- Пусть будет так, как ты хочешь, - покорно ответила Кассандра. - Но нашим родственникам покажется странным, что мы решили отправиться в Башню в первые же дни своего супружества, без медового месяца.
- Они могут думать что угодно, - отмахнулся Эллерт. - По-моему, отдать вору фальшивую монету - не преступление, как и солгать тем, чьи вопросы выходят за границы учтивости. Если меня спросят, скажу, что жажду исполнить долг, чтобы мы с тобой шли по жизни без груза невыполненных обязательств, омрачающих существование. А ты, моя леди, можешь сказать все, что заблагорассудится.
Ее лицо озарилось улыбкой, и сердце Эллерта снова учащенно забилось.
- Что ж, муж мой, я подчиняюсь. Я твоя жена и должна идти за тобой без всяких объяснений. Не скажу, что мне нравится этот обычай, но я могу использовать его, если он подходит для моих целей. Боюсь, дом Эллерт, в конце концов я окажусь не такой уж покорной женой!
"Святой Носитель Вериг, ну почему судьба дала не ту женщину, которую я бы с радостью оттолкнул, а ту, которую мне так хочется полюбить!" Эллерт склонил голову, поднес изящные пальцы Кассандры к своим губам и поцеловал их.
- Ты выглядишь очень усталым, муж мой, - озабоченно сказала она. - Почему бы тебе не лечь поспать?
Эротические образы снова принялись мучить его, но на этот раз он без труда справился с ними.
- Ты мало что знаешь о мужчинах, не так ли, чиа?
Она покачала головой.
- Откуда? А теперь, наверное, и не узнаю… - В ее словах прозвучала такая печаль, что, несмотря на свою решимость, Эллерт ощутил смутное сожаление.
- Ложись и спи, если хочешь, - предложил Хастур.
- А разве ты не будешь спать? - наивно спросила девушка.
Он натянуто рассмеялся:
- Я посплю на полу. Мне приходилось спать и в худших местах, а здешний ковер просто роскошь после каменных келий Неварсина. Да благословят тебя боги, Кассандра, за твое согласие!
Она слабо улыбнулась:
- О, меня долго учили, что долг жены - во всем повиноваться мужу. Хотя это не то повиновение, которого я ожидала, однако я остаюсь твоей женой и буду делать то, что захочешь. Спокойной ночи, муж мой.
В ее словах прозвучала легкая ирония. Вытянувшись на мягком ковре, Эллерт призвал на помощь всю свою выдержку, отточенную годами практики в Неварсине, и полностью изгнал из разума все образы любящей Кассандры. В сознании не осталось ничего, кроме решимости. Но однажды перед рассветом показалось, что он услышал женский плач, очень тихий, словно приглушенный шелковыми одеялами и подушками.
На следующий день они отбыли в Башню Хали, где и провели следующие шесть месяцев.
8
В Хеллерах снова наступила весна. Донел Деллерей, прозванный Рокравеном, стоял на крепостной стене замка Алдаран, погрузившись в праздные думы о том, почему родоначальники клана Алдаранов построили цитадель на этой скале. Ответ был прост: замок главенствовал над окружающей местностью. Склон круто опускался в долину, а затем мало-помалу поднимался к отдаленной горной гряде, где не обитало ни одно человеческое существо - лишь трейлмены и полулегендарные чири дальних Хеллеров, застывших под шапками вечных снегов.
- Говорят, - пробормотал он вслух, - за самой дальней из этих гор, так далеко в снегах, что даже самый искусный скалолаз не найдет верную тропу через пропасти и ледники, есть долина вечного лета, куда отступили чири после прихода детей Хастура. Поэтому мы и не видим их в наши дни. Зато там они правят вечно, бессмертные и прекрасные, поют свои странные песни и видят чудесные сны.
- Неужели чири действительно так прекрасны?
- Не знаю, сестренка, - ответил Донел. - Я никогда не видел их.
Недавно ему исполнилось двадцать лет. Он был высоким, худым и гибким, как хлыст, с выдубленной загорелой кожей - стройный и серьезный молодой человек, на вид казавшийся старше своих лет.
- Но когда я был еще очень мал, мама однажды рассказывала, что видела чири в лесу за деревом - прекрасную, словно Благословенная Кассильда, - продолжал Донел. - Говорят также, что если какой-нибудь смертный сможет достичь долины, где обитают чири, отведает их пищи и выпьет воды из волшебных источников, он тоже обретет бессмертие.
- Ну нет! - фыркнула Дорилис. - Теперь ты рассказываешь мне сказки. Я уже слишком взрослая, чтобы верить подобным вещам.
- О да, ты такая старая, - поддразнил Допел. - С каждым днем я вижу, как твоя спина все больше горбится, а в волосах появляются седые пряди.
- Я достаточно взрослая для церемонии обручения, - с достоинством возразила сестра. - Мне одиннадцать, а Маргали утверждает, что я выгляжу на все пятнадцать.
Донел окинул ее долгим, оценивающим взглядом. В самом деле: в одиннадцать лет Дорилис была уже выше многих взрослых женщин, в ее стройной фигуре угадывались округлые зрелые формы.
- Не уверена, хочется ли мне обручиться, - продолжала Дорилис, неожиданно надувшись. - Я совсем не знаю кузена Даррена. Ты знаком с ним, Донел?
- Да, знаком, - ответил Донел, помрачнев. - Он воспитывался здесь со многими другими ребятами, когда я был мальчиком.
- Он красивый? Добрый и обходительный? Он нравится тебе, Донел?
Тот открыл было рот для ответа, но так ничего и не сказал. Даррен был сыном Ракхела, младшего брата лорда Алдарана. Микел, лорд Алдаран, не имел сыновей, и этот брак будет означать, что их земли объединятся; именно так создавались когда-то Великие Домены. Было бы бессмысленно настраивать Дорилис против ее нареченного из-за мальчишеских обид.
- Ты не должна судить по моему отношению, Дорилис. В то время мы дрались и соперничали. Но теперь он повзрослел, как и я. Да, полагаю, его можно назвать красивым.
- Мне это кажется нечестным, - неожиданно заявила Дорилис. - Ты был моему отцу больше чем сыном. Да, он сам так говорил! Почему ты не можешь унаследовать его поместье, раз у него нет собственных сыновей?
Донел принужденно рассмеялся.
- Когда ты вырастешь, то будешь лучше разбираться в таких вещах, Дорилис. Я не прихожусь кровным родственником лорду Алдарану, хотя он был добр ко мне, и не могу ожидать большего, чем участи приемыша, - и то лишь потому, что он обещал нашей матери позаботиться обо мне. Я не ищу большего.
- Какой глупый закон! - с негодованием воскликнула Дорилис.
- Смотри, Дорилис. - Донел заметил в ее глазах гневные искорки. - Вон там, между холмами скачут всадники со знаменами. Это лорд Ракхел и его свита. Они едут к замку на обручение. Тебе нужно бежать к няне и как следует подготовиться к встрече с ними.
- Хорошо. - Внимание Дорилис отвлеклось, но на верхней ступени лестницы она обернулась и скорчила гримаску. - Если Даррен мне не понравится, то я не выйду за него замуж - слышишь, Донел?
- Слышу, - ответил он. - Но это речи маленькой девочки, чиа. Когда станешь женщиной, в тебе будет больше здравого смысла. Твой отец тщательно подбирал подходящего супруга. Он не принял бы решения, если бы не убедился, что это наилучший выбор для тебя.
- О, я слышала это много раз, от отца и от Маргали. Они говорят то же самое: я должна делать то-то и то-то, а когда вырасту, пойму, зачем это нужно. Но если мне не понравится Даррен, я не выйду за него замуж, а ты прекрасно знаешь, что никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!
Она топнула ногой, вспыхнув от детского гнева, и побежала вниз по лестнице, во внутренние покои замка. Вдалеке, словно эхо ее слов, раздался раскат грома.
Юноша остался стоять у парапета, забывшись в тягостных раздумьях. Дорилис говорила с бессознательным высокомерием любимой и изнеженной дочери лорда Алдарана. Но дело было не только в этом, и даже Донел невольно ощутил ужас, услышав непреклонную решимость в голосе младшей сестры.
"Никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!" В этих словах заключалась жестокая истина. С самого рождения никто не осмеливался всерьез перечить Дорилис из-за странного ларана. Никто не знал пределов таинственной силы, ни у кого не хватало мужества сознательно провоцировать ее. Даже когда малышку еще не отняли от груди, каждый, кто прикасался к ней против ее воли, чувствовал болезненные электрические разряды. Но слухи среди слуг и сиделок разрастались до неимоверных размеров, облекаясь в форму страшных историй. Когда Дорилис, еще будучи ребенком, кричала от гнева, голода или боли, над замком гремел гром и сверкали молнии. Все при дворе лорда Алдарана боялись ее гнева. Однажды, когда на пятом году жизни лихорадка уложила ее в горячечном беспамятстве на несколько дней и девочка не узнавала даже Довела и отца, молнии с дикой яростью сверкали днем и ночью, ударяя в опасной близости от башен. Донел, сам немного умевший управлять молниями, спрашивал себя, какие фантомы и кошмары преследуют сестру в бреду, если она так отчаянно борется с ними.
К счастью, с годами она, как и любой нормальный ребенок, стала искать любви и нежности окружающих. Леди Деонара, любившая Дорилис как собственную дочь, смогла научить ее некоторым вещам. Девочка унаследовала красоту Алисианы и ее бесхитростную манеру поведения; в последний год-два ее стали меньше бояться и больше привечать. Но все же многие опасались девочку, называя за глаза "ведьмой" и "колдуньей", однако даже самые отчаянные сорвиголовы не решались произносить оскорбительные слова в ее присутствии. Дорилис никогда не обращала свой гнев ни на отца, ни на Довела, ни на Маргали, пожилую лерони, открывшую ей дорогу в мир людей; и пока была жива леди Деонара, не шла наперекор ее воле.