Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.
И даны ему были уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.
И дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана ему была власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.
И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.
Кто имеет ухо, да услышит.
– Ничего не понял, прости… – тихо сказал Вольфгер, потрясённый мрачной красотой древнего текста, особенно торжественно прозвучавшего в ночном лесу над мерцающим костром.
Видно было совсем плохо, но монах, видимо, помнил Евангелие наизусть, поскольку переводил по памяти, почти не заглядывая в книгу.
– Что же тут непонятного? – удивился он. – Грядёт пришествие Антихриста, знаки уже явлены, ты их тоже видел. То новое, о чём говорил гоблин, и есть зверь из моря. Обрати внимание, его послом выступил не человек, Божья тварь, а гоблин, некая бледная тень Антихриста, один из мелких слуг и подручных его. И это – не случайно. Он тща-а-ательно выбирает себе слуг.
– Постой, постой, – попробовал спорить Вольфгер, – у тебя получается, что все нелюди – прислужники Дьявола? Вот Карл – вербэр, так, по-твоему, он что, тоже не Божья тварь? Прости Карл, я не хочу тебя обидеть.
– А я не знаю! – запальчиво воскликнул монах. – В Писании ничего не сказано про оборотней!
– Тут-то ты и попался, – ухмыльнулся Вольфгер, – в Писании много про что не сказано, например, нет ни слова о папской курии в Риме. Значит, она тоже…?
– Не смей так говорить! – взвизгнул монах, – не богохульствуй! Тем более, в такое время, когда, может, решаются судьбы мира!
–Успокойся, ты вопишь на весь лес, – оборвал его Вольфгер. – тебе незачем так нервничать, я и в мыслях не имел хулить твоего Бога.
– Твоего? – потрясённо переспросил отец Иона, – значит, ты…
– Разумеется. А ты не знал? Я давно уже не верю в поповские сказки и в то, что отпущение грехов или кусочек святости можно купить за деньги. Я, как учили греческие философы, агностик. Я верую, но по-своему. Верую в некую надмировую сущность, которая управляет нашим бытием, но не понимаю, зачем ей, всеведущей, мудрой и равнодушной, жалкие молитвы, жертвоприношения и разукрашенные молитвенные дома.
– Это ересь! Ты раскаешься в ней, и очень скоро!
– Возможно, но пока ты не убедил меня. Оставим на время теологию. Давайте лучше обсудим слова нашего гостя. Например, как вы думаете, кто всё-таки послал его?
– И думать нечего, – буркнул монах, – он – от врага рода человеческого.
– То есть от Дьявола? – переспросил Вольфгер, задумчиво шевеля веткой угли в костре. – А почему ты так решил?
– Чем ты слушал? – раздражённо сказал монах, – я же читал тебе Писание. Зверь из моря!
– А почему из моря? – удивился Вольфгер, – где у нас тут море?
– Ну, просто так говорится… – смутился отец Иона, – в конце концов, это неважно, из моря или не из моря! Главное, что сорваны печати, Он сошёл на землю, и предстоит воистину последняя битва! Даже гоблин почувствовал Его силу, а эти твари умеют различать зло. Заметь, они уже покинули наш мир, этот был последним!
– Ты сказал, что "дана ему власть действовать сорок два месяца", это почти три года, значит, у нас ещё уйма времени!
– Но мы же не знаем, когда произошло сошествие, – возразил монах. – Судя по тому, как нарастают злые приметы, времени у нас гораздо меньше, чем ты думаешь, надо спешить!
– Господин барон, позвольте спросить, а то я кое-чего не понял, – внезапно подал голос промолчавший почти весь вечер Карл.
– Да? – обернулся к нему Вольфгер.
– Гоблин передал слова своего временного хозяина: "Вольфгер фон Экк, ни в коем случае не прекращай начатое тобой дело, оно гораздо важнее, чем ты думаешь", так?
– Так… – кивнул Вольфгер.
– Отец Иона утверждает, что гоблин – мелкий прислужник Сатаны, стало быть, он говорил от его имени, так?
– Говори дальше, – пробормотал Вольфгер, холодея.
– А раз так, выходит, что он считает вас, господин барон, тоже своим подручным. Иначе говоря, вам, а, значит, и нам предстоит действовать в интересах Сатаны. Я правильно понял?
– П-получается – правильно… – пробормотал Вольфгер. – Что скажешь, святой отец?
– Спаси и сохрани нас от этого Господь! – перекрестился дрожащими пальцами монах.
– Что будем делать?
– Как решили, надо идти к архиепископу! – не подумав, бухнул монах.
– Ага, придём, всё расскажем, и тут же окажемся на дыбе… Карла сожгут сразу, мне, как благородному, отрубят голову на рыночной площади церемониальным мечом, ну, а тебя, не знаю, наверное, сошлют в какой-нибудь горный монастырь, запрут в каменном мешке до самой смерти.
– Если надо, мы должны принять и эту муку! – осенил себя крестным знамением монах.
– Принять муку мы всегда успеем, – пробурчал Карл. – А по-моему, сначала нужно сделать то дело, которое собирались, надо всё-таки постараться понять, что происходит в нашей богоспасаемой Саксонии.
– Молодец, Карл, – хлопнул его по плечу Вольфгер. – В самую точку. Давайте всё-таки постараемся сначала сами разобраться, что происходит. Начинай, отец Иона.
– Н-ну… Понимаете… Я и сам-то не очень… – забормотал монах и опять открыл Евангелие. Вот, слушайте:
Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии своём".
И дальше:
О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один;
Понятно, что люди ждали Второго пришествия, как и было сказано в Евангелии, ещё при жизни Его учеников, однако… Потом стало ясно, что эти фразы в Евангелии понимали буквально, а надо понимать иносказательно. Толкований было множество, однако, большинство склонялось к тому, что нужно ждать тысячного года. Тысячный год прошёл в страшном ожидании. Летописи гласят, что люди бросали свои мирские дела, возводили храмы и гробницы, раздавали своё имущество, страх и уныние воцарились на земле. Но Второго пришествия не случилось и тогда, – отец Иона вздохнул, – сын мой, у нас совсем не осталось вина? Ага, спасибо… Так, о чём я? А, ну да… Прошёл тысячный год, наступил тысяча первый, и кому-то пришло в голову, что, наверное, даты посчитали неправильно, ведь Его распяли в возрасте тридцати трёх лет, значит, тысяча лет истечёт в тысяча тридцать третьем году… Люди получили ещё одну передышку. И вот пришёл тысяча тридцать третий год, и опять были явлены зловещие знамения, опять начались приготовления к концу света, и опять церковь, чего уж там греха таить, получила изрядную толику золота и отписанных на неё земель. Но род людской опять выжил. Церковь тогда утверждала, что ей удалось отмолить у Спасителя ещё немного лет земной жизни, теперь до тысяча шестьдесят шестого года, ибо шестьдесят шесть – число Антихриста…
В общем, постепенно Второе пришествие как-то позабылось. Войны, болезни, рождения, смерти – всё это заслонило опасность конца света, которая казалась всё более и более призрачной. Над священниками, угрожающими скорой божественной карой, стали посмеиваться. Потянулись годы, которые складывались в века…
Я думал, что следующим годом, в котором люди вспомнят о пророчествах откровения Иоанна Богослова, будет 1666 год, до которого я не доживу, но вышло по-другому… Светопреставление оказалось гораздо ближе, чем мы думали. И нам остаётся только молиться, чтобы Он смилостивился над нами… Людям явлены грозные знаки, но мало кто различает их. Купец говорил, что крестьяне по всей стране склоняются к бунту, они неосознанно чувствуют приближение Антихриста, это он смущает их души. А церковь слаба, как никогда. Богомерзкий Лютер нанёс ей удар в спину, и теперь священники сражаются друг с другом вместо того, чтобы взявшись за руки, своей верой и своими телами защитить пасомых от Диавола… Воистину, пришли последние времена! – монах закрыл лицо руками.
– Постой, отец Иона, ну подожди, – положил ему руку на плечо Вольфгер, не надо отчаиваться раньше времени. – Ну да, знаки явлены, но ведь ничего ещё не свершилось. Возможно, ты толкуешь их неправильно, в конце концов, что мы можем знать о промысле Божьем? Я читал, что земли людей неоднократно поражали моровые поветрия, землетрясения, наводнения, войны, нашествия варваров, и каждый раз летописцы говорили о последних днях мира. Но ведь ни разу не сбылось, а? Не убивайся ты так, мой старый учитель, вот, выпей ещё вина и ложись спать. Утром под ясным солнышком всё будет выглядеть не таким мрачным, правда, Карл?
– Да, господин барон, вы совершенно правы. Позвольте, святой отец, я помогу устроить вам постель. К счастью, дождь перестал, и спать будет не так сыро. Шатёр промок, поэтому лучше ложитесь поближе к костищу, вот ваш плащ, ваш мешок. Спите и ничего не бойтесь. До завтра светопреставление уж точно не наступит, я обещаю.
Монах всхлипнул, ладонью стёр слезы с лица, улёгся на ложе из веток, заботливо нарезанных для него Карлом, завернулся в плащ и через несколько минут засопел.