– Истинная правда, ваше высочество! – подхватил старичок с такой готовностью, словно только и ждал этого замечания. Ловким ударом ноги он перевернул кучу игрушек, так что уродец тут же исчез под целым отрядом солдатиков и ворохом кукольных кринолинов.
В тот же миг Марион остро пожалела о сказанном. Ей представилось, как тряпичный зверек валяется где-нибудь брошенный, никому на свете не нужный. Любая из этих прекрасных кукол легко найдет себе хозяйку. А он…
– Ах вы, скверный, злой старикашка! – закричала она на Косорукого Кукольника. – Сами косорукий, и сами ногой пинаетесь! – С этими словами она принялась раскидывать в стороны деревянных солдатиков. Несколько раз ее больно кусали за палец чьи-то деревянные зубы, какая-то кукла ущипнула девочку, а одна тряпичная кошка, неожиданно выпустив когти, оцарапала почти до крови.
Уродец обнаружился в самом низу. Марион быстро схватила его и торжествующе закричала:
– Вот он! Я беру его!..
Теперь старичок смотрел на нее без всякой любезности и даже как будто с неприязнью. От былой изысканности манер не осталось и следа.
– Товар денежек стоит, – скрипучим голосом проговорил он.
– У меня есть деньги! – запальчиво крикнула Марион. – Я вам не голодранка, кстати!
– Один гульден, – прошамкал старичок.
– Вот вам ваш гульден! – И Марион запустила в Кукольника монетой.
Он ловко поймал ее на лету, сунул за щеку и, едва Марион отвернулась, осторожно раскусил, после чего выплюнул скорлупки.
Чем ближе Марион подходила к дому, тем больше ей казалось, что она совершила какую-то ужасную, непоправимую ошибку. Последний квартал она почти бежала.
Дверь распахнула Элиза.
– Где ты была, голубка? Отец уже отправился тебя искать…
Марион плюхнулась у порога прямо на пол, поставив корзину себе на колени.
– Элиза, кто пришел? – слабым голосом крикнула из комнаты мать. Тотчас заревела младшая сестренка Лотта.
– Это Марион, это наша девочка вернулась, – сладко отвечала Элиза. Лотта продолжала плакать. Мать больше не проронила ни звука.
– Элиза… – жалобно проговорила Марион. – У меня ножки устали. Сними с меня башмачки…
Посмотрев на огорченное лицо девочки, проворчав: "Обокрали тебя, что ли, голова бедовая", кухарка ушла с башмачками на кухню. Марион продолжала сидеть неподвижно. Она шевелила пальцами босых ног и безучастно смотрела в стену.
Спустя недолгое время звякнул дверной колокольчик. Вернулся отец.
Марион нащупала в корзинке лоскутного зверька, стиснула его пальцами и прижала к груди. Отец молча приближался к ней.
Марион медленно встала.
– Ну, – произнес отец, – и где же ты была?
– Где ты сказал, – ответила Марион тихо, – на ярмарке…
– Странно же ты ходила за покупками, если ни в рыбном, ни в мясном, ни в зеленном тебя не видели.
Марион предприняла слабую попытку оправдаться:
– Ну, я сперва хотела поискать в другом месте.
Отец поднял брови.
– И много ль нашла на гульден?
– Ну… Вот. – Марион протянула ему тряпичного уродца.
На миг отец потерял дар речи. Марион даже испугалась за него:
– Папочка, тебе плохо?
Страшным свистящим шепотом отец спросил:
– ЧТО ЭТО?
Марион успокаивающе ответила:
– Как ты велел, папочка…
– А что я велел? – прошелестел отец.
– "Что-нибудь"…
– Что-нибудь? – переспросил он еле слышно и вдруг взревел: – Ч Т О – Н И Б У Д Ь?!!
– Не надо! – взвизгнула Марион, но было поздно. Отец вырвал у нее зверька, запустил им в стену и крепко ухватил дочь за ухо. Рыча что-то невразумительное, потащил ее в чулан. Ухо пугающе хрустело, перед глазами плавал мрак, ноги заплетались.
Наконец дверь чулана захлопнулась, и Марион осталась одна в темноте.
Спустя какое-то время пришла Элиза с кувшином воды и сказала:
– Отец очень сердится, а матушка даже всплакнула. Эх ты, голова бедовая! На что гульден-то истратила?
Не отвечая на вопрос, Марион сказала насморочным от долгого плача голосом:
– Элиза, голубушка… Там у двери валяется такой тряпичный Что-Нибудь. Принеси мне его сюда…
Элиза в сердцах шмякнула дверью и удалилась. Марион уж и не знала, на что надеяться, когда дверь снова отворилась и в темноту влетело что-то мягкое.
Марион схватила зверька, крепко-крепко прижала его к груди и залилась горючими слезами.
– Одни неприятности мне от тебя, – пожаловалась она.
Ей представилась вся ее будущая жизнь, полная лишений, одинокая и очень-очень короткая. И будет Марион лежать в сундуке – ветошка ветошкой…
От этих мыслей слезы текли из ее глаз все обильнее и обильнее, как вдруг чей-то голос тихо произнес:
– Не плачьте, умоляю, ваше высочество.
Марион покосилась на сундук.
– Это вы? – шепотом спросила она своего соседа.
Привидение, как всегда, отозвалось еле слышным вздохом – берегло силы.
– Это я, – совсем близко проговорил голос – хрипловатый басок.
У Марион похолодели пальцы. Ей показалось, что Косорукий Кукольник каким-то образом проник в чулан. Ведь это он называл ее "высочеством".
– Где вы? – снова позвала Марион.
– Да здесь я, здесь. Переверните меня, пожалуйста, головой вверх, ваше высочество.
Марион машинально перевернула тряпичную игрушку. Лапки-кругляшки шевельнулись. Пуговицы благодарно заморгали.
– Навек ваш должник, ваше высочество. Позвольте представиться! Людвиг-Готфрид-Максимилиан фон Айзенвинтер унд Фимбульветтер.
– Людвиг фон что? – пролепетала Марион.
– Сенешаль его величества короля Ольгерда Счастливого, последние двести лет называемого также Плачевным!
– Ой, – только и сказала Марион.
Глава вторая
Лето заканчивалось, и Зимородок по обыкновению явился в трактир "Придорожный Кит" за мазью от ревматизма для Старины Зозули.
Старина Зозуля вот уже лет сорок как обосновался на здешних болотах и жил там безвылазно, промышляя пушного зверя и засаливая огромные бочки удивительно вкусных грибов. От сходных промыслов кормился и Зимородок, но он-то, в отличие от Зозули, домоседом не был, и круглый год его встречали то здесь, то там.
В "Придорожном Ките" Зимородок появился утром – с убитым оленем на плечах. Хозяйка тотчас приняла у него оленя, и пока Зимородок потягивался и устраивался поудобнее за длинным столом, собственноручно налила ему сидра. Она ждала его и заранее приготовила все, о чем договаривались в прошлый раз: небольшой бочонок воска, два мотка крепких ниток и горшочек, доверху наполненный зловонной зеленоватой мазью.
Зимородок собирался просидеть в "Ките" целый день. Человеком он был малообщительным, но новости ценил и относился к ним серьезно. Всегда лучше заранее знать, не поссорился ли кто-то с кем-то, не сгинул ли кто-нибудь в лесу, и если сгинул, то где, не набрел ли кто на золотую жилу и так далее. Кроме того, ему нравилась стряпня здешней хозяйки.
В полезных разговорах за сидром и олениной прошел целый день.
Сгинули в этом году: Волкогон заеден медведем в Троллевой пади; Одинокий Охотник Волчонок насмерть закусан осами; Драконобой бесследно пропал в Козьей трясине при невыясненных обстоятельствах; а также угорел здешний мусорщик Михей.
Хотя местные жители и считали образ жизни Зимородка бестолковым, но тем не менее всякий нашел время посидеть с ним, вспомнить общих знакомых, рассказать историю-другую. Интересовались и Стариной Зозулей – как, мол, еще скрипит? В ответ Зимородок охотно давал понюхать мазь и добавлял: "Как видишь".
Сколько лет Зимородку, никто не мог бы сказать определенно. Так, средний лесной возраст.
Зимородок был высок ростом, худ и голенаст. Ни роковым красавцем, ни героическим бородачом его не назовешь. Внешность самая обычная, серенькая.
Отдав должное оленине и сидру, Зимородок закурил трубочку и приготовился приятно скоротать вечерок, слушая праздную болтовню и бездельничая. Постепенно он все больше погружался в свои мысли, предвкушая, как завтра на рассвете уйдет в лес, где с каждым днем все беднее хор птичьих голосов, а между деревьями блестят на солнце паутинки. Он и сам не заметил, как по старой привычке принялся насвистывать, подражая то одной птице, то другой. В конце концов хозяйке это надоело, и она сказала:
– Эй, Зимородок, шел бы ты свистеть во двор. Всю выручку мне просвистишь.
– И то верно, – выбираясь из-за стола, молвил Зимородок.
Уже смеркалось. Моросил дождь, поэтому Зимородок устроился на заднем дворе под навесом. За стеной переступали копытами и фыркали лошади. Где-то в темноте звякнуло ведро. Дождь шелестел по крыше, по траве. Под навесом лежала гора яблок, которым в самом ближайшем будущем предстояло превратиться в пироги, сидр, быть запеченными и высушенными.
Из низины уже поднимался туман, а Лягушачий перелесок совсем скрылся из виду. Во влажном воздухе витал горьковатый запах дыма, а еще пахло яблоками и мокрой травой.
Вывеска "Придорожный Кит" была обращена к Прямоезжему Шляхту. Шляхт – он на то и Прямоезжий, чтобы все путешественники прямо по нему и ехали и трактир издалека видели. От Лягушачьего перелеска тоже вилась тропинка, но несерьезная. Поэтому Зимородка и удивило появление на этой тропинке непонятной фигуры.