Я снова позволила проводить себя, и только у дверей уже задумалась, как далеко может Гар зайти в мечтах, раз я к нему так благоволю. Вон, второй день подряд гуляем вместе... от его дома до моего... а сколько надежды в глазах, а как широко развёрнуты плечи от гордости, что рядом идёт такая девушка!
Вечером, когда мы только-только успели поужинать, со стороны двора полились гитарные переборы. Клянусь, я сразу же, ещё до того, как зазвучал голос, поняла, что это Эдик.
Тётя Валя недовольно сморщилась. Неужели и она тоже верит в эту детсадовскую почти-не-страшилку про оборотничьи леса и вампирские?
Я поскорее смоталась к себе наверх.
-- Непосильная тяжесть подломит
Крыльев белых истрёпанный парус.
Что-то было, о чём-то мечталось,
Но останется ли что-то кромеБезысходности, страха паденья
И отчаянья, если не смерти?
Пара слов на затёртом конверте --
Поздравление в день рожденья,Пара слов -- пожелание счастья,
Пара слов -- пара ласковых взглядов...
Дарит память так мало! Не надо
Больше ждать... пусть утихнут ненастья,Боль уйдёт, переломы срастутся.
Ветер крылья наполнит, как прежде!
И тогда до любви от надежды
Непременно дороги найдутся.
Я еле сдержала слёзы.
Мы с Эдиком ещё ни разу не говорили напрямую о том, что чувствуем, без обиняков, без каких-то дурацких шуточек и подколов. Я даже сомневалась, что он испытывает ко мне хотя бы в сто раз меньшее, чем я к нему, чувство... а вот уже второй раз мне кажется, что песней он признаётся мне в любви.
У меня от этого кружится голова и замирает сердце. Так болезненно. Так сладко.
И я не бегу к нему лишь потому, что знаю: стоит мне появиться, и он исчезнет.
Когда я медленно вышла в сад, умоляя небо, чтобы Эдик не ушёл, чтобы он остался, дождался меня, поговорил со мной или хотя бы ещё раз спел песню, эту ли, другую, всё равно, у порога стояла низкая широкая бочка, которой раньше здесь не было, и в ней плавали кувшинки.
Эдика не было. Но кувшинки пахли Эдиком.
Я просидела рядом с бочкой, которую принёс Клюев, чуть не до рассвета. Пару раз ко мне выходил папа, садился рядышком, улыбался. Он удивился, увидев импровизированный пруд, но не стал задавать лишних вопросов. Просто попросил ещё раз, чтобы я не делала глупостей, а я не стала разрушать нежное очарование и тонкую романтику ночи и расспрашивать, о каких таких глупостях он постоянно толкует.
Под утро вышла тётя Валя. Снова поморщилась, чихнула.
-- А шла б ты спать, Надя. Уже ведь даже не поздно, уже рано!
Я тихо рассмеялась и... ушла спать.
Мне приснилось, что я и Эдик -- два эльфа, живущих в белой водяной лилии. Мы собираем пыльцу и варим из неё варенье, летаем в гости к соседним эльфам, Вере и Филу, делимся с ними заготовками, а они щедро отсыпают нам сушёных комаров и маринованной плесени...
Утро настало светлое, хотя почти всё небо заштриховали перистые облачка. Ветер ласково что-то внушал соснам, и те кивали, со всем соглашаясь.
Тётя Валя убежала на работу. Папа сидел со скучающим видом, ковыряя в тарелке с кашей. Поздоровался, как с другой планеты. Похоже, это не скука -- отрешённость.
-- Пап, что-то случилось?
Он поднял на меня прозрачные глаза. Мне кажется, или он чуть не плачет?
-- Это, дочь, с какой стороны посмотреть. С одной -- так ничего не случилось. А с другой -- настоящая катастрофа.
Это пояснение папа счёл достаточным и вернулся к важному занятию. Он не бесцельно ковырял кашу, а выкладывал из неё пацифистский знак мира. Я видела его вверх ногами, поэтому мне он казался руной "альгиз", вписанной в круг. Как-то с полгода назад прикупила себе книжку про руны, читала вечерами, разбиралась. И ещё не успела забыть, что перевёрнутый "альгиз" говорит о недостижимости желаемого прямо сейчас.
Интересно, те, кто проектировал знак мира, знали о том, что он так похож на руну с таким значением? А потом ещё удивляются, мол, войны всё идут.
Но папа говорил о катастрофе.
-- Э-э... а подробнее?
Он вздохнул и закрутил вилкой по тарелке спираль из каши.
-- Помнишь "ниву", на которой тебя встречали?
-- Ну да.
-- У неё сел аккумулятор и прокололись два колеса.
Я с облегчением выдохнула, не удержалась от беззаботного комментария:
-- И вся катастрофа!
-- Надь, я сегодня должен был отвезти в Дзержинск кое-какие очень важные документы.
Исходя из того, что мой папа заведовал библиотекой во Фролищах, которая напрямую включалась в библиотечную систему Дзержинска, под "кое-какими документами" подразумевался квартальный отчёт. А то, что рассказывалось в этом доме о "дзержинских начальниках", не оставляло сомнений: папу подвергнут пытке с пристрастием, если отчёт не поступит в срок.
-- Ну так заряди аккумулятор и поменяй колёса! -- бодро советовала я, представляя, какие пытки могут применить к моему папе. Дробление пальцев тисками из "Войны и мира"... сдавливание головы полным собранием сочинений Горького...
-- Уже. А она всё равно не заводится.
-- Да, это уже хуже... а позвони тёте Вале, ведь у неё служебная машина есть!
-- Надь, эта "Нива" и есть тёти Валина служебная машина. Понимаешь?
Да, теперь я поняла.
Не меньше, чем медленное сожжение на списанных за последние десять лет книгах!
Я уже почти сказала, что ничем не могу помочь, когда перед мысленным взором засверкали спицы "Салюта".
-- Пап!
-- Да?
-- А до каких тебе надо привезти эти документы?
-- Какая разница? Машины-то нет.
-- Зато есть велик!
Папа потряс головой, освобождаясь от шелухи из моих слов. Но я не привыкла так быстро сдаваться:
-- Папа, у меня есть велик. У меня есть силы. Я вполне могу ехать со скоростью пятьдесят километров в час, а то и больше. Подумай! Не пройдёт и часа, как я буду в Дзержинске, найду, куда там тебе надо отдавать эти твои документы, и всё! Папа!
-- Но...
Он колебался.
Я видела, что ему, с одной стороны, хочется принять моё предложение, но с другой он опасается меня отпускать.
-- Пап... ты вспомни, кто я.
Папа прикусил губу:
-- Я помню. Ну, если ты возьмёшь с собой Веру и Фила...
Ага, мысленно показала я кукиш и покрутила им -- ага-ага! Я намерена мчаться быстрее ветра, а Захарченко с Широковым пусть лучше учатся хорошо бегать! Но если я не соглашусь с папиным предложением, меня ждут по меньшей мере полчаса убеждений. А ребят можно попросить не ехать за мной и потом, как отъедем немного в лес.
-- Хорошо, папочка!
Надеюсь, сарказм не выпирал из каждой буквы.
Папа заметно повеселел.
-- Ну, раз так, то давай, вот сумка, вот бумаги...
Он принялся объяснять мне сначала как доехать до Дзержинска и долго путался в показаниях, пока я не начертила вместо него вполне сносную схему дороги и не заверила, что отлично её помню, ведь мы когда? Дня три или четыре только назад по ней ехали. Потом папа записал для меня название улицы, дома, библиотеки, фамилию-имя-отчество того, кому надо передать лично в руки этот квартальный отчёт...
Потом мы пошли, ведя "Салют" в поводу, к дому Широкова, где, как и ожидалось, обнаружилась и Захарченко-младшая.
Сладкая парочка правильно расшифровала мою мимическую игру и подключилась к ней моментально, выводя из "ангара" свои велосипеды.
Верина "машинка" была так себе. А вот за Филов "Стеллс" любой фристайлер прозакладывал бы душу! Хорошо, что я не фристайлер и что уже сроднилась с "Салютом".
Папа всё-таки прослезился, когда мы с дружным радостным гиканьем стартовали в сторону Дзержинска.
Вере надоело кричать "йо-хо", когда мы ещё не успели далеко отъехать от Фролищ. Я затормозила, обогнав друзей. У меня в голове родилась шикарная речь, призванная убедить их в моей правоте.
-- Вера! Фил!
К тому пафосу, с каким я начала фразу, подошло бы продолжение а-ля Гар, что-нибудь вроде "внемлите гласу моему, друзья мои, призываю вас не посрамить отечество"... хотя это уже не в тему.
Снизив градус, я продолжила обычным голосом:
-- Ребят, я с пяти лет хожу в секцию велоспорта. Сейчас я хочу применить всё то, чему меня там учили, чтоб добраться до Дзержинска как можно быстрее. Давайте вы куда-нибудь по своим делам срулите, только чтобы папе на глаза не попадаться. А я вот только отдам его бумажки, кому он просил, и вернусь. Вернусь - звякну, и тогда можно будет куда угодно идти, не заботясь о скрытности. Идёт?
Они переглянулись, синхронно пожали плечами:
-- А может, давай вместе? -- предложила Вера.
-- Да ладно! Вместе мы к вечеру доберёмся. Вы же вряд ли быстрее двадцати километров ехать сможете. А я легко сорок выдам, а то и больше!
-- Ну ладно...
-- Ну как хочешь... -- смирились с неизбежным ребята.
Я чмокнула в щёчку сначала Фила, потом Веру, оседлала "транспортное средство" и начала разгон.
Вот почти так же я за Эдиком гнала. И он ещё смеет утверждать, что я ехала медленно?!
Сосны полетели назад, как в кино, только гораздо круче, чем в кино. Ни один фильм не сможет передать мелькающий в глазах свет в сочетании с ветром и мышечным усилием, а одно без другого и третьего, да плюс ещё сто двадцать три неповторимых аромата, да плюс плавные переходы в тень под облаком и на жаркое солнышко под чистым небом... нет, пока ещё развитие киноиндустрии до такого уровня не дошло.