– Сядь. – Голос Аданы был спокойным и бесцветным, как вода горного ручья, и таким же холодным. Урхарда как из ведра окатили, он как-то сжался, будто сдулся, и сел рядом с женой на скамью, положив здоровенные клешнястые руки на колени. – Урх, наверное, у меня не будет больше детей. Надо это признать, а мы с тобой всегда мечтали о маленьком, о мальчишке. Ты говорил, что будешь учить его стрелять из лука, бороться, точить ножи и драться, а еще – он будет помогать тебе в работе. Я старею. Ты стареешь. Наши потуги ничего не дают. И не дадут. И ты это давно уже знаешь. Наша дочь влюбилась – в незнакомого парня, который оказался на ее дороге. И это первый раз, когда она кого-то полюбила. Ты знаешь, как Беа относится к деревенским парням. Они и вправду не стоят ее ногтя – грубые, тупые увальни. Этот парень другой, я чувствую в нем силу, но при этом – порядочность, доброту, основательность. Он будет защищать нашу дочь до последней капли крови, я знаю. Сердце мое чует. Ты сам такой, и я тебя выбрала именно поэтому – ты надежный, ты умный, ты самый лучший! Помнишь, ко мне сватался племянник главы клана? Как они угрожали моим родителям, если я не пойду за него замуж? А я выбрала тебя. Несмотря на опасность. И возможно, убила этим своих родителей…
Женщина сразу как-то постарела, ее лоб прочертили глубокие морщины. И если до того она выглядела лет на тридцать пять, сейчас она напоминала старуху, прижатую годами, несчастьями и бедами.
– Ты думаешь, их…
– Да. Отец справился бы с лошадьми, как бы они ни понесли. У них у всех были сломаны шеи – вроде как при падении. Но это вранье. Их убили. В отместку мне.
– Ты никогда мне не говорила! – Голос Урхарда был хриплым, а руки сжались в кулаки. – Не говорила!
– Я не хочу, чтобы ты мстил. Запрещаю это делать. Это мои родители, мой брат, мое несчастье, и только я могу распорядиться своим горем. Я рассказала тебе это только потому, чтобы ты понял, насколько сильно я тебя любила и люблю. А еще – потому что нам нужно принять решение.
– Ты хочешь выдать Беату за этого парня? – устало прикрыл глаза Урхард. – А ты его-то спросила?
– Не спросила. И не спрошу. И ты не спросишь. Наша дочь решит сама, что ей делать. Если она решит зачать от него ребенка, это будет наш ребенок. Наше дитя. Она взрослая женщина, и мы не вправе указывать ей, как поступить, даже если мы и говорим обратное. Мы можем только посоветовать ей, как правильно сделать. И если Беата решит, что будет правильно именно так, мы не будем ей перечить. Что касается Андруса – возможно, он когда-то уйдет. Но мы должны сделать так, чтобы ему не хотелось от нас уходить. Понимаешь? Все сделать!
– Давай-ка мы вначале посмотрим, что он собой представляет. А потом уже…
– Посмотрим, – улыбнулась Адана и сразу стала снова моложавой, красивой. – Но если все-таки…
– Да-да, не убью я его! И уж тем более ее! – ворчливо фыркнул Урхард. – Должен же я был соблюсти дочь?!
– Должен. Ты свое дело сделал, теперь пусть боги решают. – Адана потянулась к мужу, обхватила руками его за голову и, упершись лбом в его лоб, тихо сказала: – Люблю я тебя, буйный бородач! Не знаю, сколько нам осталось на свете, но я тебя всегда буду любить. Даже тогда, когда ты станешь старой развалиной.
– Чего это – развалиной?! – ухмыльнулся Урхард, целуя пухлые губы жены, похожие на губы дочери как две капли воды. – Я никогда не буду развалиной! Всегда буду молодцом!
– Ты всегда молодец… мой герой! – Адана прижалась покрепче, и они замерли – обнявшись, слившись воедино, как две половинки единого целого.
Андрус лежал на кровати, вытянув руки вдоль тела, и смотрел в потолок, сделанный из дубовых досок, покрытых лаком. С тех пор как был построен дом, потолок потемнел, кое-где закоптился – масляные фонари не добавляют свежести. Маленькое окошечко давало немного света, даже летом. Сейчас окно было открыто и затянуто сетчатой тканью. Теплый летний ветерок, сумевший влететь в окно, шевелил волосы мужчины, схваченные в узел, именуемый здесь воинским. Не носили воинский узел лишь рабы – здесь рабов не было, только в городе. Селяне неодобрительно относились к рабству, особенно те, кто жил среди Леса. Никто не знал, почему так, но с древних времен повелось – в Лесу рабов нет.
Мужчина думал. Обо всем. О том, что сегодня сказал ему Урхард, о том, что ему делать и как ему жить. Безродный – без имени, без клана, без всего того, что составляет жизнь человека, – он был будто горошина, выброшенная из стручка. Возможно, из него вырастет новое растение, а может, он исчезнет, унесенный потоком жизни. Что ему делать? Вероятно, лишь одно – жить! Жить и находить, обживать свое место под солнцем. До тех пор пока не вспомнит, кто же он такой. Или не создаст себе новую жизнь.
– Ты спишь? – Дверь тихонько приоткрылась, в нее заглянуло симпатичное личико Беаты.
Мужчина притворился спящим, задышал ровно, засопел носом. Девушка постояла рядом, хотела погладить его лоб и не решилась. Вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Он вздохнул, открыл глаза и только лишь сел на краю кровати, как дверь шумно распахнулась и торжествующая девушка набросилась на Андруса, толкнула его навзничь и запрыгнула сверху, прижав его руки к постели.
– Негодяй! Я так и знала, что ты притворяешься! Ах, подлец! Не хочешь со мной общаться?
– Беа, не нужно. – Мужчина потихоньку освободил руку, потом другую, снял с себя девушку и осторожно усадил ее на стул возле столика у стены. – Давай поговорим?
– О чем? – нахмурилась Беата. – Это о том, что сказал мой отец? Не бойся, он тебя и пальцем не тронет! Тем более что к нему мама ходила, разговаривала, а она всегда за меня! Так что не бойся, тебя никто не обидит!
– Я как-то и не боюсь. Я вообще ничего не боюсь, – усмехнулся Андрус и с удивлением понял, что и действительно – он ничего не боится! Это было ненормально – как это так? Он должен бояться! Живое существо всегда чего-то боится, а вот он нет! Опять это все разбитая голова, последствия ранения, подумалось ему с горечью.
– А что же тогда? Почему ты шарахаешься от меня, как будто я лесная тварь? Я думала, тебя папка напугал… он так-то добрый, он никого зря не обижает.
– Я знаю. Пойми правильно – ты молодая, красивая девушка. А я кто? Непонятный человек, упавший с неба. Может, я убийца? Может, я совсем пропащий человек, откуда ты знаешь? И еще… молчи, не перебивай! И еще – я должен буду когда-нибудь уйти. Совсем уйти. Ты же знаешь, я не принадлежу этой деревне, этой жизни. Куда уйду – не знаю. Кем буду, где я буду – не знаю! И не хочу тебя обманывать… наши жизни соприкоснулись, но вряд ли пойдут рядом.
– Я некрасивая, да? – шмыгнула носом Беата. – Тощая слишком? Говорят, мужчины любят полных женщин, чтобы было за что подержаться! А у меня сисенки маленькие, с кулачок, попа маленькая, бедра как у мальчишки – тебе не нравятся такие, да? Посмотри сюда, я некрасивая?
Прежде чем Андрус успел что-то сказать, Беата сбросила с себя одежду и осталась голышом. Она стояла, чуть выставив вперед левую ногу, прекрасная, как мечта, и ничуть не стеснялась своей наготы. Беата повернулась вокруг оси, демонстрируя свое тело, и у Андруса перехватило горло – он закашлялся, потом встал, стащил с кровати покрывало, подошел к девушке и закутал ее под самый подбородок, как ребенка. Посмотрел в глаза – они были почти на уровне его глаз, Беата, как и все обитатели этого мира, была довольно высокой.
Девушка смотрела ему в глаза не мигая, будто выпила какое-то лекарство, затуманившее разум. Впрочем, откуда-то Андрус знал название этого лекарства – любовь, вот как оно называлось.
Мужчина поцеловал девушку в лоб, прокашлялся и тихо сказал:
– Давай не будем торопиться. Я еще не скоро уйду, так что у нас будет время узнать друг друга поближе. Хорошо?
– Хорошо… – потерянно сказала Беата, подхватила одежду и, отойдя в угол, начала нервно одеваться, повернувшись к Андрусу спиной. Ему все время хотелось смотреть на нее, любоваться крепким задом, гладкой спиной, в меру мускулистыми бедрами, но… Андрус пересилил себя, отвернулся и, пока не хлопнула входная дверь, не повернулся.
Он улегся на кровать и долго лежал так, опустошенный, как после схватки с врагом. Впрочем, что может быть сложнее, чем драться с самим собой? Так легко поддаться и совершить поступок, о котором будешь потом жалеть всю свою жизнь. Вот только нужна ли была эта победа? И не будет ли он все-таки жалеть о ней всю свою жизнь?
– Вот тут у нас крупа, тут мука, тут… да ладно, разберешься. Если что – спросишь. Цены я тебе дал, весы вот – работай, купец! – Урхард хохотнул и, не оглядываясь, покинул лавку через заднюю дверь.
Андрус усмехнулся, вышел из-за прилавка и отпер дверь в лавку. Шагнул на крыльцо и всей грудью вдохнул напоенный лесным ароматом воздух – от нагретого солнцем леса тянул ветерок, забираясь под рубаху горячими щупальцами, солнце сияло, как начищенный медный таз Аданы, и внезапно Андрусу стало хорошо на душе. Может, это его дом? Может, не зря он сюда попал?
Новоявленный приказчик повесил на дверь красную табличку, означающую, что лавка открыта, пошатал перила крыльца – показалось, что они стали хлипкими от времени, и вернулся на свое рабочее место ждать покупателей.
Урхард говорил, что обычно первые покупатели подтягиваются к обеду. Но кто знает, может, и с утра кто-то придет – всякое бывает.
Андрус прошел за прилавок, сел и стал по слогам разбираться в тексте книги, которую ему дала Беата. Надо было учиться грамоте, учиться писать – не все же быть неучем? Стыдно – девчонка грамотная, а он, взрослый мужчина, нет.