розово-серой. Странного цвета был местный камень - сквозь его румяно-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напомнившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превращало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.
По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти - двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загораживали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с которой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья - Старая Соль, а еще дальше - Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям Найгона.
Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осыпалась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший подмаренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.
Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примчалась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище - у кого-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра помогло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь - я не чувствовала ее.
Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. Ветер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась - Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла - подпрыгнула на месте.
Кладбище!
Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне приятеля нашего Эльго? Глядишь - поможет или что-нибудь толковое посоветует.
Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. "Живые" - было выбито на камне. Хм, захочешь - не забудешь. Хорошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю оврага. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.