- Да хрен его знает! С двойным дном этот профессор. Как ты журналистку у него забрал и увёз, будто с ума сошёл. Всех вас, учёных, лечить надо, а не на Карагач пускать. Ехал сюда какую-то книгу искать, а сам по ночам орёт: Лиза, Лиза! В общем, решил - ты у него эту Лизу похитил. Грозился застрелить. Никто серьёзно его не воспринял. А он исчез вместе с резиновой лодкой и жаждой мести. Главное - у Кошкина ружьё спёр.
- Он стрелять-то умеет? - невесело усмехнулся Рассохин.
- По зверю, может, и нет, а по сопернику - легко. - Гохман взглянул как-то подозрительно. - У тебя-то что стряслось?
- Откуда обласок? - вместо ответа спросил Стас.
- У погорельца отняли! - похвастался участковый. - Словили одного! Ну до чего же шустрый! Отстреливался, суконец! Из трёхлинейки. Мотор эмчээсовский навылет, аж поршень выскочил.
- Зовут, случайно, не Христофор?
Усталый Гохман оживился.
- Христофор! Знакомый, что ли?
- Знакомый...
Тот пригляделся.
- Какой-то ты озабоченный, Станислав Иванович.
- Да и ты не в восторге нынче.
- А где твоя... журналистка?
Рассохин сел на землю.
- Можно сказать похитили, на добровольных началах. Давай только без паники.
- Как это - на добровольных? - опешил тот. - Ты что такое говоришь, Станислав Иванович? Что тут произошло? Не Дворецкий ли похитил?
- Она бы ему не далась.
- Кто? Погорельцы?
- В общем, Елизавета - дочь той самой Жени Семёновой, - кратко объяснил Стас. - Я рассказывал, она потерялась.
- Что потерялась, помню! Почему не сказал про дочь?
- Когда бы я тебе сказал?!
- А, ну да... И что дальше?
- Так вот, Лиза приехала сюда искать свою мать. Недавно письмо от неё получила.
- Ты говорил...
- Я его видел: почерк, кажется, не похож... Хотя время всё меняет. Думал тебе показать.
- Стоп! - Гохман побегал возле костра, забыв про усталость. - Мне Кошкин сказал, будто ты... в общем, её убил, Эту Семёнову. Уголовное дело возбуждали! Получился какой-то казус.
- Плевать на казус! - возмутился Рассохин. - Я до сих нор думаю так! Но пришло письмо! И Лиза полетела сюда с Дворецким. Должна была ехать с нашей экспедицией.
- Ну, я сразу увидел: у вас с ней роман.
- Какой роман?! Она даже не догадывалась, что это я... Христя причаливал, чтоб на Лизу взглянуть. Посмотрел и удрал. Короче, я сам Лизе всё рассказал. Может, и зря... За ней скоро пришли двое - муж с женой. Похожи на кержаков, может, погорельцы. И женщина её увела. Пока я с Галицыным разговаривал... Записку вот оставила.
И подал листок Гохману. Тот несколько раз прочитал, изучил бумажку, на просвет глянул.
- Ты уверен - её рука? Она писала?
Стас вспомнил, что и почерка Лизы не знает, никогда не видел. С этой сотовой связью и электронной почтой писать-то можно разучиться.
- Листок из её блокнота, - сказал он.
- Значит, добровольно ушла? А если насильно увели? А записку продиктовали?
- Вряд ли. Заманили и обманули - поверить можно.
- Может, они сговорились с Дворецким? - предположил участковый и потряс головой. - Нет, это уже шиза какая-то.
- Христю трясти надо, если поймали. Он знает, куда увели.
- Ты искать пробовал?
- Сначала вгорячах... Читай: она просит не ходить за ней!
- Говоришь - женщина увела? А где мужик?
Рассохин огляделся.
- Со мной был и недавно ушёл. Ментов за версту чует.
- Связал бы!
- Он вроде заложника остался.
- А если журналистка не вернётся? Тут хоть было с кого спросить!
- Он молчун - не спросишь. Как немой - только кивает. ..
- Ничего, у нас бы разговорчивым стал, - пригрозил Гохман. - Мы бы его, как в гестапо... Что же происходит, Станислав Иванович? У тебя из-под носа уводят... журналистку... Уводят неизвестно куда... А ты мужика этого отпускаешь и сидишь на берегу? Что-то я тебя не понимаю. При всём моём уважении... Ты опытный зрелый человек. К тому же нечто подобное в твоей жизни случалось. Теперь опять похитили?
- Лиза ушла, когда я разговаривал с Галицыным! - возмутился Стас, услышав в словах участкового некую подозрительность. - Она бы и на моих глазах могла уйти! Потому что своенравная, как её мамаша! Христофор знает, куда увели!
Участковый это будто бы принял к сведению, но подозрений в голосе не снял и своего ментовского взора не погасил.
- Ну а полковник где?
- В лагере у амазонок.
Тот посмотрел на другой берег.
- Тоже сам остался? Просто беда с этими... добровольцами!
Рассохин молча достал расписку Галицына. Гохман превратился в немца или оконченного криминалиста. Изучил текст, бумажку и даже почерки сличил с запиской Лизы!
И это возмутило Стаса окончательно, нервы сдали.
- Ты что хочешь сказать? - прорычал он. - Ты на что намекаешь?!
- Да не волнуйся так, Станислав Иванович! - Будто бы добродушно воскликнул сын пленного фашиста. - Там Кошкин с профессором достали, здесь - ты. Какие вы нервные, господа учёные! И что же делать станем?
- Я буду ждать! Почему-то верю им.
- Кому - им? Кто заманил твою... журналистку? И увёл?
- Я молчунам верю. То есть погорельцам.
- Ого! - ухмыльнулся Гохман. - С каких это пор?
- Они меня спасли от смерти.
- И Христофору этому веришь? А он из молчунов, только говорливый. Знаешь, он ведь подтвердил, что ты застрелил отроковицу, которую они прежде у тебя украли.
- Всё правильно, Христя видел, присутствовал...
Участковый огляделся как-то беспомощно и разочарованно.
- Станислав Иванович... Ты что, не понимаешь? Ты же себе срок подписываешь. Кошкин - мужик вечно холостой и потому зловредный. Он хоть баб и терпеть не может, но принципиальный. Грозится дело возбудить по вновь открывшимся обстоятельствам. На убийство срока давности нет, а свидетель теперь есть. Да ладно Кошкин! Тут другие силы вмешались, московские.
Стас мрачно хмыкнул, послушал ласточкин щебет.
- Опять встанет проблема - трупа нет.
- Будет тебе и труп, - пообещал Гохман. - Христофор место захоронения укажет. Сдаёт тебя с потрохами, а ты веришь.
- Повезёт указывать и сбежит. Он уже сбегал так один раз.
- А если не сбежит и будут останки?
- Значит, буду сидеть, - обречённо сказал Рассохин. - Может, и к лучшему.
- А сейчас узнают - Елизавета пропала! Соображаешь? Дочь убитой тобой женщины. И что подумают? Мотивов но горло! У тебя же, кроме записки, ничего... В общем, тебе надо на время смыться!
Участковый завернул автомат за спину и достал топор из-за пояса.
- Как - смыться? - запоздало спросил Рассохин. - В каком смысле?
- В прямом! - он огляделся, что-то прикидывая, и принялся смахивать редкие молодые берёзки. - Давай думай: у тебя времени в обрез!
Ста с понаблюдал, как Гохман одну за одной валит берёзы.
- А это ты зачем?
- Разрубаю вертолётную площадку. Ждём борт с высоким начальством.
- Когда?
- Сегодня после обеда! Соображай быстрее, Станислав Иванович!
- Я тугодум.
Участковый деловито осмотрелся, прикидывая, как будет садиться вертолёт, и принялся смахивать высокие кусты бузины и крушины.
- Лодку я заберу, - между делом сочинял он легенду. - скажу: приехал, а тебя на Гнилой нет. Моторка стоит, а тебя нет. Придумай, где сховаться надёжнее. Ты места знаешь. Лучше всего к амазонкам в лагерь! Они там спрячут мужика - полк МВД не найдёт. И туда никакой ОМОН не сунется. В прошлом году мы всем отделением пробовали взять. Так они знаешь что устроили? - он даже рубить перестал. - Разделись и в чём мать родила на нас пошли! Стыдно признаться, но мы драпали, как немцы... Вот что ты станешь делать против толпы голых баб? А они все молодые, красивые!
Что-то вспоминая, он мечтательно понаблюдал за ласточками в небе, потом смахнул несколько берёзок и распрямился. За рекой, возле лагеря амазонок, завыл лодочный мотор, однако, судя по звуку, лодка ушла по курье куда-то в противоположную сторону.
Когда всё стихло, Гохман продолжил:
- До сих пор думаю, почему красивые чаще всего несчастные? Не от хорошей жизни сюда запёрлись. В принципе, мы не их брать ходили. Баб вообще нам трогать не велят: демократия, свобода... Мужиков давно хотели пощупать, которых прячут. По оперативным данным, половина - беглые алиментщики, половина - сброд. В общем, пришлось отступить. Амазонки своих не сдают. Сховайся у них в лагере.
- Не буду я ховаться! - возмутился Стас. - С какой стати? От кого? От Кошкина, что ли? Или от мести Дворецкого? Я всю жизнь не прятался. Да и не хочу к амазонкам!
Гохман воткнул топор в огарок бревна, сел и уставился в землю.
- Если бы от Кошкина, ладно. Он дурак полный, поэтому его женщины не любят. Слушай, Станислав Иванович... Ты мне скажи, что такое ЦК? У вас в Москве?
- Центральный комитет.
- Нет, про это ЦК я слышал, но его давно упразднили. Теперь есть другой. Этот при каком-то совете, то ли при администрации. Центр какой-то... Но не врублюсь, а у мужиков спросить неловко. Да они и сами толком не знают. Вы там, в Москве, напридумывали всякого, в нашем назьме не разберёшь. Это что за организация? К ФСБ относится?
- Откуда я знаю? А тебе зачем?
- А затем, что область на ушах стоит! В Усть-Карагаче начальства - туча! Жена говорит - полная Сорокинская гостиница. Из этого ЦК прилетели уполномоченные. Будто из-за твоей экспедиции, Станислав Иванович. ОМОН подтянули из УВД. Соображаешь? Что-то готовится.