Отряд, состоящий из двадцати пяти всадников и двух дюжин груженых ослов, растянулся длинной цепочкой по заросшим травой и мелким кустарником пологим холмам, переходившим на юго-западе в отроги Слоновьих гор. В этот день Хамдан ехал замыкающим, и Эврих полагал, что более подходящего момента для откровенного разговора им ещё долго не представится. Тут, во всяком случае, он мог говорить то, что считал нужным, не опасаясь поставить собеседника в неловкое положение, и намерен был воспользоваться этим, даже рискуя показаться излишне навязчивым и назойливым.
- На мой взгляд, лучше быть обиженным, чем обидчиком, - произнес он, испытующе глядя на бывшего своего телохранителя. - Чем, сам того не желая и не подозревая о содеянном, огорчил я тебя до такой степени, что ты не хочешь говорить со мной ни о ранталуках, ни о погоде, ни о Голубом озере? Раньше, помнится, ты не считал для себя зазорным беседовать с чужеземцем о разных разностях и даже, как я слышал, был в числе утверждавших, что меня пригнал в "Мраморное логово" ветер удачи, посланный якобы Богиней счастья - Белгони.
Хамдан заворочался в седле, неприятно пораженный неожиданной прямотой арранта.
Разговаривать им было не слишком удобно: Эврих ехал на приземистом сером ослике, и восседавший на крупном боевом коне телохранитель Газахлара возвышался над ним, как сторожевая башня над привратной караулкой. В связи с этим речь Эв-риха, как он и рассчитывал, прозвучала несколько иронично - отдавил, дескать, заяц волку лапу, а теперь кается. В самом деле, если уж кто из них и имел причины обижаться, так это аррант. Ведь не кто иной, как Хамдан, скрыл от него, что они выручили из беды дочь Газахлара! Эврих, впрочем, тоже утаил от телохранителей найденный в кошеле одного из убитых людей Душегуба чингак, но Хамдан об этом не знал и, стало быть, дулся на него за что-то другое.
- До недавних пор я видел в тебе искусного целителя и любознательного чужеземца, уважительно относящегося к нашим нравам, верованиям и обычаям. Нынче же - ты сам начал этот разговор, так уж не взыщи за откровенность - у меня появились основания считать тебя саккаремским подсылом. А соглядатаев, чьи бы они ни были, не любит никто и нигде, - сухо промолвил телохранитель, стараясь не встречаться с Эврихом глазами, что было совсем не трудно.
- Я - саккаремский подсыл? - переспросил аррант с таким неподдельным изумлением, что Хамдан вынужден-таки был взглянуть на своего чудного собеседника.
- Над чем ты смеешься? Ни для кого не секрет, что Кешо собирается в ближайшее время напасть на Саккарем, и, значит, Город Тысячи Храмов должен кишеть соглядатаями Мария Лаура.
- Ну знаешь, это и называется валить с больной головы на здоровую! Уверен, что Мельсина действительно полна подсылами Кешо, но есть ли люди Мария Лаура в Мванааке - это ещё вопрос, - сказал Эврих, отсмеявшись, и уже без тени улыбки на лице продолжал, вспомнив про Иммамала и его слугу: - Готов допустить, что кто-нибудь из осведомителей шада послан был в Город Тысячи Храмов - собственно говоря, иначе и быть не может - ни один государственный муж не откажется знать, что делается в соседней державе, особенно столь воинственной и могущественной, как Мавуно. Но я, да будет тебе ведомо, никогда не бывал в Саккареме и не понимаю, кто и зачем возвел на меня такую чудовищную напраслину. Хотя погоди-ка, это, верно, Мфано сочинил обо мне очередную небылицу!
- Бывший лекарь Газахлара, лишившийся из-за тебя работы, тут ни при чем. Я знаю: он многократно пытался тебя оклеветать, но о том, что ты служишь Марию Лауру, я слышал из других уст.
- Вот как? Не оскудела, знать, здешняя земля злопыхателями, - с горечью промолвил аррант. Он не сомневался, что горе-лекари, коим перебежал он дорогу, будут и впредь стремиться опорочить чужеземца-соперника, но никак не предполагал, что досужим вымыслам их поверит человек, следивший буквально за каждым его шагом и знавший лучше других обитателей империи. - Кто же оболгал меня на этот раз?
- Шарван. Капитан "Верволики", коему порочить тебя нету никакой корысти, - ответил Хамдан, явно страдая оттого, что ему приходится обличать собеседника, к коему он до недавнего времени относился с величайшей приязнью и уважением.
- Не понимаю, - проворчал Эврих потерянно, - почему Шарван назвал меня саккаремским подсылом? И как ты мог этому поверить?
- Ненавижу лицемеров! И до сих пор не могу взять в толк, почему Газахлар, услышав рассказ Шарвана, не отослал тебя во дворец, дабы не обвинил его Амаша в укрывательстве и содействии заморскому доглядчику. Быть может, у него есть на тебя какие-то виды или же благодарность за исцеление не позволяет выдать врачевателя палачам. Но, как бы то ни было, я бы на твоем месте скрылся на первом же привале, дабы не испытывать нашего терпения и не вводить ни его, ни меня в искус.
- Так я, возможно, и сделаю, - задумчиво пробормотал аррант, начиная догадываться, откуда ветер дует. - Но только после того, как ты расскажешь, что же все-таки открыл вам капитан "Верволики". Он что, наведывался в "Мраморное логово" перед самым нашим отъездом?
- Да, и от души сожалел, что привел тебя в особняк, навлекши тем самым на его владельца опасность неизмеримо большую, чем недуг, от коего ты избавил Газахлара.
- Едва ли Газахлар разделяет твое мнение, - покачал головой Эврих. - Поведай же мне наконец, чем подкрепил Шарван свое ни с чем не сообразное обвинение.
- Изволь. - Лицо Хамдана исказилось так, словно у него разом заболели все до единого зубы. - Ты часто упоминал, что года полтора назад путешествовал по Вечной Степи. А ныне в приморских городах и в Саккареме рассказывают байки о некоем арранте - лекаре и улигэрчи, странствовавшем в тех же местах в окружении не то трех, не то пяти влюбленных в него по уши женщин.
- Та-ак… - протянул Эврих, ощущая пустоту и холод под ложечкой. Значит, сон был вещим, и не ему одному памятны грозившие великой бедой события, происшедшие в Вечной Степи. Кто бы, однако, мог подумать, что рассказ о них получит столь странное толкование и так быстро пересечет море…
- Ты можешь, конечно, возразить, сказав, что на свете немало странствующих аррантов, но, согласись, купцы среди них встречаются не в пример чаще сказителей и врачевателей, в коих женщины, едва увидев, влюбляются без памяти. Хотя ты, как я гляжу, и не пытаешься ничего отрицать.
- Что именно должен я отрицать? - тихо, стараясь не давать воли чувствам, спросил Эврих.
- Если очистить истории о странствующем в окружении женщин арранте от шелухи, то получится, что он, втершись в доверие к Хозяину Вечной Степи, убил его верного советника и помощника - придворного мага, создавшего удивительное оружие, при помощи коего Энеруги Хурманчак объединил кочевников и намерен был покорить Саккарем, - на одном дыхании выпалил Хамдан. - Убийство мага и - главное - уничтожение запасов созданного им чудо-оружия привели к тому, что в ставке Хурманчака произошел дворцовый переворот. Хозяин Вечной Степи был зарезан своими приближенными, которые, передравшись между собой, растащили по клочкам созданное им государство.
- И все это совершил один человек - едущий рядом с тобой на ослике? Ничем не примечательный аррант, который у себя на родине не считается ни выдающимся лекарем, ни тем паче сколько-нибудь сносным певцом? - поинтересовался Эврих, дивясь тому, как людская молва переврала все происшедшее в Матибу-Тагале - возведенной Энеруги Хурманчаком столице Вечной Степи.
- Нет, все эти злодеяния совершил не скромный врачеватель и улигэрчи, а хитроумный саккаремский подсыл, коему, очень может статься, помогала целая армия соглядатаев и опытных убийц. А затем этот подсыл объявился в Городе Тысячи Храмов накануне вторжения войск императора Кешо в Саккарем. Нетрудно догадаться, что привело его сюда и чем окончится для империи пребывание ничем не примечательного внешне арранта в её столице.
Вспыхнувшая было в груди Эвриха ярость потухла, и он лишь криво усмехнулся, машинально коснувшись пальцами изуродовавшего левую щеку шрама, полученного им в день убийства Зачахара. Украдкой посмотрел, на месте ли традиционный тюрбан, защищавший голову его собеседника от нещадно палящего солнца. Поправил свой собственный, дабы удостовериться, что его мозги ещё не сварились и это все ему не мерещится. Он немало читал о зрительных и слуховых галлюцинациях, но до сих пор Всеблагой Отец Созидатель миловал его от подобных напастей. Морок на Хамдана в этом пустынном краю тоже наслать было некому, и оставалось предположить, что тот и впрямь верит всей той дичи, которую только что нес.
- Ты знаешь, почему Газахлар не отправил меня в дворцовые подземелья, дабы мною занялись тамошние палачи? - вопросил аррант и, не дожидаясь ответа, объяснил: - Да потому, что сделал из услышанного от Шарвана совершенно иные выводы, чем ты. А теперь скажи, где сопровождающая меня армия соглядатаев и убийц? Припомни, изъявлял ли я когда-нибудь желание быть представленным Кешо или хотя бы взглянуть на него? И почему, ради Тахмаанга, Нгуры и Мбо Мбелек, ты называешь все, что я будто бы совершил в ставке Хурманчака, злодеяниями? Почему нападение кое-как сплоченной алчностью и страхом орды кочевников на мирных соседей ты почитаешь поступком естественным и едва ли не благородным? Мне-то в душевной простоте мнилось, что, если бы я действительно послан был сюда Марием Лауром прикончить вашего Кешо и не позволить ему напасть на Саккарем, ты, будучи разумным человеком, должен был бы на меня молиться и превозносить как величайшего благодетеля империи. Ибо только одержимый жаждой власти и наживы или же тот, у кого голова вместо мозгов набита навозом вперемешку с соломой, может готовить войну, радоваться войне и воспевать это ужаснейшее из бедствий.