* * *
Народу в Капернауме собралось, как показалось мне, больше, чем случалось мне видеть даже в Храме, за исключением Пасхальных дней, когда к местным присоединялись иудеи, прибывавшие из Месопотамии, Каппадокии, Понта, Асии, Фригии, Памфилии, Египта и даже самого Рима. Люди, встреченные мной в тот день в Капернауме, повергли меня в испуг, ибо они были несчастны. Слепые в лохмотьях, одинокие адовы, матери, прижимавшие к себе плачущих детей, калеки, люди, волочившие на носилках больных родственников или друзей, прокаженные и отверженные, все они кричали и пытались пробиться к Иисусу поближе. Конечно же, мне и раньше доводилось видеть множество больных и нищих, просящих милостыню на ступенях Храма, и я нередко благотворил им. Но никогда не встречал их в таком количестве! Их толпы наводняли улицы и растекались по берегу Галилейского моря.
- Иисус! - воскликнул кто–то. - Иисус идет!
Вокруг все разом заголосили, обращаясь к нему.
Меня оглушили вопли, исполненные страдания, мольбы и надежды.
- У меня болен отец…
- Мой брат при смерти…
- Я слепой! Исцели меня!
- Помоги мне. Иисус!
- Моя сестра одержима бесами!
- Иисус!
- Иисус!!!
Я весь вытянулся, но не мог ничего разглядеть в толпе. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от возбуждения - всеобщая лихорадка ожидания захватила меня. Взгромоздившись на стену, я сохранял шаткое равновесие, отчаянно желая узреть того, кого столь многие звали пророком, а иные признавали Мессией.
И тут появился Он, пробираясь сквозь людскую толчею. Сердце мое сжалось.
Назарянин не походил ни на одного известного мне раввина. Это не был седовласый ученый муж в струящихся белых одеждах, с лицом, изборожденным морщинами. Он был молод - лишь несколькими годами старше меня. Он носил простую домотканую одежду, и у Него были широкие плечи, сильные руки, загорелая кожа простого работника. В Его внешности не было ничего особенно выдающегося. Иисус смотрел на окружавших его людей. Некоторых даже касался. Один схватил Иисуса за руку, и, плача, стал ее целовать. Иисус пошел дальше сквозь толпу, а люди радостно закричали: "Чудо!"
Где? - подумал я. - Где же чудо?
Люди расталкивали друг друга. "Коснись меня, Иисус! Коснись меня!" Друзья Иисуса окружили его плотнее, пытаясь оттеснить толпу. Старший - Петр - прикрикнул, чтобы расступились. Иисус вошел в лодку. Меня охватило разочарование. Ужели я проделал такой путь, чтобы лишь мельком взглянуть на Него?
Ученики Иисуса взялись за весла, а Он сидел на носу. Они отплыли недалеко и бросили якорь. Иисус заговорил, и толпа затихла. Они сидели и слушали, а над водой разносился Его спокойный голос.
Не могу ни передать всего, что говорил Иисус в тот день, ни в точности воспроизвести Его слова, но учение Его вызвало в моей душе большое смятение. Он говорил, что главное в Законе - милость, а я всегда считал, что суд. Он говорил: надо любить врагов, а я не мог поверить, что Он разумеет римлян, которые принесли своих идолов в нашу землю. Он говорил: не надо беспокоиться о будущем, довольно для каждого дня своей заботы. Я же все время беспокоился о том, чтобы соблюсти Закон. Тревожился, оправдаю ли ожидания отца. Волновался о сотнях разных мелочей с утра до ночи. Иисус предостерегал о лжепророках, а книжники и фарисеи считали Его самого таковым.
Голос Назарянина был глубок, как шум многих вод. От звука его мое сердце исполнялось трепетом. Столько лет прошло с тех пор, а я все жду, когда же услышу Его снова.
Когда Он завершил свою речь, люди вскочили и принялись кричать, не прося еще послушать его мудрости, а требуя чудес. Они желали исцеления! Хлеба! Покончить с римлянами!
- Царствуй над нами!
Петр поднял парус. Андрей вытащил якорь. Народ кинулся было в воду, но ветер уже отогнал лодку от берега.
Мне тоже хотелось кричать, но не ради хлеба, которого у меня было в избытке, и не ради исцеления, в котором у меня не было нужды, но ради его толкования Закона. После слов Его у меня появилось вопросов еще больше, чем тех, что привели меня в Галилею. С детства я слушал книжников и сведущих в религии. Но никогда человек не говорил с такой властью, как этот плотник из Назарета.
Когда люди побежали по берегу, я подобрал одежды, стряхнул остатки собственного достоинства и пустился бегом вместе со всеми. Лодка повернула и устремилась к дальнему берегу. Остальные ринулись дальше, в надежде оказаться на другой стороне озера прежде Него.
А я, выбившись из сил и задыхаясь, сидел, уронив руки на колени, и смотрел, как уплывает прочь Иисус, и с ним - мои надежды.
* * *
Иисус переходил из города в город. Он говорил в синагогах. Проповедовал растущим толпам на горах. Он учил притчами, историями, которые простой народ разумел лучше меня: о почве, о семенах, о пшенице и плевелах, о сокровище, зарытом на поле, о рыбацких сетях, о вещах, незнакомых тому, кто вырос в Иерусалиме. Назарянин был постоянным предметом споров. Одни говорили, что Он пришел с небес, другие - отказывались даже признать его пророком. Книжники и фарисеи требовали чудесного знамения, а Он отказывался его дать:
- Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка.
Но что все это значило?
Многие ученики отошли от Иисуса: одни разочаровались, другие не понимали или не верили.
Я - потому что боялся, что сделают старейшины, если увидят меня среди последователей Иисуса. Я должен был оберегать свою репутацию.
- Ну что, нашел Мессию? - насмехался мой учитель.
- Нет, - отвечал я - и вскоре оставил его.
Иисус пришел в Иерусалим и учил в Храме, к вящему негодованию книжников и фарисеев. Они спрашивали - Его ответы загоняли их в тупик. Они расставляли сети - Он поворачивал все так, что они сами запутывались в них. Они задавали каверзные вопросы о Законе - а Он выводил на свет их неправду, озадачивал их знанием Торы и утверждал, что они служат не Богу, а отцу своему, дьяволу.
Город бурлил. Все только и говорили об Иисусе.
А потом Он снова ушел - в сельские края, в деревни, в народ. Он добрался до самой Кесарии Филипповой с ее идолами и Вратами ада, через которые, по языческому поверью, попадают в наш мир злые духи. Он ходил по Десятиградию, останавливался в Самарии. И хотя я не следовал за Ним, но постоянно размышлял об Его словах: "Царство Небесное подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее!" Что это за жемчужина? И что мне нужно продать, чтобы ее приобрести?
Трижды в год Иисус бывал в Иерусалиме: на праздник опресноков, праздник жатвы и праздник кущей - как предписывает Закон. И с каждым разом, когда Он появлялся со Своими приношениями Богу, возрастала враждебность священников, их решимость настроить народ против Него. Они даже взяли в союзники презираемых ими иродиан, вопросы которых неминуемо должны были втянуть Его в конфликт с законами римлян.
- Скажи нам, позволительно ли платить подать кесарю или нет?
В ответ Иисус попросил монету. Когда Ему дали динарий, Он спросил книжников иродиан, чье на ней изображение и надпись. Конечно же, кесаревы.
- Так отдавайте кесарево - кесарю, а Божье Богу.
Саддукеи расспрашивали о воскресении мертвых, и Иисус указал им на ошибочное понимание Писания.
- Бог сказал Моисею "Я есмь Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова". Бог не есть Бог мертвых, но живых.
Слова Его повергли меня в изумление. Всякий иудей знает, что кости праотцов патриархов покоятся в пещере в Махпеле подле Хеврона. А они при этом живы? Его речения рождали больше недоумения, чем проливали света. Чем усерднее я пытался разобраться в том, что слышал, тем более запутывался.
В народе ходили разные толки. Одни утверждали, что Он праведник, другие - что Он вводит людей в заблуждение. Священники хотели схватить Его, но никто не смел поднять на Него руку. Он был со Своими учениками на Масличной горе, но я не пошел туда из опасения, что скажут люди, если меня заметят. Поэтому я ждал, уверенный, что Иисус появится в Храме рано утром.
Я был там, когда несколько книжников и фарисеев приволокли к Нему полуодетую женщину.
- Учитель, - сказали они, хотя, я знал, у них язык не поворачивался звать Его так, - эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в Законе заповедал нам побивать таких камнями. Что скажешь?
Дрожащая женщина пыталась хоть как–то прикрыться. Она поджала под себя ноги и закрыла голову руками. Мужчины смотрели на нее, перешептываясь, - она была красива. Некоторые усмехались. Я зашел за колонну и с отвращением наблюдал оттуда. Утром я видел ее с одним из книжников.
Иисус, низко наклонившись, писал что–то на земле. Писал ли, что согласно Закону должен быть побит и мужчина, деливший с ней ложе? Я не мог разглядеть. Когда Он выпрямился, я затаил дыхание, ибо Закон говорил недвусмысленно. Женщина должна умереть. Если Он велит отпустить ее, то нарушит Закон Моисея, подав повод к обвинениям. Велев же побить камнями - пойдет против римской власти, ибо только римский наместник имеет право осудить на смерть.
- Кто из вас никогда не грешил, пусть первый бросит в нее камень, - и Он снова, склонившись, принялся писать.
Никто не посмел поднять камня, ибо безгрешен один только Бог. Я притаился за колонной, чтобы увидеть, что Иисус будет делать дальше. Он посмотрел на женщину.
- Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
- Никто, господин мой, - по лицу ее заструились слезы.
- И я не осуждаю тебя. Иди и больше не греши.
Хотя его милосердие и тронуло меня, я был озадачен. А как же Закон?