Кажется, я только теперь по-настоящему поняла, что Фролищи -- это серьёзно. Что мне действительно не удастся сбежать отсюда по осени, и я не приду в свою родную гимназию хвастать ровным загаром и свежим цветом лица, обретёнными на козьем молоке и качественной донорской крови. И мама не сжалится надо мной. Она лучше материально поможет при поступлении в вуз, чем будет заботиться о том, чтоб последний мой учебный год прошёл среди друзей...
Хотя, чего уж там, друзей у меня как раз и не было. Сколько себя помню, девчонки меня избегали и сторонились по непонятной для меня причине, а мальчики расценивали вначале как объект для травли, а потом, когда стали постарше, для любви. Что я, виновата, что ли, в том, что среди моих одноклассников так и не нашлось ни одного нормального человека, способного разглядеть за отличной успеваемостью, приятной ухоженной внешностью и стильной одеждой мою тонкую натуру? Мою потребность быть ласковой и нежной... трепаться вечера напролёт по телефону про то, что сказал Вася, как посмотрел Петя и какая стерва эта Маринка... ходить на концерты в филармонию и на премьеры американских блокбастеров, выезжать на "Нашествие" и фестиваль воздухоплавания...
А вот Вера Захарченко, наверное, не будет обращать внимание на то, во что я одета и какой фирмы у меня босоножки, в каком салоне мне делали педикюр и сколько карат в бриллиантах моих серёжек. Я их, кстати, тут и носить не буду.
Так, за горестными мыслями, постепенно переходящими в планы на ближайшее будущее, меня и сморил сон.
С вечера я забыла задёрнуть шторы, и поэтому проснулась утром от лезущего в глаза солнца. Бррр... не люблю так просыпаться. Надо впредь быть осторожнее.
В утреннем свете, заряженная незамутнённым позитивом самого начала дня, комната показалась чуть приятнее, чем накануне. Мягкий ковёр щекотал ноги, пробуждал странное желание: упасть на него и покататься, как катаются кошки по траве. Папа тихо напевал что-то, звеня посудой на кухне. Я сходила умылась, разобрала вещи, скинутые в чемоданах в шкаф. Надолго застряла перед зеркалом, выбирая наряд. Остановила выбор на потёртых джинсовых шортах и короткой оранжевой маечке, цвет которой придавал живости моим глазам и волосам. Немного подумав, всё-таки подкрасила веки и ресницы. Папа не заметит краску, а взгляд будет более выразительным.
На кухне меня ждали папа с любящей улыбкой и комплексный завтрак из горячо ненавидимой овсянки со свежей малиной. Судя по тому, что рядом с тарелкой, полной овсянки, стояла моя чашка с крышечкой, это питательное витаминное блюдо предназначалось для меня.
На другом конце узкого стола стояла тарелка с жареной колбасой и вчерашними макаронами с подливкой.
Я без раздумий подтянула к себе колбасу с макаронами.
-- Доброе утро, папа!
-- Доброе утро, милая. Ты... уверена, что...
-- Ага, там макарон оставалось много, и подливки тоже, доставай, разогревай... кстати, почему ты сразу на двоих не согрел? Думал, я поздно встаю?
-- Н-нет, думал, вы с Кариной привыкли к здоровому образу жизни...
-- Па, мой здоровый образ жизни -- это вкусная и неполезная еда каждодневно плюс двести пятьдесят граммов крови раз в месяц.
Папа побледнел.
-- Но... овсяные хлопья, они определённо полезнее, чем...
-- Пап, ты же не хочешь, чтобы моё существование здесь стало совсем серым и безрадостным?
Папа вздохнул и взял тарелку с овсянкой. Поковырял её пару минут, махнул рукой, отставил в сторону и пошёл за колбасой.
Я, расправившись с едой, вылавливала малину из овсянки. Наблюдала за папой. Изредка мы встречались взглядами. Он смотрел робко и как-то жалобно. Я старалась, чтобы в моём взгляде было больше уверенности.
Должен же хоть кто-то в семье сеять позитив.
Конец первого семейного завтрака ознаменовало удивительное событие.
Папа, преисполнившись значительности, встал передо мной, я невольно поднялась за ним следом, он возложил широкие ладони мне на плечи и торжественно проговорил:
-- Надя! Я подумал о том, что, раз ты переехала жить во Фролищи, тебе не помешает собственный... собственное средство передвижения.
Я почувствовала, как уголки губ тянутся вверх и в стороны:
-- Ой, папа! Это правда?!
-- Да, конечно, милая.
Я не верила своим ушам. Не думала, что у папы хватит средств купить мне автомобиль, а ведь, если ушам всё-таки поверить, он сделал это!
-- Папочка... а где...
Окна моей комнаты выходили одно на улицу, второе во двор, и ещё утром я смотрела в оба, и не видела никакой машины. Вряд ли папа приобрёл что-нибудь из того, что мне нравилось, но, думаю, на первое время, да ещё и во Фролищах, мне бы хватило чего-нибудь попроще. Например, "Лады-калины"... нет. Для папы она неподъёмна по цене. Может быть, что-нибудь малолитражное и бэ-у... "Ока"... мысли, в принципе, безрадостные, всё равно подняли моё настроение до заоблачных высот.
Папа всё ещё держал меня за плечи, поэтому ему не составило труда развернуть меня и вывести во двор, закрывая мои глаза ладонями.
-- Но где...
-- Здесь, у порога.
У порога, радостно сверкая свежей краской и всеми спицами стоял велосипед.
"Салют".
Я так и села. Да, я в буквальном смысле этого слова села на порог, чтобы не свалиться с него.
-- Папа... -- голос был не моим. -- Папа! Что это?!
Он присел за моей спиной на корточки:
-- Ну... ты не рада?
-- Ты ещё спрашиваешь, -- сквозь отчаянно стиснутые зубы выдавила я и, перепрыгнув через папу, рванула к себе в комнату.
Ох и досталось моей подушке! Перья припорошили всё и вся, а я, разрывая наперник на ленточки в полсантиметра шириной, мечтала, что вот сейчас оторву последнюю и спущусь вниз.
Выдерну спицы, все, все, до единой... я знаю пару тёплых мест, где им понравится!
Ворох перьев, получив от меня волшебный пендель, кружил по комнате, меняя цвет ковра. Оценить масштабы предстоящей уборки было несложно.
Папа вздохнул на лестнице у дверей моей комнаты.
Ну ёлки-палки!
Щёки запылали от стыда. И уши.
И за что я с ним так? Он же хотел, как лучше.
Я тихо выбралась на лестницу. Стайка пёрышек выпорхнула за мной, пара кудрявых прицельно легла на лопатки к папе.
А ведь он, и правда, ангел.
Прижавшись горячей щекой к его плечу, я долго-долго молчала в сумраке лестницы. Потом тихо-тихо, робко-робко попросила прощения. И он обрадовался, как ребёнок, и чуть не на руках отнёс вниз, предложил устроить праздник по случаю примирения.
Я смаковала ледяную минералку и думала. Мысли, поначалу тяжёлые и неповоротливые, становились всё легче.
Нет, ну правда же, то, что мы не в силах изменить, мы должны принимать. И если судьба дарит нам бесперебойную поставку лимонов, это знак, что пора открывать фабрику по производству лимонада.
-- Па...
-- Да, милая?
-- Я пойду, то есть, поеду, покатаюсь.
Он просто просиял:
-- Хорошо, милая! Только не отъезжай далеко!
Я бы, может, и рада была отъехать подальше, да, видимо, не судьба.
Чуть ли не у самого порога мне встретилась смутно знакомая парочка. Я, определённо, видела их обоих раньше. Очень высокий и очень худой парень лет семнадцати с короткими чёрными волосами и тёплыми серыми глазами за выпуклыми стёклами очков а-ля Гарри Поттер и девушка ростом ему до уха, то есть на полголовы выше меня, с толстой русой косой до пояса, чуть раскосыми светло-карими глазами и телом Мишель Брент, одной из рельефнейших культуристок. Лёгкий шифоновый сарафанчик смотрелся на её фигуре нелепо, больше подошёл бы парадный купальник для соревнования.
Составив одну ногу на землю, я подождала, пока парочка подойдёт ближе, мысленно примеряя на неё имена тех, кого здесь можно встретить -- из тех, кого знаю.
-- Вера? -- спросила я девушку, когда она уже почти поравнялась со мной. -- Вера Захарченко?
Девушка широко улыбнулась:
-- А я-то уж думала, не признаешь! Ну ты, столичная штучка!
Чудом удалось сдержаться и не увернуться от дружеского похлопывания по плечу, которое, несмотря на внушительность бицепса похлопывающей, оказалось почти невесомым.
-- Мне кажется, ты... несколько изменилась, Вер!
-- Да, есть немного. Знакомься, это Фил, мой будущий муж. Фил, это Надя Лебедева, помнишь, я тебе про неё говорила?
Юноша закивал часто-часто, чуть не роняя очки, и очень приятно улыбнулся. Его круглое бледное лицо, ничем не примечательное, меня бы в жизнь не привлекло, а вот поди ж ты -- будущий Верин муж.
-- И когда свадьба? -- нелепо спросила я.
А они смутились, порозовели, взяли друг друга за руки, переглянулись... похоже, ничего нелепого для них в моём вопросе не было!
-- Мы думаем, на следующий год, -- красивым баритоном сказал Фил.
-- Или ещё через годик, -- подтвердила Вера. -- А ты надолго к нам?
Пришлось задуматься. Ответила предельно честно:
-- Не знаю. Наверное, как раз на годик...
Дальше осматривать окрестности я отправилась в компании Веры и её жениха.
По улице Школьной, как, впрочем, и по любой другой пересекающей посёлок, можно было быстро добраться до речки, что мы и сделали.