* * *
Я не знала, что делать. То, что произошло между мной и Шерьяном, сильно выбило меня из колеи. Нет, ничего совсем уж непоправимого не случилось. И не потому, что я не захотела. Как ни стыдно признаваться, в тот момент разум совершенно оставил меня. Все наставления и поучения родителей о том, как должна себя вести добропорядочная девушка, мигом вылетели из головы. Я способна была лишь растекаться горячим киселем в умелых и на удивление нежных руках мужчины, чуть слышно постанывая от удовольствия. Если бы Шерьян только пожелал, то получил бы от меня все что угодно. Но он не пожелал. Просто встал и вышел, резко прервав свои ласки на самом интересном месте. И сейчас я не знала, как отнестись к его поступку. С одной стороны, мне было обидно. Действительно обидно от того, что он не продолжил. Я не понимала причин этого. Неужели Шерьян разочаровался во мне? Понял, что я его не привлекаю как девушка, и потому поспешил ретироваться? От этой мысли в груди поднялась жаркая волна негодования и стыда, и я с головой спряталась под подушку, чтобы в темноте пережить свое унижение.
Но с другой стороны... С другой стороны, я была ему благодарна. Слишком легко в горячке натворить бед. Но вот только с последствиями необдуманного поступка придется мириться всю оставшуюся жизнь.
Покоя не давала также мысль о Гвории. Как мне ему в глаза после всего произошедшего смотреть?
"Как обычно, – насмешливо шепнул внутренний голос – Тефна, ты не давала ему клятв верности, вы не помолвлены и не обменялись обручальными браслетами. Ты – свободная девушка и вольна поступать, как вздумаешь. По-твоему, он с Дорией в ладушки играет, когда остается с ней наедине? В любом случае, кажется, совсем недавно ты обещала, что более никогда его не увидишь. Неужели передумала?"
Я насупилась. Язвительные замечания голоса рассудка больно резанули по моему самолюбию. Впрочем, так ли я хочу теперь ехать к гномам? Ведь это будет означать, что несколько лет я не увижу не только Гвория, но и Шерьяна, а значит, и не узнаю, что послужило причиной его странного поступка. Фу, какие глупости, конечно, хочу! У меня уши гореть начинают, как подумаю о произошедшем. К гномам, только к гномам! Еще пару деньков, пока приступы слабости не пройдут, и в путь.
Я горестно вздохнула и осторожно посмотрела одним глазком из-под одеяла. Убедилась, что в комнате по-прежнему никого нет, и только тогда высунула голову полностью. Ладно, Тефна. Что было, то было, этого уже не исправишь. Хватит переливать из пустого в порожнее. Пора начинать действовать и готовиться к путешествию!
Едва я так подумала, как в дверь негромко постучали. Я замерла. Зарыскала глазами по прикроватному столику, выискивая, чем бы запустить в Шерьяна. Нет, вот наглец-то! Сначала малодушно сбежал, заставив меня сгорать от стыда. А не прошло и получаса – как вернуться надумал.
Мой выбор остановился на тяжелой глиняной кружке, в которой еще плескались остатки молока. Отлично, как раз то, что надо.
– Войдите, – промурлыкала я нежным голоском, задумчиво взвешивая в руке увесистый снаряд. Ну, Шерьян, и не надейся, что я промахнусь.
К счастью, я успела остановить свой бросок в самый последний момент, поскольку в комнату вместо храмовника заглянул невысокий сухонький старичок с окладистой длинной бородой.
– Добрый день, – поздоровался он и с удивлением покосился на мою отведенную за голову руку, в которой красовалась кружка.
– Э-э-э... Добрый, – промямлила я, торопливо ставя несостоявшееся метательное орудие на стол. Покраснела и зачем-то принялась неуклюже объясняться: – Вот, попить захотелось. Жарко сегодня.
– Понятно, – недоверчиво протянул старичок. Не удержался и добавил с ехидцей: – Впервые вижу такой странный способ утолять жажду.
Я промолчала, в один миг сравнявшись цветом со спелым наливным яблоком. Нестерпимо захотелось вновь нырнуть под одеяло, закрыть глаза и никогда больше не вылезать на белый свет.
– Меня зовут Иркший, – вздохнув, милостиво сменил тему разговора старик. Одернул длинную потрепанную рубаху и наконец-то вошел в комнату, смешно косолапя. – Я хозяин этого дома.
– Приятно познакомиться, – буркнула я. – А я Тефна.
– Знаю, Шерьян говорил. – Иркший кивнул, подходя ближе. – Вот, пока он в озере купается, решил парой слов с тобой перекинуться. Уж больно интересно было, о ком столь важные люди так усердно заботятся.
– Какие важные люди? – мрачно переспросила я. – Шерьян с Гворием, что ли? Мерзавцы они последние и гуси надутые.
– Индюки, – машинально поправил меня старики тут же испуганно шикнул, оглянувшись на оставшуюся открытой дверь. – Тихо ты! Кто же такими словами разбрасывается? Знаешь ли, есть люди, с которыми очень опасно ссориться.
– Как ни странно, знаю, – пробормотала я, невольно потерев грудь, в которой после бурной сцены с Шерьяном вновь поселилась тупая ноющая боль.
– Не расскажешь, что с тобой случилось? – полюбопытствовал Иркший, заметив мое движение. – Долгонько уже в кровати валяешься. Я у Шерьяна спрашивал – тот молчит, только лыбится нехорошо как-то. Неужто он обидел? Ты скажи, я ему тогда все уши пообрываю!
– Вы? Ему? – Я скептически хмыкнула. – Скорее, наоборот.
– Почему наоборот? – искренне удивился старик, тяжело опускаясь подле кровати на стул. – Коли не знаешь, то это мой младший братец.
Я закашлялась от столь неожиданного признания. Затем внимательно посмотрела на Иркшия, пытаясь сообразить, сколько ему лет. По всему выходит, никак не меньше семидесяти, если не больше. Это какая же у них разница в возрасте?
– Пять лет, – уведомил меня старик, без проблем прочитав мои мысли на лице. – Ему восемьдесят, мне, сама понимаешь, чуток побольше. Правда, хорошо выгляжу? Это у нас семейное. До самой глубокой старости бодрячками бегаем.
– Особенно Шерьян отлично сохранился, – с недоверием протянула я. Нет, быть этого не может. Наверное, Иркший все же подшутил надо мной. Шерьян выглядит максимум на тридцать пять, с огромной натяжкой – на сорок. Мыслимо, чтобы я ошиблась в своих предположениях вдвое?
– Да мы не родные братья. – Старик скорчил забавную гримасу. – Названые. В храм бога-сына только круглых сирот берут, коли не знала.
Я нахмурилась. Кажется, в прошлом году Шерьян упоминал нечто подобное.
– Наши родители соседями в деревне были, – торопливо продолжил свой рассказ старик, почувствовав мой интерес – Завсегда друг другу помогали. Покос – вместе ставить, огород – вместе полоть, скотину – вместе пасти. Удобно ведь. Я Шерьяна еще голоштанным помню, когда он только вопить да под себя ходить умел. А потом беда случилась. Ему еще года не исполнилось, когда дом ихний заполыхал. Сушь страшная в том году стояла, вот все как сухой мох вспыхнуло. Никто выбраться не успел. Видать, дверь заклинило или домовой не ко времени зло пошутковать решил. Только мать каким-то чудом умудрилась Шерьяна из окна выкинуть.
Старик тяжко вздохнул и почесал кончик длинного крючковатого носа.
– Мы и сами-то едва не сгорели, – шепотом признался он. – Ох, еле-еле огонь остановили. А батя мой Шерьяна, считай, из самого пламени достал. Чудо, что вообще его писк услыхал. Посидел с матушкой, подумал да решил себе сиротинушку оставить. Мол, где пять детей, там и шестой приживется. Ан нет, уже через неделю в деревню храмовники заявились. Сказали, что ребенка себе заберут. Мол, способности у него определенные есть.
Иркший подвинулся ко мне ближе и совсем тихо закончил свой рассказ:
– Я сам-то в те годы совсем малым был. Бате заплатили хорошо тогда, вот он и рассказывал при каждом удобном случае об этом. Я и не узнал Шерьяна, когда он меня разыскал. К тому времени я один из семьи остался – все остальные умерли во время мора. Сам удивился, когда узнал, что он и есть тот чумазый мальчонка, который едва в огне не погиб. Впрочем, кто знает, чем маги молодость поддерживают. Какие молитвы в своих храмах богам возносят.
– Скорее, сколько жертв на алтари кладут, – мрачно отозвалась я.
– Может, и жертв. – Старик равнодушно пожал плечами. – Я в дела братца не лезу, он в мои нос не сует. Ежели беда какая – тогда поможем друг другу, как же иначе. А так – не обессудь.
– То есть если он меня убить захочет, то вы просто в сторонке стоять и смотреть будете? – на всякий случай переспросила я, подумав, что не так поняла собеседника. – А как же обещание Шерьяну уши оборвать, если это он меня обидел?
– Уши оборву, если в моем доме обидел, – жестокосердно пояснил Иркший. – У нас уговор – он меня в дела своего храма не вмешивает. Пожелает тебя упокоить – милости просим за ограду, да подальше, чтобы куры от криков нестись не перестали. А ежели тут руку поднимет – мигом оглоблей промеж лопаток получит. У меня сердце слабое, я таких страстей видеть не хочу!
Я брезгливо поморщилась. Было в словах старика что-то настолько мерзкое и противное, будто в чан с нечистотами целиком окунулась. Мол, моя хата с краю, ничего знать не желаю. Странно, отец Иркшия по рассказу выглядел вполне достойным человеком, раз уж полез в огонь спасать соседского ребенка. Неужели он так плохо воспитал родного сына?
– А, Иркший, вот ты где, – раздался от дверей знакомый голос. Сердце у меня моментально ухнуло в пятки, и я с трудом удержалась, чтобы не залезть не то что под одеяло – под кровать.
– Решил гостью проведать. – Старик с готовностью повернулся к брату. – Скучно мне стало. Пришел с деревни, глядь, ты в озере бултыхаешься. И чего только тебя туда понесло? Знаешь ведь, что там водяной живет. Хоть и мирный, но кто знает, что у нечисти на уме.
– Для того и полез, – несколько смущенно отозвался Шерьян, прислоняясь плечом к дверному косяку. – Отвлечься немного захотел, косточки размять. Да поговорить с ним по душам. Жаль, что не вышло.