Чтобы заглушить этот неприятный голос, Сталин подумал о забавном. Как интересно смотрелись бы подобные метки на заплывших жиром ляжках товарищей из Политбюро. А ведь интереснейшая мысль, товарищ Берия был бы в восторге. Никаких личных дел, никаких бумаг… Снял с товарища штаны - и сразу видно, кто перед тобой, даже специалистов звать не надо. У товарища Ворошилова, конечно, был бы нарисован наган, с которым тот не расставался, по донесениям надежных людей, даже во сне. Простительная слабость для человека, пережившего три войны. У товарища Кагановича… Ох, как бы кипа не нарисовалась на основательном крупе Лазаря Моисеевича! Человек высшей пробы, проверенный в важнейших делах, но есть слушок… У Маленкова - пропеллер. У Булганина - гроссбух. У Хрущева… Сопляк и выскочка. Чернильное пятно разве что…
Единороги произвели на Сталина изрядное впечатление. Ему удалось увидеть их вблизи и, что более важно, за работой. Он видел, как субтильная юная единорожица с маргариткой на крупе без малейших усилий перемещает по воздуху тяжеленную наковальню, которая весила раз в десять больше нее самой. Наковальня плыла по воздуху, окутанная неярким алым сиянием, и Сталин мрачно подумал о том, что с обладателями подобной силы надо держаться настороже.
Но сила эта, напомнил он себе, не народная, не благая. В сущности, вся эта сила не более чем инструмент превосходства и подавления. Эту силу не заслуживали, не приобретали путем долгой и тяжелой работы. Она давалась от рождения касте эксплуататоров - на зависть и страх всем прочим. Своего рода символ власти сродни кнуту надсмотрщика. Раса господ, аристократы, вампиры… Сталин видел, как вольготно и легко чувствовали они себя на улицах Поннивилля. Окружающие пони относились к ним с изрядным почтениям, никто не свистел им вслед, не кидал камней, не сыпал ругательствами. Совсем напротив, встретив в узком переулке обладателя магического рога, всякий пони или пегас торопился отскочить в сторону, освободив дорогу. С единорогами здоровались и, случись единорогу оказаться в очереди в бакалею, все впередистоящие мгновенно растекались в стороны. Эти знаки внимания единороги принимали как должное, награждая окружающих деланно-застенчивыми улыбками.
Вот она, истинная опасность классовых палачей, подумалось Сталину. Они могут расстрелять пулеметами демонстрации, душить рабочих, тиранить крестьян, издеваться над неграмотными, но самая главная их опасность - в умении социально адаптироваться, казаться естественным элементом, как раковая опухоль до последнего тщится показаться обычными тканями. Они заставили всех прочих пони поверить, что единороги - обычнейшая часть их жизни. Как пролетариат прежде думал, что царь с его иждивенцами - неотъемлемая часть жизни и истории страны…
Морок - вот что это. Опаснейший морок, напущенный Принцессой Селестией, закруживший голову всем здешним обитателям. Они так счастливы в своих аккуратных домиках, что не видят истинной опасности. А опасность уже среди них, шныряет в овечьем стаде серой тенью при волчьем хвосте… Эту опасность мало насадить на кол. Ее надо выявить, надо сорвать с нее ложную личину, надо выставить ее на свет - извивающуюся, ядовитую, тлетворную…
"Хорошо бы иметь здесь хотя бы группу бомбистов, - рассеянно подумал Сталин, - хотя бы каких-нибудь наивных народовольцев. Но откуда же ей взяться, если материал, с которым придется работать любому агитатору, предельно несознателен? Здесь бы сам Лейба Давидович сложил руки, светлая ему память…"
В одной из зеркальных витрин - Пинки Пай вылизала ее до блеска, пытаясь добраться до разложенных кексов - Сталин увидел собственное отражение. Которое ему неожиданно понравилось. Он ожидал увидеть что-то несуразное, жуткое. Наверно, как и всякий человек, успевший привыкнуть к своему телу почти за восемь десятков лет, которому пришлось превратиться в лошадь. Лошадей Сталин любил и привык уважительно к ним относится. Но для него они всегда были не более, чем инструментом. Неоценимым, важным, частично даже незаменимым, но все-таки - инструментом. И этот инструмент не единожды спасал тысячи жизней.
Когда в сорок первом на Красную Армию обрушились неисчислимые удары, именно гужевой транспорт оказал неоценимую помощь. В условиях, когда моторизованность частей оказалась ниже предельно-допустимого минимума, именно невзрачные лошади, упорные, выносливые и скромные работяги фронта, впряглись в буксующий механизм армии - и вытащили его на ровную дорогу. Они возили снаряды, пехоту, обозы, рельсы, эвакуировали заводы, спасали раненных, доставляли донесения, снабжали осажденный Ленинград и пробирались в те уголки, куда не мог забраться самый мощный и смертоносный танк.
Сталин любил лошадей. Но стать лошадью… Да еще и не лошадью, а ее инфантильной пародией, пони!..
В отражении Сталин увидел незнакомого серого пони, и этот пони ему в чем-то понравился. Скромный, серого, приличествующего обычной лошади, окраса, достаточно статный. Уверенный взгляд таких же серых глаз. Упрямая дуга шеи, крепкая, как у тяжеловоза. Коротко-подстриженная грива и аккуратные усы вроде тех, что он носил прежде. Сперва показалось, что в тон шерсти, серые. Приглядевшись, понял, что полу-седые. В этом мире он тоже был немолод, но все-таки ощущал себя не такой дряхлой развалиной, как прежде.
Что ж, в этом были и положительные стороны. Он выглядел зрелым, внушающим уважение, даже строгим. Тот образ, к которому он привык и который привык считать своим естественным. Никаких крикливых деталей, никаких украшений, никакого лоска. Солидная и даже основательная простота жеребца, который знает, что он делает, и знает, что он хочет. Возможно, ему даже удастся раздобыть френч военного образца?… Некоторые пони носили одежду, как он успел заметить, но больше для красоты, чем функциональности. И трубка. Ему очень нужна привычная трубка. Даже не курить, просто сжать зубами мундштук, позволяя мыслям течь уверенно и легко в едва ощутимой дымке крепкого душистого табака…
"И орден Героя Подкованного Копыта первой степени на лацкан, - поддакнул обладатель саркастичного голоса, который все это время наблюдал за ним, - С соломенными венками и кусочками сахара…"
- Пошли, Сталион! - окликнула его Пинки Пай, подпрыгивая от нетерпения. - Вон дом Твайлайт! Скорей! Быстрей! Шустрей!
Дом Твайлайт Спаркл, любимой ученицы Принцессы Селестии, оказался выдающимся даже по меркам Поннивилля. Он являл собой единое целое с раскидистым деревом, так что сперва даже сложно было определить, дом ли это выстроен внутри огромного ствола, или же природа продолжила начатое копытными архитекторами дело. В любом случае, получилось неплохо. По крайней мере, контраст по сравнению с одноэтажными домиками прочих пони сразу бросался в глаза. Что ж, было бы странно ждать иного от единорога.
- Твайлайт! Твайлайт! Твайлайт! - Пинки Пай подскакивала от возбуждения, - Она тебе сразу понравится, Сталион! Она - лучший единорог в Поннивилле и, к тому же, моя подруга! Уииии!
- Она хороший маг? - спросил Сталин, разглядывая резиденцию лучшей ученицы.
- Лучший! Лучший маг в мире!
- Наверно, это хорошо - иметь в друзьях лучшего мага в мире?
- Чудесно! Это как клубничный торт со сливовым джемом! Или даже джем-торт с джемом из чистого счастья!
- Наверно, это очень удобно, - рассудительно заметил Сталин, - Ее магия, наверно, часто помогает вам.
- Наверно… - Пинки Пай наморщила лоб, отчего язык опять вывалился изо рта, - Ну да, наверно. Ну конечно помогает!
- А когда в последний раз ее магия помогала вам?
- Ну… Это было… Это было…
Пинки Пай так задумалась, что даже перестала прыгать. Огромные голубые глаза уставились на Сталина озадаченно. Как если бы он предложил ей кекс с углем, посыпанный песком вместо сахарной пудры.
- Ты рассказывала, что в детстве тяжело работала на каменных фермах, - сказал ей мягко Сталин, - Помогала ли вам тогда магия?
- Не помогала! Было ужасненько тяжело! Аж уффф-ф-ф, как тяжело!
- Значит, единороги не спешат помогать тем, кто тяжело трудится? Только своим друзьям?
- Да нет же, глупый Сталион! Твайлайт помогает всем!
- Она помогла заживить поврежденное крыло Рэйнбоу Дэш, когда та лежала в больнице?
- Не-а, - замотала головой Пинки Пай, - Но она принесла ей книжку!
- Может, она помогала умирающим от усталости пегасам поднять на небесный завод воду из озера?
- Это работа пегасов!
- А сбор урожая?
- Это работа пони!
- В чем же работа единорогов?
- Ну-у-у-уу… - Пинки Пай попыталась наморщить лоб еще сильнее, отчего ее кудрявый розовый хвост едва не переполз на загривок, - Они читают книжки! И делают всякие прикольные штуки! Ну и вообще… Вообще… Вообще… Уффф!
- Работа - это не прихоть, - веско сказал Сталин и впервые обогнал Пинки Пай, воспользовавшись тем, что та замерла статуей, - Работа - это необходимость. Это социальный долг, который ты выполняешь в обмен на благо. Если твой долг - читать книжки и иногда делать в помощь друзьям "всякие прикольные штуки", это говорит только об одном…
- О том, что надо съесть коврижку? О том, что банановый крем полезнее яблочного? О том…
- О том, что их материальные блага не заслужены и получены путем эксплуатации прочих классов.
Пинки Пай выглядела ошарашенной - как колхозный ишак, над которым пронесся, утробно ворча двигателями, гигантский дальний бомбардировщик.
- Ты хочешь сказать, что яблочный крем все-таки полез…
- Ваши единороги - социальные трутни и дармоеды, - сказал Сталин.
Сказал тяжело, веско, не оставляя собеседнику пространства для спора.