И опять - будто услышали меня! - мелькнуло что-то на той стороне, простелилось тенью до края оврага. Слышу - уж и кусты трещат на самом дне.
Я не то, что, как бывает, робкого десятка человек. Видывал разные штуки. С покойным барином на медведя вдвоем хаживали. А тут будто столбняк на меня напал. Стою, не шевелюсь, топора в руках и не чую. Слышу только, что треск уж близко, прямо за плетнем, вижу - верхушки кустов дрожат. Потом что-то белое показалось в проломе, плетень рассыпался, точно сдуло его ветром, и вышел прямо на меня зверь страшный, как сам Сатана.
Видом похож он на волка, а величиною - с быка, пламенем жгучим пылают глаза его, и нет от них спасения, ниже укрытия… А в зубах волочет он девчонку, она легче ему той куклы тряпичной, в какие играет детвора.
Вот ближе подходит! Вот ближе! И шагах в пяти от меня, не больше, остановился он. А кабы еще только единый шаг шагнул - мне бы и конец.
Но, благодарение Господу, не пошел он дальше. Положил девчонку на землю, а сам смотрит на меня. Я и молитвы позабыл, и, кажется, кричу от страха, а голоса-то совсем нет никакого! Так, сипит в горле хрипоткое что-то…
Посмотрел тот дьявол на меня, будто подумал: не задрать ли еще душу христианскую? Но не тронул. Поворотился, так что громадою своею заслонил весь божий свет в очах, и пошел прочь.
Тут и мне будто полегче стало. Почуял я, что жив и дышу. Бросил наземь топор, поднял руку, чтобы перекреститься, да так и застыл. Волк ли, Сатана ли в волчьем облике, вдруг обернулся на краю оврага, глянул на меня глазом огненным, да как засмеется по-человечьи!
И от смеха того страшного, зловещего, подкосились мои ноженьки, пал я на землю, не взвидев света божьего, и забылся смертным сном…
Гаврила умолк, пожевал беззвучно губами и протянул руку к бутылке.
- Главное дело, ветру не было никакого! - снова заговорил он, выливая в кружку остатки водки. - Весь день и под вечер - тишина, даже птиц не слыхать! А вот поди ж ты! Только зашел я в сторожку…
Конрад Карлович понял, что повествование пошло по кругу и поднялся.
- Что ж, - сказал он, берясь за картуз, - все ясно. Разрешите мне теперь откланяться, Григорий Александрович.
- Куда же вы? - вздрогнул Турицын. Казалось, он боялся остаться один на один с тихо бормочущим сторожем. - Идемте в комнаты, я представлю вас жене!
- Почту за честь, - Михельсон наклонил голову. - Но в другой раз. Теперь уж поздно… Нужно ехать!
- Как же вы поедете после того, что… - Турицын замялся, поглядел растерянно на сторожа, потом снова на Михельсона. - Нет, я не верю, конечно, но… Право, оставайтесь ночевать! Посмотрите, какая тьма! Мало ли что…
- Вздор! Ничего такого не может быть. Просто… - Конрад Карлович не договорил. За окном раздался вдруг странный, невыносимо тоскливый вой. В его пронзительных переливах, не свойственных ни одному из живых существ, звучала какая-то совершенно неземная печаль.
- Что это?! - прошептал Григорий Александрович, белея.
- М-м… а что? - несколько смущенно спросил Михельсон.
- Вы слышали?
- Нет, ничего не слышал.
- Но как же?! Этот звук! Вой…
Конрад Карлович пожал плечами.
- Я как-то не обратил внимания…
- Но позвольте!!!
- Успокойтесь, Григорий Александрович! Вы слишком возбуждены. Помилуйте, можно ли так волноваться из-за ерунды!
- Но…
- Вам непременно нужно отдохнуть! Лучше всего - ложитесь спать поскорей. Утро вечера мудренее…
- Да какой там сон! Я глаз теперь не сомкну! Все будет мерещиться этот проклятый Легостаевский лес!
- Ну, полно, полно! Кстати, в какой он стороне?
- Сразу за воротами налево… Да зачем вам?
- А затем, что приближаться к нему у меня тоже нет никакой охоты! Не тревожьтесь, я поеду сразу направо. К тому же, меня ждет Савелий Лукич…
- Постойте! Еще только одно слово. - Григорий Александрович вплотную приблизился к Михельсону, взял его за пуговицу и прошептал, кивая на сторожа:
- Скажите же, что вы об этом думаете?…
- А! - Конрад Карлович махнул рукой. - Вздор. Все вздор! Малый испугался волков - что из того?
- А девочка?
- Вот увидите, Григорий Александрович, завтра, как солнышко встанет, все будут веселы и здоровы! прощайте!
Михельсон крепко пожал хозяину сразу обе руки, кликнул Маланью и вышел.
У крыльца его уже поджидала коляска. Кучер, перегнувшись через козлы, крепко держал за холку рвущуюся куда-то собаку.
- Что у вас тут происходит?! - Конрад Карлович поспешил ему на помощь. - Почему нюшок воет? Всю округу до смерти перепугал!
- А черт его знает! - прошипел граф, укушенный в руку и уже осатаневший, управляясь одновременно с лошадьми и с нюшком. - Я сам скоро завою! Где вы пропадаете? Ольга где?
- Тихо! Я здесь. - Ольга легко запрыгнула в коляску, погладила нюшка, и тот, сразу успокоившись, превратился в плоский мохнатый коврик у ее ног.
- Трогай!
Граф щелкнул кнутом, и коляска, скрипя, выкатилась за ворота…
Григорий Александрович Турицын безуспешно вглядывался в темноту за окном. Луна, как назло, снова скрылась за тучами, и стало не видно ни зги.
- Стенька! - крикнул Григорий Александрович в людскую. - Беги сейчас за коляской, посмотри, куда повернут, налево или направо…
- Так ить, барин… - растерянно отозвался ломкий юношеский басок.
- Я вот тебе покажу барина! Беги, чертов сын!
Бухнула дверь, по крыльцу прошлепали босые ноги. Турицын в нетерпении принялся раскуривать трубку. Пальцы его дрожали…
Наконец, снова послышались шаги, входная дверь заскрипела - медленно и неуверенно - и через минуту гонец Григория Александровича появился на пороге комнаты.
- Ну, - живо спросил Турицын. - Куда они повернули?
Стенька в затруднении почесал затылок.
- Да, повернули они… в коляске. Точно так.
- Что точно так?! Налево или направо?
Но вопрос был совершенно непосилен для Стеньки.
- Воля ваша, барин! За воротами сразу повернули и уехали!
- Вот я тебя выдрать велю, остолопа! Куда уехали-то? Куда?
- Ах, куда! - Стенька подсмыкнул штаны. - Что ж вы ругаетесь, ей-Богу? Так бы и спросили! Значит, повернула коляска та и уехала прямиком в Легостаевский лес… Во как!
Глава 6
Лес черной лохматой громадой навис над дорогой. Лошади пошли медленнее, настороженно к чему-то прислушиваясь и косясь во тьму.
- Да, сказала Ольга, - места дикие. Но зачем мы сюда приехали? Не лучше ли было положиться на чутье нюшка?
- У меня свое чутье, - Христофор, стоя в коляске, всматривался в лесную чащу. - И оно мне говорит, что ифрит уже на свободе.
- Откуда ты знаешь?
- Слишком много чудес в одном месте. Для такой дыры это перебор.
- И что ты собираешься делать?
- Посмотрим… Граф, у вас есть фонарь?
Джек Милдэм пошарил под сиденьем, вынул продолговатый поблескивающий предмет и щелкнул выключателем. Сейчас же столб ослепительного света, вспоров темноту, глубоко вонзился в лес. Шум крыльев смешался с треском сучьев. Тысячи птиц и летучих мышей поднялись над деревьями. Попадая в луч фонаря, они казались молочно-белыми вспышками на темном фоне леса и неба.
- Выключите сейчас же! - замахал руками Христофор. - Вы с ума сошли! Вся округа решит, что здесь пожар!
- Тогда зачем было фонарь требовать? - проворчал граф-кучер.
Свет погас, сменившись совсем уж непроглядным мраком.
- Я имел в виду что-нибудь более созвучное эпохе, - объяснил Христофор. - Мне нужен фонарик, а не прожектор противовоздушной обороны… Впрочем, дайте сюда! Попробуем его во что-нибудь завернуть…
Он обмотал фонарь пледом в четыре слоя, но этого оказалось слишком много, пришлось еще долго подбирать нужную толщину. Наконец, Христофор добился того, чего хотел. Теперь он держал в руках сверток, напоминающий спеленатого младенца со светящейся головой.
Джек внимательно следил за всеми манипуляциями Гонзо, пока работа не была закончена. Тогда он осторожно заметил:
- Вообще-то, там есть регулятор яркости…
Несмотря на всю серьезность обстановки, Ольга не выдержала и прыснула в кулак.
Христофор бросил сверток на сидение.
- Что ж ты… так твоё… сиятельство!
Усы кучера зашевелились, он встал, грозно сжимая кулаки. Гонзо посмотрел на Ольгу и потупился.
- Ладно, это я так, - сказал он. - Весьма своевременное заявление изволили сделать, граф! Выручили…
… Лес оказался совсем не таким уж густым и непроходимым, каким представлялся с дороги. В разных направлениях его пересекали тропы, иногда попадались делянки с некорчеванными пнями и молодой еловой порослью.
Но все эти следы пребывания человека не могли рассеять впечатления зловещей тайны и опасности, подстерегающей здесь на каждом шагу. Неуловимые серые тени перебегали с места на место, бесследно растворяясь, если на них падал луч фонаря. Порой за деревьями тяжело ворочалось и вздыхало нечто огромное и бесформенное. Оно сопровождало путников почти от самой опушки, но ни разу не показалось на глаза.