Аверьян не предполагал, что Никита так растеряется при встрече с Машей. Неужто он никогда не видел красивых девушек? А его двоюродная сестра была красавицей, и он переживал за нее. Что ждет ее в таком нищенском положении? Найдет ли себе пару дочь покойного поручика, оставившего жене и ребенку мизерную пенсию? Сын обедневшего помещика, он давно, еще до отмены крепостного права, лишился своего поместья со ста пятью душами крестьян. Изворотливый сосед затаскал поручика по судам и завладел его деревней в Тверской губернии. На одно офицерское жалованье жить было тяжело. Он любил играть в карты и поклонялся Бахусу. После смерти мужа Олимпиада Мировольская с маленькой дочерью осталась нищею. К пенсии добавлялись мизерные рубли, зарабатываемые вдовой в богатых домах, где она служила кухаркой. Дочь с большими трудностями проучилась четыре года в гимназии, а затем, бросив учебу, стала помогать матери ручным вышиванием и вязанием кружев. Соседки начали судачить: мол, офицерская дочь на выданье, а мать совсем не думает о ней, ждет какого-то заморского принца. Они говорили Олимпиаде Михайловне, что разве мало в городе женихов, степенных чиновников - коллежских секретарей. Она отвечала им: "Маша еще не старая дева". А сама мечтала выдать дочь замуж за состоятельного человека. Ведь есть же такие холостяки, у которых и деньги водятся, и собственные дома. Однажды даже завела разговор с хозяйкой-генеральшей о том, что, мол, пришло время вывозить Машу в свет, да вот никак не отважится. Генеральша презрительно скривила губы: "Вывозить в свет! Голь несчастная! В какой свет, когда ей не во что одеться!" Олимпиада Михайловна знала, что чванливая генеральша может поднять ее на смех, но у нее теплилась надежда - а вдруг хозяйка пожелает познакомить своего сына с Машей. Генеральского сына она видела часто. Возможно, и не понравился бы Маше этот вертопрах, кутила, думавший только о выпивках с друзьями-офицерами. Да и умом он не отличался. Но все-таки богатый. Владеет большим поместьем в Поволжье. Есть два выезда, у парадного входа стоит бородач-швейцар, в хоромах - горничные. Коль могут содержать такую стаю слуг, очевидно, в карманах не пусто. Олимпиаде Михайловне очень хотелось познакомить Машу с генеральским сыном. Однажды она даже завела разговор с дочерью об этом, но Маша и слушать не хотела… "Ты что, хочешь вытолкать меня из дому? Я к тебе привыкла. Не хочу к чужим людям!" Наивная девчонка! "Привыкла!" А не понимает, что свое у матери отсидела.
Заваривая чай, как раз об этом думала расстроенная Олимпиада Михайловна. От зоркого взгляда матери ничего не утаишь. Заметила, что с первой минуты появления гостей у Маши изменилось настроение. Дочь покраснела, смутилась, увидев незнакомого гвардейца. Да в этом нет ничего удивительного, любо смотреть на такого молодца. Высокий, статный красавец. Зачем Аверьян привел его? Неужели не понимает, что неприлично приводить молодого человека в дом, где есть девушка? Не ко времени появился этот солдат! Ведь недавно приходил объясниться Никодим Данилович…
Аверьян, устроившись возле круглого стола, стоявшего посреди комнаты, окинул взглядом десятки раз виденное бедное жилище. В комнате чисто, хозяйки опрятные, но убогость таилась в каждом уголке. Два стареньких стола, две кровати, больше похожие на солдатские койки, и подержанный, непонятного цвета шкаф. Над Машиной кроватью - выцветший коврик. Серые стены украшает знакомый Аверьяну единственный фотоснимок - на стуле сидит надутый поручик Мировольский, держа за руку маленькую Машу. Она склонила к нему головку. А за ними стоит Олимпиада Михайловна.
Взглянул на Машу. Будто бы смотрит в окно и дрожащими руками перебирает шитье, а сама искоса наблюдает за гостями. Никита замер на стуле, положив руки на колени.
- Долго еще будем играть в молчанку? - спросил Аверьян. - Лучше бы я не приходил к вам. И друга своего не приводил бы.
Маша взглянула исподлобья, грустно улыбнулась.
- Скажи что-нибудь, - Аверьян лукаво подмигнул Никите.
Тот встрепенулся. Испуганно посмотрел на друга, украдкой бросил взгляд на Машу. Увидел, что она не сводит с него глаз. Чем он привлек ее внимание? Может быть, что-то неладно у него с одеждой. Молниеносно потрогал пальцами пуговицы. Застегнуты. Возможно, волосы растрепались, когда сорвал с головы фуражку?
- Аверьян! А вы еще придете? - спросила вдруг, прищурив глаза, Маша.
Он, выстукивая пальцами по столу знакомую мелодию, заговорщицки посмотрел на нее. "А вы еще придете?" Не ожидал этого. Не думал и не гадал, что приведенный им молчун гвардеец приглянется ей.
- А это уж как мой Никита скажет. Если он захочет - придем.
И опять все умолкли. Олимпиада Михайловна прислушивалась к их разговору. Неужели понравился дочери этот молодец? Сделал ей племянничек медвежью услугу! Но Маша не из тех, успокаивала мать себя, что с первого взгляда влюбится в солдата. Хотя бы корнетом или мичманом был, а то простой солдат.
И во время чаепития разговор не клеился. Аверьян, оценив создавшуюся обстановку, понял, что поступил опрометчиво. На самом деле, зачем он привел Никиту к тетушке? И тут же успокоился, вспомнив, что Никита женатый, он говорил ему об этом.
- Вы давно видели тетю Клавдию? - спросил Аверьян, лишь бы завязать разговор.
- На той неделе встретились на Невском проспекте в магазине, - торопливо ответила Олимпиада Михайловна, хотя никакой встречи не было. - Поболтали. Клавдия Павловна кое-что купила. Да и я для Маши кружева подобрала. Теперь есть у нее работа. Для знакомой полковницы кофту кружевами отделывает. И не хотела Маша браться, да она все упрашивала - сделай да сделай. Пришлось ей уступить - хорошая знакомая. А у Маши золотые руки, за что ни возьмется, всякая работа спорится в ее руках.
Никита ерзал на стуле и тихонько наступил Аверьяну на ногу.
Разговор оборвался. Ни мать, ни дочь больше ничего не спрашивали у Аверьяна, а он тоже молчал, чего никогда с ним не случалось в гостях у тетки. Обычно они без умолку болтали. Нередко Маша брала гитару и пела. У нее был приятный, нежный голос. Она даже мечтала стать певицей. Была однажды в Мариинском театре, осталась в восторге от оперы. Но едва заикнулась о своей мечте, мать в сердцах набросилась на нее:
- Куда? В актрисы? Да ты знаешь, что живут они не так, как все люди. Там сплошной разврат. Твоя мать хочет, чтобы ее дитя было счастливым.
Маша не стала возражать матери.
Уже выпили по три стакана чаю. Кажется, пора и честь знать. Аверьян поднялся:
- Спасибо вам, тетя, и тебе, Маша, за то, что угостили вкусным чаем и развлекли веселым разговором. Нам пора идти, должны вовремя явиться в казарму.
За ним тут же вскочил Никита.
- А ты, братик, не ответил мне, когда вы еще к нам заглянете?
Аверьян пристально посмотрел на Машу. В ее глазах выражалась мольба.
- Я рад в ближайшее воскресенье осчастливить вас своим визитом. Но ты приглашаешь нас обоих? Да?
- Да! - быстро ответила девушка.
Мать строго посмотрела на дочь. Гневно заблестели ее потухшие глаза. Но Маша сделала вид, что не заметила ее взгляда.
- Слово за Никитой, - пожал плечами Аверьян. - Что скажешь, друг? Придем?
- Придем! - словно на плацу перед командиром отчеканил Никита.
Лицо Маши засияло от радости. Куда и печаль делась! Она подбежала к Аверьяну, схватила его за руку, обняла.
- Будем ждать. И я, и мама. Правда, мама?
Олимпиада Михайловна закусила сморщенные губы, дрожа от злости. Почувствовала, что случилось непоправимое. Почему так обрадовалась дочь? С ума, что ли, сошла? Ну если бы перед каким-то петербуржцем растаяла, а то мужик неотесанный. Что с того, что стройный и красивый? Незачем ему ходить к ним. Неужели Аверьян послушает Машу и опять притащит этого красавца? А он ведь красавец! Как раз такие и нравятся девушкам и женщинам. Высокий, статный, стройный, не похож на тех мужланов, каких видела в полку, где служил ее муж. А глаза какие! Темно-карие, да еще с поволокой. Смотрят на тебя и точно нежной паутиной обволакивают. И нос у него прямой. И усы красивые. А губы красные, словно подкрашенные. Не опомнилась, как сама пленилась его красотой и силой. И тут же сама себя осудила: старая карга, и тебе он понравился. Впрочем, не такая уж и старуха, еще и до пятидесяти лет не дожила. Поймала себя на этих грешных мыслях и еще больше разозлилась. Если уж ей он понравился, то молодой девушке и сам бог велел.
А дочь еще больше растравляет сердце:
- Мама! Что же вы молчите? Приглашайте в гости!
Попыталась изобразить на лице улыбку и процедила сквозь зубы:
- Приходите, Аверьян, вдвоем. Как только будет свободное время, так и к нам… - И добавила глухим голосом: - Будем рады.
- Слышишь, брат, - опять прильнула к Аверьяну Маша. - И мама приглашает.
Спешили в казарму, боясь опоздать. Ведь сегодня впервые "перегуляли", как бросил на ходу Аверьян своему спутнику. Никита ничего не видел перед собой, мчался за Аверьяном, словно лунатик. А тот поносил его: сидел как каменный идол да ел глазами Машу, словно перед ним было полковое начальство, и гаркнул как ошпаренный: "Придем!" Как же! Придешь, если я не захочу. Вот и попробуй без меня. Аверьян все время ворчал, широко шагая по тротуарам петербургских улиц. А Никита отмалчивался. Ему нечего возразить. Пусть ворчит Аверьян, это он не со злости, а по-отцовски поучает его, как на свете жить, считая, что имеет на это право, будучи старше Никиты на пять лет.
Аверьян неспроста ворчал, он был встревожен. Неужели Маше с первого взгляда понравился Никита? Он не мог себе представить, как это Никита будет ухаживать за Машей. Да и Маша хороша штучка! Спросила: "Придете?" Это означает, что в следующий раз он должен тащить с собой эту дубину. И вдруг опять вспомнил о том, что Никита женат.