* * *
"Родная, отзовись"
"Да, мой милый"
"Я чуть не утоп, слушай"
Шелестящий вздох.
"Прости меня. Простишь?"
"Уже простил. Скажи только, за что"
"Я плохо веду тебя. Да, я тебя то и дело подставляю"
"Пустяки. Сама подставляешь, сама и вытаскиваешь"
Пауза.
"Теперь тебе будет трудно. Тебя направят на галеру"
"Так я и пошёл"
Снова шелестящий вздох.
"Ты пойдёшь. Так надо, мой родной. Эта галера пойдёт в Эдинбург, имея на борту важного посла. Ты доберёшься почти до места уже через восемь дней, это самый быстрый и надёжный вариант"
Первей помолчал.
"Ты уверена, что мне следует добираться до цели именно в кандалах?"
"Не уверена. Знал бы ты, как мне тяжело!"
Рыцарь вдруг засмеялся.
"Ладно, Родная. В конце концов, восемь дней - не восемь лет. Потерпим!"
* * *
Солнце вставало нехотя, будто бы зябко поёживаясь, и впереди людей тянулись длиннейшие, чуть ли не бесконечные тени. Тени уже почти дотянулись до каменной башни, ворота которой вот-вот со скрежетом отворятся, начиная новый трудовой день.
- Эй, вы, свиное отродье! Шевелите костями! - надсмотрщик угрожающе щёлкнул бичом.
Звеня кандалами, колонна невольников продвигалась к городу Треллеборгу, что означает "город рабов". Да, именно здесь в старину викинги продавали свою двуногую добычу.
"Родная, отзовись"
"Да, мой милый"
"Ага, сразу "милый". Упекла на каторгу…"
"Ну родной мой, ну потерпи, ну я и так себя исказнила"
"Ладно, к делу. Что делать дальше?"
"Значит, так. Сейчас вас накормят… если это можно назвать едой. А потом придёт "покупатель", отбирающий гребцов для галер. Вообще-то туда сейчас берут всех подряд, но как сделать так, чтобы тебя сразу взяли именно на ту галеру… подумать надо"
* * *
- Меня не интересуют их моральные качества, ясно? Мне надо набрать сотню здоровенных парней, причём немедленно!
"Покупатель"-отборщик прохаживался между каторжниками, не стесняясь щупал мускулы, кое-кому заглядывал в рот. За ним следовал надсмотрщик, придавший своей свирепой морде почтительность. Кругом стражники в латах. Тычок пальцем, взмах плетью - и ещё один рекрут-гребец выдернут из строя. Рыцарь вздрогнул, когда отборщик ощупал его руки.
- Ты! Вышел из строя!
Закончив сортировку, "покупатель" обратился к отобранным.
- Почтенные господа! - стражники заржали. - Вам оказана великая честь: вы приняты на службу Его Королевского Величества. Сейчас вас накормят от пуза, а после обеда вы отправитесь в небольшую прогулку до Мальмё, где вас уже ждёт не дождётся флот Его Величества. Стража, загоните почтенных господ в их стойла! - стражники снова заржали.
Оказавшись наконец на грубо отёсанных нарах, Первей вытянулся, насколько это позволяли кандалы (каждого из узников приковали к железному кольцу).
"Родная, ты довольна?"
Шелестящий бесплотный плач.
"Ну ты чего? Родная, я пошутил!"
"Та девчонка, Яна, права тысячу раз. Над тобой измываются всякие ублюдки, а я не в силах тебе помочь. И всё из-за меня!"
"Ну перестань, не плач. Ты у меня такая умница! Что случилось, в конце-то концов? Я жив-здоров, еду в Эдинбург за казённый счёт. Но главное - я люблю тебя"
"Даже после этого?"
"Даже после всего. И знаешь, о чём я сейчас мечтаю?"
"О чём?"
"Вот настанет день нашей свадьбы. И вечером ты придёшь в нашу спальню, вся в белом…"
"Непременно в белом?"
"Непременно. Не перебивай мои гениальные мысли! Значит, придёшь, снимешь с мужа - меня то есть - сапоги…"
"Ого!"
"Да, примерно так. И я скажу тебе одно слово…"
Первей выдержал паузу.
"Какое слово?"
"А как ты мне тогда, на люгге: "Раздевайся!!!""
Бесплотный шелестящий смех, не умолкающий долго-долго.
"Нет, ты совершенно невозможен"
* * *
Волны Северного моря оказались ничуть не меньше балтийских, а вернее всего ещё больше. Впрочем, это были лишь догадки Первея, основанные на внутренних ощущениях, исходящих из области желудка, так как видеть море из трюма галеры оказалось невозможно. Сотня каторжников, прикованных к скамьям - по паре на одно весло - стонала и кряхтела, и точно так же стонал и кряхтел весь корабль. Счастье ещё, что дул свирепый норд-ост, и корабль шёл под парусом, как птица, так что в услугах гребцов пока не было нужды. Рыцарь молился в душе, чтобы ветер не переменился на западный, и похоже, молился об этом не он один.
Всё прошло, как и предсказывал Голос. После обеда отобранным каторжникам выдали деревянные башмаки, набитые ветошью - неслыханная роскошь! - выгнали наружу и построили в колонну, и скованные длинной цепью узники двинулись в путь, сопровождаемые щёлканьем бичей конных стражников. Ночевали каторжники в каком-то длинном крепком сарае, при свете факелов и под неусыпным надзором многочисленной стражи, так что попыток побега или бунта не было. На рассвете кандальников опять покормили какой-то бурдой, и вновь погнали по грязной, ослизлой дороге. Дул холодный восточный ветер, промозглая сырость пробирала до костей, и грубая полосатая роба из толстой дерюги казалась сшитой из рыбьей кожи. А к вечеру второго дня впереди показались очертания Мальмё.
Уже в темноте каторжников загнали в какой-то подвал, добротный, каменный, с железными решётками на окнах-отдушинах и окованными железом дверями. И только утром, когда рассвело, их погнали в порт, где на свинцовой воде уже ожидала длинная узкая галера. На пирсе у них отобрали башмаки - зачем башмаки гребцам? - и стали заводить в трюм, снимая с длинной цепи попарно, как рыбу с кукана. Внутри галеры уже глухо звенело железо - гребцов приковывали к скамьям.
Потом был короткий переход через узкий пролив до Копенхавна, где на галеру погрузили припасы и грузы, и наконец, уже ближе к вечеру, на палубу взошёл посол со свитой - но обо всём этом кандальники, запертые в тесноте трюма, могли догадываться лишь по звукам, доносящимся с палубы. Застучал барабан, гребцы налегли на вёсла, и судно двинулось в путь.
Галера шла на вёслах целые сутки, гребли поодиночке, меняясь каждые два часа. Как только миновали мыс Гренен, команда подняла парус, и барабан умолк. Вовремя - непривычный к таким упражнениям рыцарь уже опасался сорвать спину. Гребцы повалились на скамьи и друг на друга, и некоторое время блаженно отдыхали, не обращая внимания на вонь и духоту в тесном промозглом трюме, освещаемом только через две вентиляционные решётки да масляным фонарём надсмотрщика, заросшего бородой по самые глаза зверовидного мужика с ручищами толщиной в ногу нормального человека.
Кормили гребцов, к вящему удивлению Первея, вполне неплохо - каша с постным маслом, жирная немецкая сельдь, вода же была лишь на корме, в бочке, и кандальников обносил ею худенький мальчонка-заморыш, неизвестно за какие грехи попавший на каторгу. Что касается естественных надобностей, то эту проблему каждый решал самостоятельно - точнее, просто ходил под себя.
Ветер всё крепчал и крепчал, галеру раскачивало, в закрытые клапанами из тюленьей кожи уключины вёсел то и дело струйками пробивалась вода.
"Родная, отзовись"
"Да, рыцарь"
"Эта галера не разделит судьбу той люгги?"
Молчание. Долгая, долгая пауза.
"Нет, мой милый. Нет. Потому что это было бы несправедливо"