А как пришел домой – не помню. Утром просыпаюсь, Клава смотрит на меня, как… президент. На министра культуры. А я все-таки уже второй день в большой политике, хитрый стал, говорю ей:
– Клава, а давай закажем, чтоб с тебя слепили статую. Статую Свободы.
Она молчит. Я дальше льстю:
– И поставим ее на видном месте… в нашем огороде.
Смотрю, она оттаивает. А я дальше жму. Уже по Дарвину. Кто настоящий мужчина? Тот, кто встает рано утром, из постели, снимает с себя костюм, ботинки и лезет к своей жене… И Клава простила мне культуру. Правда, из нее выгнала. Так и сказала, вон – из культуры! На телевидение!
Я сразу – пультик в руки и давай щелкать по программам. Сижу, руковожу телевидением. Все просто. Тут главное – кто пальчик на кнопке держит. Нужную кнопку нажал, а там мальчик, уже запрограммированный, говорит, что все честные люди – они воры. А все воры – они честные люди.
Поэтому вора из обвиняемых надо перевести в свидетели. И дальше – из свидетелей – в потерпевшие. Чтобы ему же и возместить материальный ущерб. То есть, если он украл полстраны, то ему надо срочно возместить ущерб и отдать вторую половину.
А Клава все сериал просит. Я говорю, Клава, ну ты же президент, вникай в большую политику. Она: нет, сериал. И отобрала у меня пультик – скинула с телевидения. Перевела в свои пресс-секретари. Соседка спрашивает по телефону, как себя чувствует ваша супруга? И я докладываю:
– С утра рукопожатие моей Клавы было крепкое. А удар сковородой по моей щеке был мягкий. Но мой профиль на той сковороде получился четкий. После этого здоровье Клавы улучшилось, и ее отвезли на "скорой" в резиденцию "Ямки-9". Лечиться и работать с документами. Из документов она взяла с собой паспорт.
А здоровье у Клавы и правда пошатнулось. Потому что, как только она стала президентом, запила сильно.
А как протрезвеет, в отпуск норовит, то в Сочи, то в Карелию. Из отпуска приезжает выпивши. Думу гоняет по квартире. Кот орет от голода. Собачка Клаве вообще импичмент хотела устроить, за руку ее укусила. Но не до импичмента. Потому что попугай помешал, крикнул, гад: "Клава – наш президент!"
А тут как-то к подруге поехала в Долматово, правда, не самолетом, а поездом. Да тут 100 км. Но все равно проспала. В Шадринске только проснулась.
Я говорю, Клава, ты че-то как-то не того. Давай готовь себе преемника. Думаю, кроме меня – некому.
А Клава говорит, преемник уже готов. И тут звонок в дверь. Я открываю, а на пороге – теща. С вещами. Преемник. Фартук Клавин с гербом взяла, перед моим носом потрясла и на себя надела.
Утром говорю Клаве нежно, может, ты погорячилась с преемником, с отставкой? Клава говорит, а я в отставку не пойду. Просто я пойду на повышение. Теперь я не президент, а царь.
И вот я сейчас в большом раздумье, кого на выборах избирать. Или преемника Клавы – тещу? Или плюнуть на них обеих и пойти выбрать себе новую Клаву.
Яичко
Снесла курочка яичко, но не золотое, а простое. Поступило яичко в магазин, а там его взял да и купил Огородов без очереди. Он как раз на работу шел. Думает, съем яичко назло жене, а на обед домой не пойду.
Работа у Огородова была не простая, а золотая, он эротический журнал выпускал, поэтому и любил яички. Приходит он на работу, а там его ждет коммерческое предложение: "Просим срочно явиться в Австралию для передачи опыта аборигенам. Они тоже хотят выпускать эротический журнал".
Надо сказать, что аборигены в природе ходят вообще-то голые. Но одно дело – голая жизнь, а другое – голое искусство. Ну, хочется им посмотреть на себя со стороны. И Огородов был человеком отзывчивым и ответственным, он любил передавать свой сексуальный опыт другим народностям.
Прилетает Огородов в Австралию, его аборигены встречают, в лучшую гостиницу везут, с лучшей кенгурихой знакомят. А кенгуриха и впрямь необычная. Своя сумка у нее застегнута на замок-молнию, а детеныши из хозяйственной сумки выглядывают. Она сумку с детенышами в уголок поставила, легко так, как воробей, к Огородову подпрыгнула, руки на плечи ему положила и в глаза посмотрела томно. Потом хвостом в пол уперлась и задними ногами его за талию обняла. Такая ласковая. И давай в морду его лизать. А потом взяла сумку с детенышами и ускакала в саванну.
Решил Огородов это дело яичком заесть. Только вынул его из кармана, как тут аборигены заходят в шалаш. Не надо, говорят, аппетит яичком портить, мы тебе самого лучшего крокодила на обед приготовили. Вносят они крокодила в шалаш, рулеткой его измерили, показывают: 6 метров 20 сантиметров в длину. Кушай на здоровье. И дают Огородову прибор на одну персону: таз, топор и вилы. А Огородов, честно говоря, уже проголодался и думает, откуда его жрать-то начинать? Решил с хвостика. Думает, отрублю сантиметров 20 от хвостика, и хватит мне на обед. Да и от крокодила ровно шесть метров останется. Размахнулся он топором, как хрястнет по хвостику, крокодил аж подпрыгнул от неожиданности. И проснулся. Топор, конечно, зазубрился и сломался, а хвостик ничего, погнулся только, вверх. Крокодил посмотрел на хвостик, так расстроился, аж слезу крокодилову пустил. Потом слезу смахнул лапкой, съел тазик, топор, вилы, для разминки. Последний глоток сделал и кинулся за Огородовым. Долго они бегали по шалашу. А аборигены стоят у шалаша и хохочут. Это шутка у них такая, усыпить крокодила, горчицей его помазать и гостю подать к столу. Но хоть аборигены и хохочут, а дело знают: фотоаппараты щелкают, камеры снимают. Для будущего эротического журнала. А крокодил уже всю одежду с Огородова содрал и гонит его по саванне.
Загнал крокодил Огородова Афанасия Григорьевича на дерево, а сам внизу когти об дерево точит. Решил, видимо, за добычей на дерево лезть. А дерево, если его измерить, аккурат в высоту шесть метров двадцать сантиметров будет. Огородов на кроне лежит горизонтально, голый, не шевелится, вниз смотрит. А крокодил уже пополз по дереву. Ну, ясно, что конец хвоста от земли ему не оторвать, не кошка все-таки. Он хвостом в землю уперся и держится. Ровно шесть метров в высоту.
Хвостик-то загнут. Двадцати сантиметров до Огородова как раз не хватает.
Но! Огородов-то голый. И мужские принадлежности у него как раз на двадцать сантиметров и свешиваются вниз. И крокодил губами за объект уже касается нежно, но прихватить пока не может. А Огородов в этот момент с дуру кенгуриху вспомнил, и у него увеличение началось. А в этом деле каждый миллиметр важен, не только что сантиметр. Крокодил, конечно, обрадовался, объект сам к нему в рот лезет. Он пасть открыл и ждет. Но Огородов в последний момент перевернулся на спину. Крокодил только в воздух зубами щелкнул.
Аборигены внизу кричат, скачут, фотоаппаратами щелкают, ну, журнал же выходит лучше некуда.
А Огородов чуть успокоился, лежа на спине, думает, поживу на дереве пока, хрен с ним, позагораю. Не может же крокодил на хвосте долго стоять. Начал Афанасий Георгиевич даже в небо смотреть, наслаждаться синевой. И вдруг видит, далеко так в небе точка приближается типа самолета. Подлетела ближе – птица. А птица смотрит, на дереве что-то похожее на гнездо лежит. И главное, кладка в гнезде уже сформирована, из двух яиц. Птица села на Огородова, тот не шевелится, крокодил-то настороже.
И, видимо, взыграло в птице материнское чувство. Решила она эти яйца выпарить. Гнездо она клювом поправила, пару веточек туда положила, лишний пух из гнезда выдернула и села на кладку. Парит.
Огородов хотел птицу из гнезда выгнать. Но шевелиться опасно, крона у дерева такая ненадежная. Тогда он подул на птицу: фу, фу. Птица посмотрела глазом и как тюкнет его в пуп! Больше Огородов не экспериментировал.
А дело – к ночи. Аборигены ушли пленки проявлять, монтаж делать. Крокодил не выдержал. Хвост устал. Спина от горчицы горит, жажда мучает. Пошел он на водоем с хвостом, как у скорпиона, вверх. Огородов осмелел и стал птицу руками отгонять, ногами елозить. Птица встревожилась, почва под гнездом ходуном ходит. И она решила, бог с ним, с самим гнездом, а кладку надо спасать. Вцепилась она когтями в кладку и давай взлетать. И что вы думаете? Взлетела. Здоровая птица. И понесла она кладку вместе с Огородовым в свое гнездо. А сама летит и думает, ну кто это орет под фюзеляжем, громче крокодила орет. Посмотрела, а там мужик какой-то вцепился ей в ноги. Чего ему возле кладки надо? Повредить же может яйца. И она стала клевать его в голову, чтоб он отцепился. А он не отцепляется, только еще крепче орет…
В Сиднее возле аэропорта водоемчик такой есть утиный. На берегу охотники сидят у костра и вдруг смотрят, в вечернем небе птица человека несет. Один говорит, может, это дельтаплан? Второй говорит, тогда уж самолет, кричит так сильно. А третий взял ружье и птицу сбил.
Вышел Огородов на берег из озера вместе с птицей между ног. Она хоть и убитая, а не отпускается от кладки. Охотники как увидели, так все поняли, не первый случай. Помогли они Огородову на родину улететь.
Вернулся Огородов на родину, пришел на работу, хвать – по карманам, а яичка-то нет. В Австралии осталось. Жалко яичка.
Но не такой Огородов человек, чтобы оставлять свои вещи в чужих странах. Он как-то раз презерватив в Америке забыл. Было всего-то два. Один пригодился, а второй в тумбочке остался. И Огородов слетал за ним и домой привез. Жена, правда, ругалась, я ведь тебе два давала, где второй? "Ну, потерял", – отвечал Огородов. А тут – яичко! Как ни крути, а в Австралию возвращаться надо.