Ловец довольно рассмеялся. Это был низкий, глубокий грохот. Его постоянные перемены голосов могли обратить в панику любого тупицу и трижды флегматика. Я ушёл в глубокую оборону. Его дружеский тон тоже внушал мне беспокойство.
- Я думаю, Каркун, она к тебе благоволит. Какая-то небольшая подробность захватила её воображение, когда и ты начал думать о ней. Ну и что она сказала?
Какая-то задняя мысль подсказала мне, что надо быть осторожным. Ловец осведомился дружески и бесцеремонно, но в вопросе было какое-то внутреннее напряжение, которое говорило, что это не просто любопытство.
- Просто успокаивала, - ответил я. - Что-то насчёт того, что Лестница - не центральный пункт в её плане. Но это же просто сон.
- Конечно. - Он выглядел удовлетворённым. - Только сон.
Но сказал он это тем женским голосом, который использовал только когда был предельно серьёзен.
Народ охал и ахал. Я повернулся, чтобы посмотреть, как развивается дуэль.
С клубком хищных растений Гоблина произошла метаморфоза. Теперь это была громадная воинственная медуза, парящая в воздухе. Коричневые руки запутались в её бахроме и не могли вырваться. А над обрывом, оглядываясь, плыло огромное розовое лицо, бородатое, обрамлённое спутанными оранжевыми волосами. Один глаз был сонно полуоткрыт из-за синевато-багрового шрама. Я нахмурился, сбитый с толку.
- Что это?
Я знал, что это не было творением ни Гоблина, ни Одноглазого, и подумал, что, может, это Немой включился в игру.
Ловец Душ издал звук, который был очень правдоподобной имитацией писка умирающей птички.
- Твёрдый, - сказал он и резко развернулся к Капитану, взревев. - К оружию, они идут!
Через секунду люди уже летели с своим позициям. То, что осталось от битвы между Гоблином и Одноглазым, превратилось в клочья тумана, которые плыли по ветру прямо в злобную физиономию Твёрдого. Там, где они соприкасались, медленно вспухали большие волдыри. Остроумно, подумал я, но не советую вам смотреть на него свысока, ребята. Он в игрушки не играет.
Ответом на наш переполох был донёсшийся снизу рёв множества рогов и барабанный бой, звук которого отражался от стен каньона, как раскаты отдалённого грома.
Повстанцы лезли на нас весь день, но понятно, что всё это было несерьёзно. Твёрдый хотел лишь поворошить осиное гнездо и посмотреть, что будет. Ему было хорошо известно о трудностях штурма Лестницы.
Всё это говорило о том, что Твёрдый приготовил нам какую-то особенную гадость.
Несмотря на это, схватка подняла наш боевой дух. Люди начали верить, что есть шанс удержаться.
ГЛАВА 5
Хотя комета всё так же плыла среди звёзд, и море вражеских огней освещало Лестницу снизу, ночь будила во мне чувство, что Лестница станет решающей в войне. Я сидел на краю обрыва, обозревая лагерь неприятеля. Поджав колени к груди и положив на них подбородок, я перебирал в памяти последние новости с востока. Шелест осадила Мороз, а перед этим разгромила армию Брелока и нанесла поражение Мотыльку и Боку среди говорящих холмов Равнины Страха. Кажется, дела повстанцев на востоке были ещё хуже, чем у нас здесь, на севере.
Но могло стать ещё хуже. Мотылёк, Бок и Щука присоединились к Твёрдому. Там, внизу, были и другие из Восемнадцати. Пока неизвестно, кто именно. Наши враги определённо чуяли запах крови.
Я никогда не видел северного сияния. Мы бы застали такую картину, если б могли удержать Весло и Дил подольше, чтобы перезимовать там. Судя по рассказам об этом мягком цветном свечении, это единственное, что может сравниться с каньонами, заполненными огнями лагеря повстанцев. Длинные-длинные, тонкие полотнища слабого света извивались, поднимаясь к звёздам, мерцали и волновались как морские водоросли в слабом течении. Мягкие розовые и зелёные, жёлтые и голубые оттенки. В моём мозгу всплыло название. Древнее. Пастельные Войны.
Гвардия тоже участвовала в Пастельных Войнах, много-много лет назад. Я попытался вспомнить, что говорят Анналы об этих конфликтах. Всего я вспомнить не смог, но и того, что осталось в моей памяти, оказалось достаточно, чтобы испугаться. Я поспешил к палаткам начальства, выискивая Ловца Душ.
Я нашёл его и пересказал то, что вспомнил. Он поблагодарил меня за беспокойство и сказал, что сам знаком как с Пастельными Войнами, так и с интригами повстанцев, вызывающими эти огни. Причин для беспокойства не было. Эту атаку ожидали, и Повешенный был здесь специально, чтобы её отбить.
- Присядь где-нибудь, Каркун. Гоблин и Одноглазый уже показали своё представление, теперь очередь за Десятью.
От него исходила злая уверенность, и я подумал: скорее всего Твёрдый уже попался в какую-нибудь ловушку Поверженных.
Я последовал совету Ловца и побрёл назад, на свой одинокий наблюдательный пункт. В предчувствии надвигающихся событий в лагере нарастало напряжение. Отголосок страха носился повсюду, то усиливаясь, то затихая, как шёпот далёкого прибоя.
Свечение цветных шлейфов стало ярче, и в их движении появилась какая-то резкость, что говорило о враждебных намерениях. Может, конечно, Ловец и был прав, и всё это закончится ничем. Просто красивое представление.
Я снова уселся на высоте. На дне каньона ничего больше не мерцало. Там как будто разлилось море чернил, и перед свечением корчащихся цветных полотнищ темнота не отступала ни на шаг. Но если увидеть ничего нельзя, то многое можно услышать. Акустика была превосходной.
Твёрдый двинулся. Только перемещение всей его армии могло вызвать такое бряцание и звон металла.
Твёрдый со своими приближёнными тоже были уверены в успехе.
Мягкий, зелёный святящийся язык взвился в ночное небо, лениво расправляясь. Поднявшись, он побледнел и рассыпался гаснущими искрами.
Кто это сделал? Твёрдый или Повешенный? Плохо это или хорошо?
Всё было настолько непонятно и неуловимо, что на эти вопросы практически невозможно ответить. Это как дуэль двух фехтовальщиков высшего класса. Невозможно за всем уследить, даже если ты сам - специалист. Гоблин и Одноглазый рядом с этим были просто как два варвара с саблями.
Мало-помалу сияние померкло. Скорее всего это работа Повешенного. Все эти цветные языки не причинили нам никакого вреда.
Шум внизу приблизился.
Где Несущий Шторм? От него уже довольно давно ничего не слышно. Сейчас самое время преподнести повстанцам какую-нибудь бурю. Ловец, похоже, тоже решил отдохнуть. За всё время на службе у Леди мы ни разу не видели, чтобы он сделал что-то действительно впечатляющее. Он что, слабее, чем о нём говорят, или бережёт силы на какой-то крайний случай, который он один предвидит?
Там, внизу, что-то происходило. Стены каньона засветились тёмно-красными пятнами и полосами, едва заметными вначале. Красный цвет стал ярче, и я заметил, как по стене обрыва медленно потекла и закапала горячая лава.
- Великий боже, - прошептал я, не в силах пошевелиться.
Это было похоже на Поверженных.
С грохотом и скрежетом от стены отделилась оплавленная скала и ушла вниз. Снизу раздались вопли, безнадёжные крики тех, кто видел летящую на них смерть и ничего не мог уже сделать. Людей Твёрдого раздавило и перемололо.
Кто-то, без сомнения, попал в этот котёл, устроенный колдунами, но всё равно что-то было не так. Слишком мало было криков для такой огромной армии, с которой пришёл Твёрдый.
Местами камень стал таким горячим, что воспламенился. Яростные каменные обвалы наполнили каньон грохотом летящих глыб. К этому грохоту добавилось завывание ветра. Стало так светло, что я увидел отряды повстанцев, карабкающихся наверх.
Слишком мало, подумал я… Мой взгляд наткнулся на одинокую фигуру, стоящую на другой скале. Один из Поверженных, хотя в неверном, тусклом свете я не мог определить, который из них. Он кивал самому себе, наблюдая за мучениями неприятеля.
Красное свечение, потёкшие камни, обвалы и огонь - всё это распространялось, пока панорама не заполнилась горящим камнем, озёрами кипящей лавы, и всё вокруг не стало красным.
Капля влаги упала мне на щёку, я с удивлением посмотрел наверх. Вторая капля ударила мне по носу.
Звёзды исчезли. Надо мной проплывали рыхлые животы жирных серых туч, ярко освещаемые адскими отблесками, идущими из каньона. Тучи шли так низко, что я мог бы, наверное, дотянуться до них рукой.
Над каньоном утробы туч разверзлись. Самый край водопада захватил меня и чуть не сбил с ног. А там он был ещё сильнее.
Дождь ударил в текущие скалы. Рёв пара просто оглушал. Расцвеченный красными отблесками, он рванулся к небу. Того немногого, что всё-таки догнало меня, когда я убегал, оказалось достаточно, чтобы моя кожа местами покрылась красными пятнами.
Бедные повстанцы, подумал я. Сварились, как раки…
Был ли я недоволен тем, что недостаточно насмотрелся на работу Поверженных? Нет, хватит уже. Мой ужин грозил вырваться обратно, стоило мне только подумать о том холодном, жестоком расчёте, с которым всё это было подготовлено.
Меня мучил очередной приступ угрызения совести, родственное чувство к каждому наёмному солдату, которое не может понять человек другой профессии. Моя работа - громить врагов моего хозяина, что я обычно и делаю. Видит Бог, Гвардия служила и отъявленным мерзавцам, но в том, что происходило там, внизу, всё-таки было что-то не так. Впоследствии мы все это ощутили. Возможно, это вызвано необъяснимым чувством солидарности с такими же солдатами, умирающими, не имея возможности защищаться.
У нас, у Гвардии, всё-таки было чувство чести.