– Их метода, видимо, такова – Сантос поставляет подготовленный материал с настроенными на нейролингвистическое или еще какое подобное программирование мозгами. А вот конкретные установки "настраивают" уже непосредственно в Штатах. Их же там по-разному используют – кого за границей в каком-нибудь воздушном или морском десанте, кого на своей территории в качестве охранников или зондеркоманд. Ты, по-моему, и с теми и с другими уже сталкивался. А "живые мины" они вообще используют избирательно. Так что их применение здесь и сейчас маловероятно…
– А если его припечет? Задействовал же он этих уродов для убийства сестры донны Ларки и ее людей…
– Это не он, а американцы, поскольку их местные кадры из посольства решили, что это "целесообразно для сохранения секретности". Они об этом до сих пор жалеют, поскольку эффект получился прямо противоположный…
– Хорошо. А автоматизированных боевых систем у Сантоса тоже нет? А то ему американские друзья могли их хоть несколько десятков привезти, и эти консервные жестянки – тоже гемор неслабый…
– Про это никто никогда не упоминал. Сантос что – совсем того? Ведь эти автоматические хреновины надо обслуживать, а у него для этого никаких возможностей. Да и не запрашивал он америкосов ни о чем подобном. За это я могу ручаться…
– Ладно, коли так. А о самом главном вы что-нибудь узнали?
– Самое главное – это, по-твоему, что?
– Их пункт назначения. Место базирования на территории США.
– Узнали. Военная база Форт-Браунвуд. Штат Техас, между Эль-Пасо и Хьюстоном. Очень секретная точка, построенная неизвестно во имя чего в 1990-2000-е.
– И что там интересного, на этой базе?
– ВПП высшего класса, чуть ли не пятикилометровая. Базируются транспортные самолеты и несколько стратегических бомбардировщиков. Все транспортные самолеты, прилетавшие за "товаром" к Сантосу, взлетали и садились именно там. Оттуда же "товар" развозится по конкретным местам применения – воинским частям и прочее. Кроме этого там батальон охраны, лабораторный комплекс и правительственный бункер, способный вместить население небольшого города, который, согласно последним данным, законсервирован и не используется. Примерно такое хозяйство.
– После сегодняшнего следующий самолет точно будет?
– А куда они денутся? Вывозить "товар" им все равно надо. Вот только на согласование у них может уйти до двух недель.
– Тогда выходит, что штурм поместья Сантоса придется подгадывать под дату прибытия очередного борта. Ну и планировать заранее захват самолета. Кстати, а чего это пиндосы не пользуются морским транспортом? Приплыли бы солидным конвоем под прикрытием боевых кораблей, погрузили-разгрузили все, что им нужно, и уплыли восвояси.
– Во-первых, это не набеговая операция, как, например, тогда, в Анголе. Тут нужно не просто вторжение в чужую страну, но и захват обширной территории на довольно длительный срок. Прикинь, сколько кораблей и войск надо, чтобы захватить и удерживать порт на период, как ты выражаешься, погрузки-разгрузки, а также на прикрытие транспортных колонн? Ты ведь сам знаешь, что у них (да и ни у кого в мире) сейчас нет возможностей, чтобы перевезти морем и высадить даже бригаду морпехов полного состава. Да и минировано здешнее побережье, ты же про это тоже в курсе…
– Ну да, плюс "неопознанные" подводные лодки и самолеты. Как же, помним, как они пытались отправить на боевое задание авианосец "Рональд Рейган" и он чуть ли не на выходе из порта схлопотал непонятно чью крылатую ракету прямо в полетную палубу. То-то они далеко от побережья никогда не суются и всегда стараются смотать удочки в течение двух-трех дней…
– И ты не забывай, майор, что от ближайшего порта до поместья Сантоса километров сто пятьдесят, да все по непонятно каким дорогам и по местам, где, считай, полное безвластие…
– Это понятно. Получается, такие предположения являются глупыми изначально, поскольку времена не те. Создание условий для захвата самолета нам гарантируют?
– А это уже не наша забота, а хозяйкина. Хотя она обещала, что все будет в ажуре. К тому же на днях Дана должна прилететь. Она и будет координировать финальную стадию операции.
– Ну-ну. Вы только не забывайте, что окончательные цели у нас с вами немного разные. Вам нужны материалы исследований Сантоса, лаборатория, зомбаки и прочее. А нам желательно проникнуть на территорию США и устроить им там похохотать, до полного усеру.
– Про это я как раз помню, майор. Вот только Сантос для нас все же важнее, чем нанесение ущерба америкосам. Все равно глобально с ними без ядерного оружия не разберешься…
Ладно, майор, – добавила Дегтярева, давая понять, что разговор окончен, и, держась за поясницу, тяжело поднялась на ноги. – Поздно уже, а я с этими гадами еще не договорила. Если будет что-то интересное – утром сообщу…
На том мы с ней и разошлись.
Вернувшись в расположение, я с порога увидел, прямо скажем, неожиданную картину – весь личный состав, включая девчонок, сидел за большим столом в служившей нам столовой гостиной особнячка и явно ждал только меня.
На столе я узрел наполненные стаканы с прозрачной жидкостью и разнообразную закуску – открытые мясные и рыбные консервы, местную ветчину с перцем и прочее. Судя по наличию на столе маринованных огурцов и помидоров из числа привезенных нами с собой (стратегический запас!), а также тому, что подчиненные были одеты почти по форме (если тельники и прочие майки в сочетании с камуфлированными портками можно считать за форму), произошло нечто экстраординарное.
– Так, – сказал я. – Старший лейтенант Тупикова, по какому случаю…
И тут я увидел стоящий в конце стола накрытый хлебушком стакан. Причем не каким-нибудь местным изделием из кукурузной или маисовой муки, а российским ржаным сухарем из наших сухпайков. В последний раз я наблюдал такое во вверенном подразделении после гибели Наташки Метельской…
Практически сцена из "В бой идут одни "старики", где мне только оставалось спросить придушенным голосом капитана Титаренко у механика Макарыча: "Кто?"
Но я такого вопроса не задал, поскольку кандидат на роль убиенного Смуглянки у нас нынче был только один….
Так оно и вышло. Оказывается, пока я беседовал по стратегическим вопросам с Дегтяревой, донна Ларка сообщила печальную новость – наш Зиновьев умер-таки в больнице, от обширного внутреннего кровотечения. Организм у него был не особо крепкий, сильно подорванный длительной отсидкой – так что это катапультирование его, по-видимому, доконало. Собственно, катапультироваться не любят и крутые летчики-профессионалы, находящиеся в хорошей физической форме, ведь любое катапультирование неизбежно приводит к травмам и порой очень серьезным. А здесь, да еще с кое-как отремонтированного самолета, кресло никто не проверял лет десять – вообще верная смерть. Да и местные эскулапы те еще "спецы", одно слово – не Военно-Медицинская Академия…
Пришлось мне идти к себе в комнату и облачаться в камуфло с гвардейским знаком на груди, дабы соответствовать моменту.
– Ну что, – сказал я, когда все подняли стаканы со спиртягой. – Помянем нашего покойного товарища. И хотя по прошлой жизни, в которой он носил на погонах большие звезды, мы его не знали, за те недели, что он был вместе с нами, он проявил себя как солдат не хуже других и погиб честной солдатской же смертью…
– А в каком он звании был в прошлой жизни? – поинтересовался Симонов после того, как мы, стоя и не чокаясь, осушили первую. Как я и предполагал, это был слегка разбодяженный спирт, из числа того, что в нашей армии выдают для протирки электрических контактов и оптических осей. У Симонова было какое-то особое, грустно-задумчивое выражение лица, вполне знакомое мне. Летчики и вертолетчики всегда особенно склонны к обдумыванию происшедшего и примериванию обстоятельств прошедших боев на себя. Для них, как ни для кого другого, война – базарная лотерея. Вот они и прикидывают все время – а что, если бы не его, а меня? Интересно, что в глазах сидящей рядом Кристинки Дятловой я особой задумчивости, кроме дежурной скорби, не увидел. Оно и понятно – девочка видела еще мало смертей, и ей, как говаривал Мюллер, наши игры еще нравятся…
– Подполковником он был, – ответил я ему. – А он что – не рассказывал?
– Нет, – сказала сидящая справа от меня Светка, разливая по второй из передаваемого по кругу пузыря. – Он вообще был дядька неразговорчивый, иной раз из него слова лишнего не вытащишь…
– Это оттого, что он в свое время был даже слишком разговорчивым, – пояснил я. – В том числе и на допросах в ГТП…
Все, похоже, все поняли и выпили вторую в полном молчании…
Как говорится, и каждый думал о своей. Ну, или о своем…
– Кстати, – спросил я, хрустя огурцом. – А покойный вообще-то выпивал? А то, может, он на том свете не одобрит подобной тризны по своей персоне?
– Это же обычай, тарищ майор, – сказала Машка. – Так любого погибшего солдата поминать положено. А сам он почти не пил. Говорил, что у него застарелая язва и желудок, потрепанный баландой да хлебом из опилок. Вот поесть он любил, да и табак хороший уважал…
– Стало быть, про баланду он вам все-таки рассказывал, – уточнил я. – А про обстоятельства, в результате которых его занесло в ряды поедателей этой самой баланды, умалчивал? Интересный тип, однако…
– А мы его особо не расспрашивали, а сам он не рассказывал, – сказала Светка. – Кто же про такое спрашивает? От этого же никто не застрахован…
– Что да, то да, от ГТП и вечной мерзлоты зарекаться себе дороже, – сказал я и добавил: – Давайте, товарищи офицеры и сержанты, за то, чтобы нас в эту самую вечную мерзлоту никогда не заносило!
Возражений сей тост не встретил.