Убедившись, что с ними все в порядке, Рив отыскал на столе Дивестулаты колокольчик и позвонил. На звонок явился дворецкий, встревоженный поздним звонком, и страшно испугался, увидев, что произошло в кабинете.
- Я - Рив Справедливый, - сообщил ему Рив. - Перед смертью Кельвин Дивестулата признался мне в совершенных им преступлениях, и в частности в том, что получил право на владение этой усадьбой в результате самых бесчестных махинаций. Он признался также и в том, что беззащитную женщину и законную хозяйку этого дома, вдову Гюшетт, превратил в свою жертву, жестоко мучил ее и удовлетворял с нею самые свои грязные желания. Он признался, что бросил в темницу и подверг ужасным пыткам моего родственника, Джиллета из Предмостья, не имея на то никаких законных оснований. Я готов под присягой передать членам городского магистрата признание Кельвина Дивестулаты и сообщить им, что он был убит с моей помощью и при попытке убить меня самого. С этой минуты вдова Гюшетт вновь становится хозяйкой своего дома и всего своего имущества, а также слуг и арендаторов. Если же ты и те, кто у тебя под началом, откажетесь должным образом служить ей, вам придется отвечать и перед судом, и передо мною, Ривом Справедливым. Ты понял меня?
Дворецкий, разумеется, мгновенно все понял. Слугами у Дивестулаты были люди хотя и очень молчаливые, но весьма неглупые и умелые; возможно, кое-кто из них и принадлежал к категории изгоев, но глупцов среди них не водилось. Так что Рив мог вполне спокойно оставить бесчувственных Джиллета и вдову на полу в кабинете; там они были в полной безопасности.
Вот только они никогда больше его не видели.
Как и обещал Рив, он незамедлительно переговорил с членами городского магистрата. И уже ранним утром те прибыли в усадьбу с отрядом пикейщиков и с целым ворохом судебных постановлений. Они подтвердили, что получили свидетельские показания от Рива Справедливого, и занялись просмотром гроссбухов Дивестулаты, в результате чего тут же получили реальные доказательства того, что сказал им Рив. Ну а Джиллет и вдова подтвердили остальное. Но сам Рив исчез и больше в Предмостье не появлялся. Вместе с его исчезновением закончилась и та история, что заставила его прийти туда. И теперь о нем рассказывали уже совсем другие истории.
В общем, все было так, как и всегда, раз дело касалось Рива Справедливого.
Сразу же после окончания судебных слушаний из жизни Джиллета навсегда ушла и вдова Гюшетт. В тот страшный час именно она освободила Джиллета из оков, вывела из темницы и практически на себе притащила в кабинет Дивестулаты, дабы он мог совершить свой первый и последний в жизни настоящий подвиг. Однако же, как она говорила и прежде, после смерти любимого мужа она не пожелала снова выйти замуж; а после того, что сделал с нею Кельвин Убивец, даже видеть рядом с собой мужчин не могла. Правда, чтобы как-то отблагодарить Джиллета, она полностью выплатила его долг ростовщику. А затем закрыла для него двери своего дома. Как, впрочем, и для всех других представителей противоположного пола с их приворотными зельями и надеждами завоевать сердце хорошенькой вдовушки. В скором времени большой господский дом превратился в своего рода приют, где попавшие в беду, а порой и совсем пропащие женщины всегда могли обрести кров и хлеб и прибегнуть к помощи вдовы; а больше там никого не привечали.
А Джиллет, сперва уверенный - и, возможно, искренне, - что будет любить вдову Гюшетт до конца дней своих, вдруг обнаружил, что совершенно по ней не тоскует. Да если честно, он и Рива Справедливого старался не вспоминать. В конце концов, что у него, бедного крестьянина, с ними общего? Вдова слишком богата, а Рив слишком суров и строг. К тому же Джиллет считал, что и так выиграл немало: историю о своем приключении и понимание того, сколь велика сила воображения.
В тех историях, что рассказывали о нем и Риве Справедливом, упоминалось, разумеется, что это именно он, Джиллет из Предмостья, нанес страшный удар Кельвину Убивцу и сразил его наповал.
И теперь воображение подсказывало Джиллету, что Рив Справедливый все-таки приходится ему родственником.
Терри Пратчетт
МОСТ ТРОЛЛЕЙ
(Перевод А. Жикаренцева)
С гор дул пронизывающий ветер, наполняя воздух острыми ледяными кристалликами. В такую погоду волки из горных лесов спускаются в деревни, а в глубине чащоб взрываются замерзшие деревья.
В такую погоду все нормальные люди сидят дома, перед своими очагами, и рассказывают друг другу древние предания про героев.
Лошадь была очень старой. И наездник был стар. Лошадь выглядела ходячей стойкой для швабр, а человек не падал с ее спины лишь потому, что даже на это у него не было сил. Несмотря на жалящий ветер, всадник был облачен лишь в крошечный кожаный килт. Плюс грязная повязка на коленке.
Всадник вынул изо рта отсыревший окурок и затушил его о ладонь.
- Ага, - сказал он. - Мы почти на месте.
- И что дальше? - отозвалась лошадь. - Почти на месте… А вдруг у тебя снова голова закружится? И твоя спина… Она тебя опять подведет, а меня сожрут. Я на тебя очень обижусь.
- Ничего такого не случится, - пожал плечами всадник.
Он кряхтя спустился с лошади на холодные камни и подул на пальцы. Немного согревшись, всадник вытащил из притороченной к лошади поклажи зазубренный, как тупая пила, меч и сделал пару пробных выпадов.
- Мастерство не пропьешь, - поморщился он и прислонился к дереву. - Проклятье, этот меч с каждым днем становится все тяжелее…
- Знаешь, завязывай-ка ты, - посоветовала лошадь. - Тебе давно пора на пенсию. В твоем-то возрасте шастать по горам… Неправильно это.
Всадник страдальчески закатил глаза.
- Чертов аукцион… Никогда не покупай то, что раньше принадлежало волшебнику, - покачал головой он, обращаясь к ветру. - Я осмотрел твои зубы, проверил копыта, а вот послушать тебя как-то не сообразил.
- Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь… - философски откликнулась лошадь.
Коэн-Варвар продолжал опираться спиной о дерево. Он не был уверен, хватит ли у него сил снова выпрямиться.
- За свою жизнь ты, должно быть, немало сокровищ накопил, - продолжала лошадь. - Мы могли бы поехать к Краю. Как тебе такая мысль? Там, кстати, тепло. Нашли бы себе уютный пляж, построили дворец… А, что скажешь?
- Нет у меня никаких сокровищ, - ответил Коэн. - Что-то потратил. Что-то пропил. Что-то роздал. Нету, в общем.
- Но на старость ты же должен был откладывать?!
- Честно говоря, я никогда не думал, что доживу до старости.
- Однажды ты умрешь, - сказала лошадь. - Может быть, даже сегодня.
- Знаю. Зачем, по-твоему, я сюда приехал?
Лошадь повернулась и посмотрела вниз, в ущелье. Тракт был изрыт колдобинами, а сквозь булыжники уже начали пробиваться молодые деревца. Со всех сторон тракт окружал лес. Через несколько лет никто и знать не будет, что здесь когда-то была дорога. Похоже, об этом уже никто не знает…
- Так ты ехал сюда, чтобы умереть?
- Нет. Но есть кое-что, что я всегда хотел сделать. С самого детства.
- Да?
Коэн попытался выпрямиться. Ноги его хрустнули и заскрипели, сухожилия запульсировали алыми всполохами.
- Мой отец, - прохрипел он, но тут же взял себя в руки и уже нормальным голосом продолжил: - Мой отец как-то сказал мне…
Тут ему опять пришлось прерваться, чтобы глотнуть воздуха.
- Сынок, - подсказала лошадь.
- Чего?
- Сынок, - повторила лошадь. - Так все отцы обращаются к своим сыновьям, когда намереваются поделиться с ними какой-то мудростью. Известный факт.
- Вообще-то это мое воспоминание, если ты вдруг не заметила.
- Прости.
- Так вот… Сынок… Ладно… Допустим, так и было… "Сынок, - сказал он, - если в схватке один на один ты сумеешь победить тролля, считай, ты можешь все на свете".
Лошадь непонимающе моргнула. Потом повернулась и опять глянула вниз, на поросший деревцами тракт, ведущий через мрачное ущелье. Внизу был каменный мост.
У нее появилось некое кошмарное предчувствие.
Она нервно переступила с ноги на ногу, бряцнув подковами о крошащийся булыжник.
- А может, лучше к Краю? - предложила она. - Там тепло…
- Нет.
- И вообще, что толку убивать тролля? Ну, убьешь ты его и что получишь?
- Мертвого тролля. В этом весь смысл. Кроме того, вовсе не обязательно его убивать. Главное - победить. Мы будем биться, как мужчина с… троллем. Если я этого так и не попробую, мой отец перевернется в своем погребальном холме.
- По-моему, ты говорил, что именно твой отец выгнал тебя из родного племени, когда тебе было всего одиннадцать?
- И правильно сделал! Он научил меня крепко стоять на ногах других людей. И нелюдей тоже. Иди-ка сюда…
Лошадь приблизилась. Коэн ухватился за луку седла и наконец-то выпрямился.
- И ты собираешься биться с троллем?! - хмыкнула лошадь.
Коэн пошарил в котомке и вытащил мешочек с табаком. Ветер яростно вгрызался в его спину, пока он сворачивал новую тощую самокрутку.
- Собираюсь, - наконец ответил Коэн.
- И ты тащился в такую даль только ради этого?
- Пришлось, - откликнулся Коэн. - Когда ты последний раз видела мост, под которым жили бы тролли? Когда я был молод, таких мостов были сотни, тысячи. А теперь троллей больше в городах, чем в горах. Жиреют там, тепло им, хорошо… Неужели мы за это сражались? Все, хватит разговоров, поехали.
По зажатой между высоких гор долине, среди снегов, бурлила мелкая, предательская речушка, через которую был перекинут мост. Вот в таких-то местах и живут…