Меня одолевало дурное предчувствие, что бой с этим парнем может для меня кончиться плохо. По моему опыту, в качестве сверхъестественных супернянь для детей слабаков не нанимают. Среди чародеев я один из сильных бизонов, но в мире много более крупных акул. В данном конкретном случае, даже если начну бой и смогу в победить цверга, это может привести к боевым действиям между Белым Советом и Свартальфахеймом. Не хочу, чтобы на моей совести оказалось что-то подобное.
Желание защищать сына Паундер у меня не пропало, я не собирался отступать. Но как оградить его от братьев-волчат, если у них под рукой супертяжёлое оружие, заряженное и взведённое? Наша драка запросто может зацепить детей, находящихся поблизости. Мне бойня не нужна, Ирвину Паундеру она тоже не поможет.
Но что мне тогда делать? Какой у меня выбор? Как мне избежать втягивания чёрного альва в конфронтацию?
Да никак.
- А, - сказал я, ни к кому не обращаясь, пошевелив пальцем в воздухе. - Ага!
Я схватил швабру с ведром и поспешил к столовой.
Здание школы после уроков быстро опустело, как происходит с каждой школой каждый день, превратившись из места, полного жизни, энергии, движения и шума, в череду гулких помещений и пустых коридоров. Учителя и сотрудники казалось, тоже стремились уйти поскорее, как ученики. Замечательно. Ещё оставалась возможность, что дело примет дурной оборот, и, если это случится, то чем меньше людей вокруг, тем лучше.
К тому времени, как я завернул к кладовке для уборочного инвентаря, чтобы забрать несколько инструментов, что принёс с собой, и пошёл в столовую, скрип колёс моего ведра был самым громким звуком, который я мог услышать. Я повернул за угол почти в то же самое время, как братья-хищники показались из противоположного конца коридора. Они ненадолго поравнялись со мной, и я чувствовал их тяжёлые взгляды, пока они оценивали меня. Я проигнорировал их и вошёл внутрь.
Ирвин Бигфут был уже в столовой, и, сидя за столом, писал на листке бумаги. Я узнал эту неподвижную, покорную позу, и мое запястье сразу заныло, едва я его увидел: тренер Пит заставил мальчика писать много раз подряд одно и то же предложение, вероятно, что-то насчёт быть более осторожным со своим подносом. Вот изверг.
Тренер Пит стоял, прислонившись к стене, читая какой-то спортивный журнал. Или, по крайней мере, это было то, что он, казалось, делал. Я даже удивился такому неподдельному интересу цверга к НБА. Его взгляд метнулся вверх, когда я вошёл; потом вновь опустился.
Я отставил швабру и ведро в сторону и начал подметать пол большой метлой. В уборке я был мастак. Тренер Пит пару раз сжал челюсти, потом подошёл ко мне.
- Что ты делаешь? - спросил он.
- Подметаю пол, - ответил я, с бесхитростным видом новорожденного.
- Это не повод для легкомыслия, - сказал он. - Никакие шуточки не спасут твою жизнь.
- Ты здорово недооцениваешь силу смеха, - ответил я. - Но если между учениками происходят жестокие стычки, любой уборщик в мире сочтёт своим долгом сообщить об этом администрации.
Тренер Пит издал рычащий звук.
- Давай, продолжай в том же духе, - сказал я. - Позволяй своим ребятишкам издеваться над ним. Я видел, как они вели себя в своих классах. Они создают проблемы. Ирвин, очевидно, блестящий ученик и хороший парень. Когда администрация узнает, что трое школьников затеяли драку, как вы думаете, что будет с близнецами-дебоширами? Это частная школа. Их просто вышвырнут. Ирвин будет вынужден защищаться - и мне не придётся даже палец поднимать, чтобы вмешаться.
Тренер Пит свернул журнал в трубку и шлёпнул им себе по ноге пару раз. Потом он расслабился, и улыбка появилась на его губах.
- Ты прав, конечно, не считая одного обстоятельства.
- Да? И какого же?
- Их не станут исключать. Их родители пожертвовали школе больше средств, чем любая из десяти других семей, и гораздо больше, чем мать Ирвина могла себе позволить. - Он слегка, очень по-галльски пожал плечами. - Это частная школа. Родители мальчиков оплатили для строительства столовой, в которой мы находимся.
Я стиснул зубы.
- Во-первых, тебе надо научиться правильно использовать предлоги. Иначе эта чопорная фраза звучит по-идиотски. А во-вторых, деньги - это ещё не всё.
- Деньги - это власть, - возразил он.
- Власть - это тоже ещё не все.
- Нет, - ответил он, и его улыбка стала самодовольной. - Это единственная вещь.
Я посмотрел в коридор сквозь открытый стеклянный барьер, отделяющей его от столовой. Братья-хулиганы стояли там, глядя на Ирвина, как голодные львы смотрят на газелей.
Тренер Пит вежливо кивнул мне, вернулся на своё прежнее место у стены, развернул журнал и снова стал его листать.
- Проклятье, - прошептал я. Чёрный альв вполне может быть прав. В учреждении для представителей верхушки общества, вроде этого, влияние денег и политики доходит до смехотворного. Независимо от того, идёт ли речь о наследственных аристократах или об экономических, они успешно отмазывают своих детей от неприятностей на протяжении веков. Братья-дебоширы вполне могут выйти из этой истории кристально чистыми, и смогут и дальше преследовать Ирвина Бигфута.
Возможно, в конце концов, дело кончится грандиозным побоищем.
Я продолжал мести, пока не дошёл до стола Ирвина. Затем остановился и сел напротив него.
Он поднял глаза от листа с нацарапанными предложениями, и лицо его побледнело. Он не хотел встречаться со мной взглядом.
- Как дела, парень? - спросил я. Он даже немного вздрогнул.
- Отлично, - выдавил он.
Адские колокола. Он боялся меня.
- Ирвин, - продолжил я, стараясь говорить мягко, - успокойся. Я тебя не укушу.
- Ладно, - ответил он, ничуть не расслабившись.
- Они же всё это время не переставали измываться над тобой?
- Гм, - промычал он.
- Братья-хищники. Те, что прямо сейчас наблюдают за тобой.
Ирвин вздрогнул и посмотрел в ту сторону, фактически не поворачивая голову к окну.
- Да какая разница.
- Есть кое-какая разница, - ответил я. - Они ведь тебе уже давно проходу не давали? Только в последнее время стало хуже. Они сделались страшнее. Более жестокими. Пристают к тебе всё чаще и чаще.
Он не ответил, но что-то в самом этом отсутствии реакции сказало мне, что я попал в самую точку.
Я вздохнул.
- Ирвин, меня зовут Гарри Дрезден. Твой отец послал меня помочь тебе.
Вот теперь он вскинул на меня глаза, его рот открылся.
- М-мой… мой папа?
- Да, - подтвердил я. - Он не может сам помочь тебе здесь. Поэтому попросил меня сделать это за него.
- Мой отец, - произнёс Ирвин, и в его голосе послышалась боль, такая острая, что у меня грудь сжалась от сочувствия. Я никогда не знал свою мать, а мой отец умер прежде, чем я пошёл в школу. Я понимал, каково это, иметь пустоту в жизни вместо близких людей.
Его взгляд снова метнулся к братьям-дебоширам, хотя он не повернул головы.
- Иногда, - тихо сказал он, - если я их игнорирую, они уходят.
Он опять уставился на свою писанину.
- Мой папа… Я имею в виду, я никогда не… Вы виделись с ним?
- Да.
Его голос стал ещё тише.
- Он… он хороший человек?
- По-моему, да, - осторожно ответил я.
- И… он знает обо мне?
- Да. Он хочет быть рядом с тобой. Но не может.
- Почему? - удивился Ирвин.
- Это сложно объяснить.
Ирвин кивнул и опустил глаза.
- Каждое Рождество я получаю подарок от него. Но я думаю, что, может быть, мама просто писала его имя на этикетке.
- Может быть, и нет, - сказал я спокойно. - Он послал меня. И я, кстати, дороже, чем любой подарок.
Ирвин нахмурился:
- Что вы собираетесь делать?
- Это не тот вопрос, что ты должен задать, - сказал я.
- О чём вы?
Я положил локти на стол и наклонился к нему.
- Правильный вопрос, Ирвин, это то, что ты сам собираешься делать?
- Получать тумаки, судя по всему, - пожал он плечами.
- Ты не должен сидеть и надеяться, что они просто уйдут, парень, - сказал я. - Есть люди, которые любят пугать других и причинять им боль. Они будут продолжать делать это, пока ты их не остановишь.
- Я не собираюсь ни с кем драться, - почти прошептал Ирвин.
- Я не собираюсь никому причинять боль. Я… я не могу. И, кроме того, пока они пристают ко мне, они не будут трогать других.
Я откинулся назад и глубоко вздохнул, разглядывая его сгорбленные плечи и опущенную голову. Малыш был испуган, этот страх укоренился в нём, развивался и рос в течение месяцев и лет. Но в хрупком теле мальчика виделась и своего рода спокойная, стойкая решимость. Он не боялся оказаться лицом к лицу с братьями-хищниками. Он просто страшился вновь проходить через боль, что сулит эта встреча.
Мужество, как и страх, бывает разного сорта.
- Черт, - сказал я тихо. - А у тебя есть-таки храбрость, малыш.
- Вы можете остаться со мной? - спросил он. - Если… если вы будете здесь, может быть, они оставят меня в покое.
- Сегодня, - возразил я спокойно. - А что будет завтра?
- Не знаю, - ответил он. - Вы что, уезжаете?
- Я же не могу остаться здесь навсегда. Рано или поздно тебе придётся разбираться самому.
- Я не буду драться, - упрямо произнёс он. Капля упала с опущенного лица, размазав часть строчек на листке. - Я не стану таким, как они.
- Ирвин, - окликнул я. - Посмотри на меня.
Он поднял глаза. Они были мокрыми. Он часто моргал, стараясь удержать слезы от падения.
- Драться - не всегда плохо.